Физрук - Валерий Александрович Гуров
Жили Капитоновы в одном из двухэтажных бараков по улице Калинина. Место довольно унылое. Подобные строения в городе встречались довольно часто, но здесь их было несколько кварталов. Из-за снега, который завалил дворы и крыши, могло показаться, что в этих домах живут весело и беззаботно, но стоило войти в подъезд, как эта иллюзия рассеивалась. Скрипучие ступени деревянной лестницы, шатающиеся перила. Запахи борщей и жареной рыбы, которые сочились из-под дверей квартир, мешались с гораздо менее аппетитными ароматами.
Капитонов открыл дверь своим ключом, и мы оказались в мрачной прихожей, заставленной велосипедами и сундуками. На стенах висели тазы. Женька толкнул одну из трех дверей, что выходили в коридор и пропустил меня в не очень большую комнату. Навстречу из-за стола, на котором стояла швейная машинка, поднялась миниатюрная женщина в спортивном костюме и с косынкой на голове. Даже не задавая вопросов, можно было догадаться, что это мать Капитонова, так они похожи.
— Здравствуйте! — произнесла она.
— Добрый вечер! — откликнулась она. — Садитесь, Александр Сергеевич!.. Женюшка, сходи на кухню, поставь чайник.
— Хорошо, мама!
Я снял дубленку, опустился на предложенный стул.
— Как он, сынок мой, сильно шалит? — спросила Капитонова.
— Простите, ваше имя отчество?
— Мария Федоровна.
— Мария Федоровна, — начал я. — Они все шалят и правильно делают. Возраст такой… Главное, что в учебе ваш сын подтянулся.
— Это да, — кивнула она. — Грех жаловаться.
— У Жени есть место для занятий?
— Да вот, машинку уберу со стола, и сядет за уроки. Видите, как у нас тесно.
— Вижу, что в коммуналке живете.
— В ней, родимой, — вздохнула Капитонова. — Стоим на очереди… Да только нам никто не спешит отдельную давать… Муж мой, Женькин отец, сидит… А я — швея-надомница…
— За что посадили вашего мужа? — спросил я.
— Зашиб дружка по пьяни…
— Убил?
— Господь уберег! — перекрестилась Женькина мамаша. — Живой… Опять пить начал, алкаш. А Гриня мой в лагере…
— Мария Федоровна, — обратился я к ней. — Вы не обидитесь, если я вам с деньгами немного помогу?..
— Да что это! — вскинулась она. — В долг не возьму. Отдавать нечем… А так, с малолетства своим трудом живу, сроду не побиралась.
— Парень у вас рослый, а за лето еще вытянется, — сказал я, — на одной одежде разоритесь.
— Ну сорочки, майки, трусы я ему сама шью…
— А — пальто? Куртку на теплое время? Обувь? — не унимался я. — Он у меня на городских соревнованиях будет выступать, в команде по баскетболу… А там глядишь, до области дойдет… Форму ему школа выделит, а вот в большой город поехать, надо ведь чтобы вид был!
Капитонова горестно вздыхала и качала головой.
— Ваша правда…
— Так что я это не вам деньги предлагаю, а для сына вашего одежду. Берите и не спорьте!
И я выложил те десять сотен, которые мне вчера Сумароков всучил. Увидев купюры, Женькина мамаша расчувствовалась и пустила слезу. В этот момент вернулся с чайником ее сын. Увидел слезы на глазах матери, он остолбенел, но заметив деньги, видимо, все понял, потому что пробурчал:
— Мам, ну не плачь… Сан Сеич плохо не сделает…
— Да я от радости плачу, Женюшка, — откликнулась она. — Давай, наливай чаю гостю дорогому!
Попив чаю из вежливости, я распрощался с семейством Капитоновых и отчалил. После того, как фактически уговорил своих пацанов принять участие в Илгиных опытах, я чувствовал себя донельзя паршиво. А отдав гонорар, выплаченный мне вымогателем, немного реабилитировался в собственных глазах. Будь моя воля, я бы и содержимое его бумажника отдал, но тогда бы стал вором. Другие выплаты от Ильи Ильича я тоже пущу на благотворительность. Это самое лучшее применение таким деньгам.
Я вышел из подъезда, сел в машину и выкатил со двора. Можно было с чистой совестью возвращаться домой. Вот только спешить не хотелось. Ведь придется звонить своей бывшей и извещать ее о том, что мальчишки согласились участвовать в ее дьявольских опытах. В глубине души я понимал, что слегка сгущаю краски. Скорее всего, ничего страшного с восьмиклассниками делать не будут. Все же советская наука, а не фашистская, но зная Илгу, ничего гарантировать было нельзя.
Повернув с улицы Калинина на проспект Маркса, я увидел милиционера. Он поднял руку, прося остановиться. Я притормозил. Вытащил из бардачка документы на машину и начал опускать боковое стекло. В этом время этот тип просунул руку в окошко и в лоб мне уставился ствол пистолета.
Глава 24
— Ты чего, командир! — я изобразил испуг, а сам превратился в сжатую пружину, лихорадочно соображая, какого хрена вообще происходит.
— Тихо! — прошипел тот. — Не дергайся!
Я поднял руки, понимая, что даже если сейчас резко газану, то мент, или кт он там есть на самом деле, все равно успеет нажать на спусковой крючок и размажет мои мозги по салону. Он уже не держал ствол вплотную ко мне, дав понять, что пистолет не игрушечный, держал его чуть поодаль. Предусмотрительно сволочь поступил — теперь так просто выбить оружие не получится. Да еще из положения сидя — делать резкие рывки мне совсем несподручно.
В это время щелкнули замки открываемых задних дверей. Покосившись в зеркало заднего вида, я увидел, что в машину забираются еще двое. В затылок уперся второй ствол. Державший меня на мушке оборотень в погонах убрал пистолет, отворил переднюю пассажирскую дверцу и плюхнулся рядом. Теперь у меня в салоне трое каких-то козлов и как минимум двое из них вооружены.
— Поехали! — скомандовал ментяра. — Медленно, соблюдая правила дорожного движения.
— Стволы уберите! — потребовал я. — А то, хрен вас знает, приторможу на светофоре, а вы и пальнете сдуру.
— Не боись, — буркнул один из сидящих сзади.
Тем не менее, пушку от моего затылка убрал. Сидящий рядом мент тоже спрятал свой «Макаров».
— Я не понял, вам чего от меня надо? — осведомился я.
— Босс объяснит, — сказал оборотень. — Ехай, тебе говорят.
— Ехаю, — хмыкнул я.
Пришлось подчиниться. Справиться с