Кодекс врача - Алексей Викторович Вязовский
Выпить беленькой я не успел. Только принесли запотевший графинчик, как в трактир ввалились два бугая в рубахах, в ярко-желтых жилетах, лаковых ботинках. Усы вразлет, подкрученные. Глаза шальные, навыкате. Двое из ларца – одинаковых с лица. Тут бы мне не выделываться, ведь явно какие-то «деловые», на движе, но у меня в кармане заиграл брегет. Колокольчик Паганини. Нет, чтобы сообразить и сделать покер-фейс. Я полез и по глупости достал на всеобщее обозрение золотые часы. Щелкнул крышкой, на автомате посмотрел на циферблат.
«Братья» тормознули, уставились на меня.
– Ты кто таков?
Левый посмотрел на часы, в мозгу у него явно закрутился счетчик, показывающий, сколько за такое счастье ему даст скупщик. Внутри начала закручиваться пружина, я расфокусировал взгляд, сказал «чок». Первый слой Садананды, второй. Я готов.
– А ты кто? – дослушав мелодию, я аккуратно налил в рюмку.
Интересно, а что будет, если во время боевого транса употребить алкоголь?
– Сема Жук я. Меня тута все знают. – «Ларцовый» повернулся к залу, картинно поклонился. Народ загудел, поднял чарки.
– А вот тебя мы тута не видели. Какая фря! – Левый повернулся к правому. – Брегет у него, пальчик он оттопырил…
– Неуважение нам показывает, – кивнул второй.
– Фря у тебя в портках. – Я убрал брегет подальше. Дорогой.
– Че?!
Меня попытались схватить за галстук, я легко стукнул снизу вверх по локтю «ларцового». Попал по нерву. Тот взвыл, отдернул руку. Правый, размахнувшись от всей души, ударил боковым в голову. Какие уж тут связки или комбинации. Раззудись плечо, размахнись рука. Я отклонился на стуле, пропуская удар, вскочил. Бьющего слегка развернуло, я вонзил ладонь-копье ему в печень. Достал. Даже через одежду.
– А-а-а!
Первый готов. Скрючился, повалился на пол. Удар по печени в ушу называется ху-чжан. И он очень болезненный, надолго выводит нападающего из строя.
– Тебе крындец!
Сема Жук вытащил нож, перекинул из руки в руку. Народ в кабаке ахнул, но кое-кто подался вперед. Шоу. Которое, как известно, маст гоу он.
Сема продолжал понтоваться, делать выпады. Рисуется. Я спокойно стоял на своем месте, опустив руки. Даже в стойку вставать не стал. Движения медленные, тягучие, чем дальше, тем больше меня засасывало в транс. В какой-то момент я просто взял и «вытащил» из воздуха нож Жука, который тот опять решил перекинуть из руки в руку. Воткнул его в стол. Новый «ох» и ошалевшая морда Семы были мне наградой.
И тут же меня «жизнь наказала». Один из извозчиков, внезапно взмахнул рукой, хлестнул меня кнутом. Да еще подло так, почти из-под стола. Я на автомате поставил блок, но кнут обвился сверху, стегнул по лицу. Сразу пошла кровь, и почти тут же ударил в голову Жук.
Тут уже миндальничать я не стал, опять отклонился и обратным движением воткнул ногу в живот. Через стол, прямым ударом. Попал точно в солнышко, опрокинул на землю. Меня попытались хлестнуть еще раз, но я уже был готов к этому. Подсел, перевернул стол под ноги набегающим парням-курьерам. Графин разбился, запахло водкой. Тут же выдал вертушку. Ногой по голове первому, сразу же двойку в корпус второму. Попутно пнул встающего на карачки Сему. Тот пролетел вперед, впечатался в стену. Начал подниматься его дружок – и тоже получил ребром ладони по шее. Со стоном рухнул обратно.
Народ отхлынул, извозчик начал подтягивать хлыст для нового удара.
– Что же… – Я достал из кармана носовой платок, вытер кровь со лба и прижал его к ране. Свободной рукой отряхнул сюртук, поправил галстук. – Ужин явно не задался.
Нашел глазами бледного полового:
– Отличный сервис! Надо будет завтра повторить с местным приставом.
Это охладило горячие головы. Половой встал между нами, раскинул руки.
– Господа, господа, охолоните! Драться на улицу!
– Вот, возьмите за ужин. – Я достал серебряный рубль, кинул под ноги половому. – Ставлю вам одну звезду на яндекс-картах.
– Простите, что?!
В дальнейший диалог вступать не стал. Надо достать запасной платок, этот, похоже, промок. Ну вот, теперь зашиваться надо обратно к Склифосовскому. Все дороги ведут в Склиф.
* * *
Охи и ахи продолжились в клинике. Николай Васильевич был еще на месте, сразу вызвал ординатора меня штопать. Похоже, у кучера было что-то металлическое вшито в кончик кнута, так легко и глубоко рассек мне лоб.
– Что же вы, Евгений Александрович, так неаккуратно! Почти на Лиговку зашли. Это же опасное место, прямо московская Хитровка. А может, и хуже. Одни варнаки там.
– Да нет, – пожал плечами я. – Вполне обычные люди. Просто я там чужой. Да еще дорогие часы по глупости вытащил.
– Что же делать? Лоб у вас теперь опухнет, может горячка начаться.
– Стрептоцид, что я привез на операцию, еще остался?
– Разумеется.
– Используйте его.
Меня заштопали, обеззаразили. Ну и обезобразили само собой: красный шрам выглядел ужасно, шов у ординаторов Николая Васильевича был тоже не идеален. Когда голову замотали бинтом, стало получше. Из зеркала на меня смотрел грустными голубыми глазами брюнет с белой повязкой на лбу. Написать иероглифы красным «смерть врагам Империи» – и вперед на таран истории.
– Что будете делать? – поинтересовался Склифосовский. – Может, вам коечку освободить в клинике? Надо понаблюдать. Вдруг сотрясение мозга?
Врач по привычке попытался поставить диагноз, я отнекивался.
– Николай Васильевич, вы сможете передать доктору Романовскому мои извинения? Я уеду в Москву утренним поездом.
Голова и правда побаливала, сотряс не сотряс, но лучше взять паузу, все обдумать. Визит в Питер прошел в общем и целом несколько не так, как я его планировал. А Романовского я через Боброва приглашу на врачебный съезд, что пройдет в конце июня в Первопрестольной. Да, решено, так и поступлю!
– Разумеется, передам, – растерялся Склифосовский. – Ах, как все неудачно у вас заканчивается. А ведь операцию мы провели чудо какую. Нет, что же за невезение!
* * *
По приезде в Москву черная полоса продолжилась. В приемном покое врачи и фельдшеры ржали над затасканным американским медицинским журналом, который как-то, дав кругаля, попал в Россию. В нем была статья на тему… увеличения женской груди. С рисованными иллюстрациями. Да, итальянский хирург Винченцо Черни создал первый из известных имплантатов и провел пластическое восстановление груди с использованием собственной жировой ткани женщины, взятой из липомы – доброкачественного образования на спине, о чем, собственно, и докладывал медицинскому сообществу. Которое в Москве оказалось совсем некультурным и, похихикивая, передавало публикацию из рук в руки. Тайком. За журналом охотилась злобная Вика, которая не преминула мне все высказать в лицо. Остановить ее благородный порыв я смог, только сняв с головы
