Второй полёт Гагарина - Анатолий Евгеньевич Матвиенко
Когда вышли с мужиками покурить, для них был сюрприз, что один из Гагариных не курит.
- Врачи говорят: ребёнку вредно, если Алла дышит моим выхлопом. Ничего, подрастёт, закурю снова, - поторопился добавить, потому что отец явно расстроился неуместностью своего подарка, сто пудов – недешёвого. – Служба в авиации нервная. Порой вылезаешь на землю или на снег, аж руки дрожат. Покурил бы, а нельзя.
- Ну, одну-то можно? – попытался Валик.
- Потом тяжело будет снова удержаться. Я же Алле слово дал – не курить.
- Да… И в кого ты такой с самого детства упёртый? – спросил отец.
- В тебя, папа. В кого же ещё.
Вместе обедали в ресторане, всемером гуляли по улицам, глядя в серое небо, солнце ещё заходило за горизонт, но уже не всерьёз, как говорят курильщики – не в затяжку. Болтали до полуночи. Мне казалось, что не спалился, пока мама не завела самый трудный разговор.
Это случилось утром, в день их и нашего отъезда.
- Ты очень изменился, сынок. Порой не узнаю тебя. Совсем.
В этот миг было сложнее, чем в истребителе, сваливающимся в штопор. Там – опаснее, зато знаешь что делать наперёд и до мелочей.
- Ты права. Я скажу тебе самую главную разницу, и ты поймёшь. Пока не уехал в Москву, всё это было и всерьёз, я вообще с малых лет ответственный, и одновременно продолжение детства, игра во взрослого. Правда, понял многое только теперь. И аэроклуб, и желание стать военным лётчиком тоже были игрой, поиском романтики. Сейчас совершенно другое.
- Что же, Юра?
- Я хотел идти в военные лётчики, чтобы летать. А теперь летаю потому, что – военный, защищаю свою страну. Мы ни с кем не воюем, но любой враг должен знать: у Советского Союза лучшая в мире авиация, лучшие пилоты. Может, звучит немного официально, как в газетах пишут или диктор читает по радио. Но это – правда, мама. Раньше я отвечал за то, что должен оправдать ваши надежды. Сейчас охраняю мирное небо над огромной страной. И скоро добавится ещё одна ответственность, когда родится сын. Или дочь. Мама, я – правда другой, старше. И, прости, больше никогда не стану твоим прежним маленьким сыночком. Как Валя и Боря тоже не станут.
Улыбнулась. Оттаяла.
Фуф, вроде пронесло…
Я сумел всунуть ей три тысячи на компенсацию дорожных расходов, она противилась, но взяла, попросив не говорить отцу: он гордый и обидится. В ней жило представление, что родители должны помогать взрослым детям, довольно странное. Думал, сдувание пылинок с великовозрастного недоросля войдёт в советский обиход куда позже. Но материнская любовь сильнее поветрий.
На вокзале обнимались, плакали. Алла тоже расстроилась, гагаринская семья ей очень понравилась. Тьфу, чёрт, до сих пор отделяю себя от них! Моя семья, без вариантов и оговорок.
Вернулись в военный городок, решив не использовать неизрасходованную часть отпуска, её попросим, когда приблизится время рожать.
Волновался? Не то слово… Беременность протекала вполне успешно. Как медработник, жена мониторила состояние своего организма, будто сама у себя была пациенткой. Рожала в Мурманске, в госпитале, Ксения появилась на свет в конце сентября, и я с лёгкой душой простил им обеим, что наследница – не мальчик, от счастья летал не только на МиГ-15бис, но и в душе все круглые сутки.
Девочка была замечательная и очень тихая, ночные подъёмы к кроватке ребёнка имели место, но случались всего-то пару-тройку раз до рассвета, вставали по очереди. Не сравнить с рассказами большинства молодых лётчиков о всенощных бдениях у колыбели, когда от собственного «баю-бай, спи, котёнок, засыпай» запросто сойти с ума, а к полётам никто не допустит – злого, нервного и с прыгающим давлением.
Как раз заканчивался мой кандидатский стаж в КПСС. В партию тогда принимали не по велению души и сердца стремящегося в ленинцы, а по разнарядке, выделяя первичным парторганизациям весьма скудные квоты на приём, желающих вступить в сей элитарный клуб находилось куда больше, чем предоставленных мест. В части служили капитаны-комсомольцы, но Юрий Гагарин, пока лишь лейтенант, окончил университет марксизма-ленинизма, что открывало прямой путь к желанным корочкам, соответственно – к «правильной» анкете будущего первого космонавта. Пока я ни в чём не уступил ему, даже чуть превзошёл состоянием здоровья, отказавшись от папирос. Но долгожданная оферта на перевод в покорители космоса не приходила никак, в душе росло беспокойство, грозившее переродиться в панику…
Когда Ксюше исполнился месяц, я однажды вечером вернулся домой, стряхнул снег с куртки и позвал супругу на важный разговор.
- Сейчас, проверю только, как наша девочка.
Чтоб не мешать дочке отдыхать (когда только успела устать?), прикрыли дверь на кухню. Именно в этой части квартиры состоялось абсолютное большинство Самых Важных Разговоров в СССР, не только в нашей семье.
- Чем хочешь удивить?
- Я получил предложение на перевод в Москву.
Алла едва не выронила ложку, которой накладывала мне макароны по-флотски.
- В Москву?! В ПВО Москвы?
- И да, и нет. В столицу, но для испытания новой техники. Не сразу. Сначала медкомиссия. Выдержу – переедем где-то в конце января или в феврале. Может, ты забыла, но я тебе обещал заранее обсуждать подобные варианты.
Она придвинула мне тарелку, сама села напротив.
- Ты уже согласился.
- Предварительно. Рапорт не писал.
- Надеюсь, не пилот спутника.
- Не говорят. Военная тайна. Предпочитают молодых, женатых, коммунистов, с идеальным здоровьем. То есть как меня. Что женатые – утешает. Вряд ли кто наверху намерен плодить вдов. Считалось бы опасным, нашлись бы холостые. Обещают: должностная перспектива блестящая. Под сокращение армии эта программа не попадёт, она рассчитана на будущее, из области догнать и перегнать Америку.
- Перегнать в чём?
Ей бы снайпером работать… Всегда стреляет точно в цель. Как минимум – словами.
- Понятия не имею, - соврал я. – Не соглашусь – не узнаю.
- А мы застрянем в Луостари и
