Андрей Уланов - «Додж» по имени Аризона

Вспыхнула, зубами скрипнула, но села. Я ее еще секунд пять взглядом к стулу попригвождал, потом к попу обернулся.

— Так когда, — спрашиваю, — сможете время и место сообщить?

— Наиболее благоприятное время, — говорит поп, — как я уже сказал, наступит завтра днем. А место… с местом сложнее. Мне нужно будет произвести кое-какие вычисления, но, боюсь, даже в этом случае я смогу получить лишь приблизительные…

— Насколько? — спрашиваю.

— Если боги будут ко мне благорасположены — с точностью до полулиги.

То, что пол, а не целая лига, думаю, это, конечно, хорошо. Вот только сколько в этом «пол»? Помнится, когда я на дерево залазил, замок высматривать, рыжая тоже говорила, что до него две штуки этих самых лиг, а было до него…

— В ваших километрах, — говорит рыжая, — это будет один и еще половина.

Что ж, думаю, это еще куда ни шло. Вполне приемлемый треугольник ошибок, я о местных пеленгаторах был куда худшего мнения.

— И сколько времени, — спрашиваю, — вам, святой отец, на эти расчеты потребуется?

— Ну, — задумался поп, — надеюсь, что до полудня справлюсь.

— Вот и отлично, — говорю. — А я пока прикину, что и как с собой потащу.

— Малахов, — шепчет рыжая, — если ты посмеешь…

Тут уж я не выдержал.

— Господин барон, — Аулею говорю. — Я, конечно, извиняюсь, но не могли бы вы вашу замечательную дочурку куда-нибудь запереть? Часиков так на пятнадцать? А?

— Он, — заявляет рыжая, — не может!

Я на Аулея уставился — а он кивает.

— Дело в том, Сегей, что по нашим законам и обычаям я не могу приказывать ей после того, как она принесла вассальную присягу другому.

— А кому она… — начал я и вдруг соображаю — да это ж она мне эту самую присягу произнесла, то есть принесла. В первый день еще, тогда, во дворе. Ну, р-ры-жая!

— Тогда какого черта, — шиплю на нее, — ты мои приказы не выполняешь?

А она из своего личика такую мордашку невинную скорчила — аж плакать хочется.

— Я?

Нет, святой Илья!

— Ладно, — выцеживаю. — Слушай приказ. Встать, выйти и закрыть за собой дверь с той стороны!

— Как прикажете, мой господин.

— Прошу извинить меня, Сергей, — говорит поп. — Но есть еще одна вещь, которую ей тоже стоило бы услышать.

Рыжая услыхала — шлепнулась обратно. Ну, погоди же!

— Отставить приказ «Выйти», — говорю. — Приказ «Встать» остается в силе. Слушать ты можешь и стоя.

Встала.

— Между прочим, — заявляет, — рыцарю, настоящему рыцарю, не полагается сидеть, когда дама стоит.

Тут уж я улыбнулся, удивленно так на нее посмотрел и даже пару раз глазами похлопал.

— Госпожа Карален, — говорю. — Да где ж это вы тут рыцаря, хоть настоящего, хоть липового, видите? Кроме, разумеется, господина барона? А?

Вот на этот раз я ее умыл. Она даже ответить ничего не нашлась, только уставилась на меня, словно на мне новые генеральские погоны объявились.

А я спокойненько так к попу поворачиваюсь и спрашиваю:

— Так что у вас там за дело, которое моей подчиненной услышать необходимо? Надеюсь, не слишком долгое, а то по ней кухонный наряд жирными слезами обливается?

Иллирий, похоже, от моих барских замашек тоже малость ошалел. Один Аулей на все это смотрит и улыбается так, что сразу видно — понял человек юмор ситуации и оценил. Хотя шутил я только наполовину.

— Я хотел сказать, — говорит поп, — что недалеко от замка снова появилось что-то из вашего мира.

Ха!

— Где и что?

— Ну, на второй твой вопрос я…

— Снимается. Где?

— Западнее замка, примерно, — поп в потолок уставился, губами пошлепал, — в десяти ваших километрах. Неподалеку от Лосиного холма.

Ага. Чтоб я еще мог Лосиный холм от Барсучачьего отличить.

Я на рыжую злобно так посмотрел — а она также на меня, вздохнул и отвернулся. М-да уж. Видно, как говорил сержант Баширов, кысмет тебе такой, Малахов. Судьба то есть.

— Ладно, — говорю. — Все равно до полудня времени еще хоть отбавляй, так что обернуться должен успеть. Разрешите приступать?

Аулей кивнул.

— Если тебе, Сегей, что-нибудь все же понадобится…

— Понадобится — достану, — говорю. — Не-рядовая Карален — за мной!

Повернулся и вышел.

Рыжая следом вылетела. Причем от возмущения ее прямо-таки распирало всю, даже личико не просто круглое сделалось, как бывало, а овальное в ширину.

— Ты… Ты…

Я на всякий случай к зубцу прислонился — а то ведь, думаю, так и вниз улететь можно.

— Как ты мог?!

— Как я мог — что? — спрашиваю.

— Что?! Как ты мог так поступить со мной?! Ты…

— Отста-авить!

— И не подумаю. Ты — ничтожный предатель, и если ты думаешь…

Ну вот, думаю, опять пошли девичьи обиды. И что прикажете делать, а, товарищ капитан? Воспитывать? Так ведь у нас тут, насколько я понимаю, не детсад и даже не Артек. Тут как бы даже и война, на которой, случается, убивают. И вот в такие раскрытые настежь варежки запросто можно схлопотать пулю или, применительно к местным условиям, стрелу из очень автоматической рогатки. Как говорил старшина Раткевич: «Если хочешь есть варенье — не лови зевалом мух!»

— Ты вообще слышишь, что я тебе говорю?!

— Очень даже внимательно, — отзываюсь. Прокачал обстановку в голове — нет, думаю, придется все-таки кое-чего разъяснить.

— А ну, — говорю, — повернись-ка.

Рыжая осеклась и настороженно так на меня уставилась.

— Это еще, — спрашивает, — зачем?

— Затем, чтобы спросила. Команды, к вашему, не-рядовая Карален, сведению, не обсуждаются, а выполняются. Вы-полнять!

Повернулась. Я от зубца отклеился, покосился вниз, во двор — прямо под нами крыша конюшни, соломой крытая, так что даже если свалится, ничего страшного — размахнулся и ка-ак врезал ей леща. После чего развернулся и так рванул, что звук визга меня догнал только у входа в башню.

Только успел дверь захлопнуть и ногой в стену упереться — бу-ух, — чуть не улетел вместе с дверью! Ничего себе, думаю, это ж не девчонка, а прямо бетонобойный. Таким молодецким пинком дот из земли выворотить можно.

— Ма-алахов! — Бух. — Я не знаю, что я с тобой сделаю! — бух.

— Вот когда придумаешь, — кричу, — тогда и приходи.

— Тварь! — Бух. — Орочья отрыжка! Темнобес!

— Как-как? — кричу. — Это уже что-то новое. Мракобесом меня еще никто не именовал.

— Дерьмо.

Дерьмом она меня уже потише назвала. Ну, думаю, вроде успокоилась. Убрал ногу, прислушался — ничего, только приоткрыл чуть дверь — а она в эту щель ка-ак влетела!

Черт, это уже даже не рыжий вихрь был, а рыжий тяжелый танк! На полном ходу!

Спасло нас обоих только то, что лестница в башне хоть крутая, но довольно узкая. Поэтому я сначала спиной об стенку приложился и только потом — о ступеньки. Съехали мы на полпролета вниз и замерли в неустойчивом равновесии — я сверху, Кара где-то подо мной, темно, как у… танке, одна рука в следующую ступеньку упирается, вторая во что-то мягкое, ноги вообще неизвестно где, но сильно похоже на то, что над головой, и болит все, что только может, плюс то, что вообще болеть не имеет права за отсутствием в нем нервов.

— Сергей?

— Что?

— Ты жив?

— Нет, убит. Погиб смертью героя. После чего пропал без вести.

Рыжая подо мной тихонько прыснула.

— Малахов.

— Ну?

— Ты не мог бы убрать руку с… с меня? И вообще, не мог бы ты убраться с меня весь?

— Если я это сделаю, — шепчу, — то мы оба покатимся дальше вниз. А до низа, между прочим, еще далеко.

— Что? — фыркает Кара. — Так и будем лежать?

— Есть идеи получше? — спрашиваю. — Нет? Тогда молчи.

А сам лихорадочно соображаю. Положение у нас действительно, как говорил лейтенант Светлов, пикантное, как соус. И, главное, ничего нельзя сделать, потому что ничего не видно. Нулевая видимость.

Черт, думаю, а почему, собственно? Был же факел, когда я вбежал. Прямо передо мной висел.

Вот то-то и оно, соображаю, что передо мной. Похоже, мы его во время полета дружно снесли, а он, зараза, возьми, да и погасни. И что теперь прикажете делать, а, товарищ… Кто-нибудь? Ждать, пока глаза к темноте привыкнут?

— Малахов.

— Ну?

— Ты возьмешь меня с собой?

— К черту на рога я тебя возьму, — бормочу, — с превеликим удовольствием. В одну сторону. Или к Бабе-яге в гости, в порядке ленд-лиза. Она мне — скатерть самобранку и меч-кладенец, а я ей — тебя.

— Если ты думаешь, что я что-то поняла…

— Все ты поняла, — говорю. — Все, что надо.

— Сергей…

— Да возьму я тебя с собой, возьму! Куда денусь! Уж не знаю, кого мне за такой подарок благодарить…

— Богов.

— …богов ваших или товарища Сталина, прости господи…

— Сергей.

— Что еще?!

— Закрой глаза.

— Ты сама-то поняла, чего сказала? — спрашиваю. — Тут же и так ни черта не видно.