(Не)добрый молодец - Алексей Птица
Из ножен торчала рукоять, отлитая в виде ястребиного клюва, возможно, серебряная, если смотреть по окислам. Судя по ножнам, это может оказаться короткая сабля восточного типа. Кузнец дёрнул за рукоять и вытащил уже слегка тронутое ржавчиной оружие. Им оказался весьма интересный клинок с широкой елманью на конце и крутым изгибом посередине.
— Клыч! — отрывисто бросил Елизар. — Турецкая сабля. Это трофей кого-то из казаков или гайдуков, что погибли в селе. И ведь хранил, не расставался с ним ни днём, ни ночью, видно, дорог был.
Кузнец взмахнул клинком.
— Лёгок, не по мне, да и короткий уж больно, бери себе, — и кузнец протянул саблю Вадиму.
Вадим с некоторой опаской принял в руки клинок и осмотрел его. Тот казался простым. Вычурная рукоять в виде головы то ли орла, то ли ястреба не выглядела богатой, скорее, наоборот. Остатки позолоты сильно портили впечатление от неё. Да и сам клинок не блистал красотой, он был просто гармоничным.
В начале довольно узкий, в конце он заканчивался широкой елманью, имеющей бритвенно-острый кончик, что позволяло не только рубить, но и колоть лезвием. Сам клинок весил немного, примерно около килограмма, может быть чуть больше. Для слабых и неопытных рук Вадима это оружие могло оказатьсясамым подходящим.
На клинке выделялось стильное клеймо мастера в виде арабской вязи, да блестели остатки позолоты на гарде и на доле. Клинок выглядел старым и очевидно побывал во множестве рук, что стёрли былую роскошь рукояти. Но лезвие его выделялось чистой кромкой, без зазубрин, а несколько небольших разводов ржавчины тут же удалились, едва Вадим потёр их пальцами.
— То добре клинок, и в бою добыт, — сказал Елизар, наблюдая за манипуляциями Вадима.
— Так не мною же!
— Вдвоём мы одолели мертвяков, отрок, значит, и добыча поровну. А что у тебя в руках за кошель?
Гм. Вадим вспомнил, что держал кожаный мешочек, в котором сквозь кожу чувствовались ребра небольших монет.
— Да нашёл тут у одного, а у другого ничего не нашёл, — пояснил Вадим и передал кошель Елизару.
— Так, так, так, — Елизар схватил кошель и высыпал его содержимое прямо в грязь дороги, размокшей от дождя. Благо — это песок, а не чернозём, и монеты не утонули в нем. На чистом, промытом дождём песке тут же заблестели разнородные серебряные кружочки.
— Грош, двойной грош, полугрош, трояк, — начал перечислять монеты Елизар. — О! Даже ефимок есть! А ещё шостак, полторак, солид, ну и полугрошиков куча. Ну что, Вадим… Поздравляю тебя! После этого можно в село и не идти, с такой-то добычей! Да, повезло.
Вадим промолчал. Ладно бы золото было, а то серебро, пополам с медью. Чему тут особо радоваться?
— Да, не хотелось бы в село идти, но, всё же, придётся, — продолжал кузнец. — И оружия пошукать ещё, хотя мы им уже и так разжились, и денег поискать, да и продуктов собрать. Мертвяки всю скотину выгнали или сожрали, поэтому не разживёшься ничем. А нам ещё зиму прожить надо, и не на одной каше без масла, да. К тому же, сейчас и купить ничего, и главное, не у кого. С мясом проблемы будут. Ближайшая деревня тоже не близко от нас, а до Козельска ещё вёрст десять пехом шлёпать, да всё по лесу.
Вадим кивнул, а в голове у него промелькнула мысль, что до зимы они вряд ли протянут. Но на всё воля Божья, и он поневоле перекрестился. Кузнец только усмехнулся и пошёл вперёд, а Вадим подумал, что в такой обстановке поневоле начнешь в Бога верить, да и не только в Бога… Он хмыкнул и уверенно зашагал вслед за кузнецом.
Пристёгнутая к поясу трофейная сабля тут же начала бить его по ногам, мешая идти. Вздохнув, Вадим снял её и сунул в заплечный мешок. Толку-то от неё сейчас? Кистень ближе и понятнее, да и выручал не раз. А килич или клыч пусть пока отдохнёт от дел ратных.
— Освятить его надобно и рукоять немного переделать, — снова включился в разговор кузнец. — А то вобрал он в себя дух смердящий и смерти предыдущих владельцев. Нехорошо это, мешать будет. По себе знаю, лучше снять с него чёрное проклятье, вот тогда он заслужит, как полагается. Новую жизнь получит. Сталь добрая, мастер делал, но не для богача, а для уважаемого воина, потому до сих пор и цела.
Кузнец оглянулся на Вадима и, замолчав, снова пошёл вперёд. Вадим постепенно догнал его, и они бок о бок вышли на окраину села. Оно встретило их той же пустотой, что и окружающий лес.
— А ты заметил, Вадим, что как только мы перебили всех бесноватых, то начали свиристеть птицы? — кузнец остановился, прислушиваясь к «говорящей» тишине.
— Ммм, вроде, да.
— Начали петь, начали, — кузнец покачал головой, — а вот в деревне снова тихо. Значит, есть они ещё тут. Валяются по кустам или прячутся где. Нужно осмотрительнее быть. Не ровен час, нападут.
Переглянувшись, они стали осторожно заходить и обшаривать дома, начав с тех, в которых не побывали в прошлый раз. Село молчало, пялясь на пришедших открытыми дверями изб, да тёмными проёмами окон и воротами разрушенных сараев.
Впереди показалось большое строение, им оказался дом старосты. Возле его крыльца лежали несколько полуобъеденных скелетов, да и внутри было не лучше. Но здесь кузнец разжился ещё парочкой топоров, копьём и хорошим ножом. Выйдя из дома, они подошли к возвышающемуся земляному горбу, поросшему травой. Видимо, отдельный подвал для хранения мяса, ледник, если по-другому. Дверь, ведущая в подвал, была целой и заперта не только деревянной щеколдой, но и подпёрта толстым дрыном.
Подойдя, они открыли её, и тихий скрип дверцы нарушил мёртвое безмолвие неглубокого подземелья. Внутри стояла тишина. Тишина и темнота.
Вадиму хотелось заорать туда.
— АААА! Мертвяки, выходи! — Ну, или ещё что-нибудь похожее. — Шкуры вонючие, враги ё!
Что хотел сделать кузнец, оставалось неясным, но он сказал.
— В подвале кистенем и бердышом орудовать бесполезно, места мало, сомнут, тут только кинжалом работать или пищалью. Эх, вот пищаль найти будет добре. И ты мастер с неё стрелять.
— А может, где и были?
— Может и были, дак то ж мертвяки, бросили всё, да незнамо где. Они же себя не помнят. Где померли, там и оружие осталось, но сомневаюсь, что у них пищали имелись. Може, пистоли⁈ Да найди их сейчас⁈ Хотя, судя по всему, многие погибли в бою со своими же, вот и оружия потому много валяется. А кто чуть позже обернулся, если его в бою поранили, да сразу не убили. Вот они и лезут: то один, то другой, хотя уже давно должны бродить все вместе. И тот бес, который от нас сбежал, в богатой одежде, он тоже куда-то делся. Может, где-то тут прячется.
— Так что делать будем, Елизар?
— Нужно лезть, но без огня, это всё равно, как на Голгофу. Давай факел сделаем и бросим туда. Обождём и осмотрим всё.
Вадим пожал плечами, он-то не против, решение казалось очевидным. Поискав вокруг, они набрали пук сухой травы, содрали березовую кору с дерева. Затем обернули всё это вокруг палки, связали сухими стеблями, подожгли кресалом и кинули в темноту погреба. Факел запрыгал по земляным ступеням и, зашипев от влажности, осветил внутренности погреба.
Взорам Вадима и кузнеца открылось небольшое пространство со свисающими крюками, на которых ничего и не виднелось. Дальше искрил ледник, поблёскивающий в свете пламени искорками прошлогоднего льда. Спустившись уже без опаски, они собрали с поверхности льда несколько больших пластов свиного сала.
— Жаль, что больше ничего нет, — кузнец с досадой осмотрел почти пустой ледник. Всё выволокли, ироды. Ладно, давай набивать мешки, и в обратный путь.
Выскочив из погреба, они осмотрелись. Наверху ничего не произошло во время их отсутствия, всё также пустынно и тихо, только ветер шевелил листву кустарников и деревьев, и это пугало. Всюду чудились мертвяки.
«Особенно весело будет здесь ночью, наверное», — подумал Вадим и поёжился. А кузнец всё не успокаивался в своей жадности.
— Нужно ещё поискать. Место в мешках есть пока. А то грех возвращаться назад полупустыми.
Вадим ничего не сказал, грех он видел совсем в другом, но по своей привычке промолчал. Надо, так надо, и они двинулись
