Андрей Валентинов - Орфей и Ника
– Виктория Николаевна?
От неожиданности она вздрогнула. Человек подошел незаметно. Похоже, они оказались в этом месте одновременно, но неизвестный был наблюдательнее.
– Значит, левая скамейка?
Приметы совпадали: новенькая красивая форма, большие темные очки, прикрывавшие глаза. Странно, петлицы оказались не малиновыми, а почему-то голубыми. Летчик? Но у пилотов цвет был немного другим. Незнакомец, похоже, молод, но очки не позволяли увидеть лицо.
Они присели на скамейку, неизвестный достал папиросы, но тут же убрал коробку – Можете курить. – Нике стало интересно. Зачем очки? Неужели шпионы действительно обязаны носить дурацкие черные стеклышки? Или этот маскарад нужен для пущей многозначительности?
Молодой человек нерешительно хлопнул по карману, где, очевидно, лежало курево, и покачал готовой:
– Нет, не буду. Постараюсь бросить. Вас мои очки смущают? Извините, у меня с глазами не все в порядке.
Он снял очки и попытался улыбнуться. Да, человек с голубыми петлицами был молод, не старше двадцати пяти, но лицо его выглядело бледным и изможденным. Ника вспомнила: этот человек болен. Удивили глаза – странные, словно неживые. И все-таки лицо показалось знакомым. Ника запоминала людей сразу, забывая очень нескоро. Она напрягла память – ну конечно! И голос она узнала его даже по телефону!
– Простите… Вы – Сергей? Сергей Пустельга?
Лицо дернулось словно от боли. Пустые, тусклые глаза взглянули в упор:
– Мы… были знакомы?
– Ну конечно! – Она даже не обратила внимание на «были». – Как же вы не помните? С вашей-то профессией!
Последнюю фразу Ника произнесла не без иронии. Сергей невесело улыбнулся.
– .Вот так подготовился к разговору, Виктория Николаевна! А я еще думал, с чего лучше начать?.. Для профессии своей я сейчас не очень гожусь: болен. У меня то же самое, что у Юрия Петровича…
И тут Нике все стало ясно. Сергей лежит в той же больнице, что и Орфей! Амнезия, потеря памяти – Пустельга не помнил ее…
– Я не помню не только вас, но и своих родителей, Виктория Николаевна. Впрочем, вас это вряд ли заинтересует. Я обещал вам рассказать о Юрии Орловском…
– Да, конечно… Вы его видели?
– Видел. Он на четвертом этаже в сорок третьей палате. Палата отдельная, два человека за дверью…
Сердце отчаянно билось. Значит, правда, Орфей в Столице, почти рядом! Он болен, его охраняют… «Два человека за дверью» – тон, каким это сказано, показался странным. Похоже, Сергей сочувствовал – или хорошо разыгрывал сочувствие.
– Как он? Изменился… сильно?
– Я не видел его раньше. Наверно, изменился. Впрочем – вот…
Пустельга достал небольшую фотографию. Ника еле сдержалась, чтобы не выхватить ее из рук. Да, это он, Орфей! Похудевший, изменившийся, но живой… Слава Богу, живой…
– Снимали на балконе, – пояснил Сергей. – Позавчера. На здоровье он не жалуется. Только память…
– Юрий… Он… совсем ничего не помнит? – Ника, не отрываясь, разглядывала снимок. Да, лицо Орфея стало каким-то другим. У него не было подобного взгляда: словно сквозь знакомые глаза смотрел кто-то чужой.
– В общем, как и я. Почти ничего. Стерто все, что связано с личностью. Горация помнит, – Пустельга усмехнулся. – И, кажется, французский.
Странно… Впрочем, Виктория Николаевна читала о чем-то подобном. Исчезает личность… Того Орфея, которого она знала, уже нет. Есть кто-то другой, запертый в одноместной палате на четвертом этаже с охраной у дверей. Этот другой помнит Горация, но не помнит ее…
Ника сама поразилась спокойствию, с которым восприняла услышанное. Не закричала, не задохнулась от боли. Наверно, потому, что уже поняла: этим не помочь. Главное – Юрий жив, значит, его можно спасти! Для этого она и пришла сюда…
– Я – немного врач. – – Ника постаралась справиться с собой и заговорила негромко, почти без эмоций. – Вы не могли бы точнее назвать диагноз?
Пустельга покачал головой:
– К сожалению – нет. Думаю, вы сможете узнать об этом сами. Дело в том, Виктория Николаевна, что я, как вы уже догадались, появился здесь не по собственному желанию. Еще неделю назад я не знал о Юрии Петровиче ровным счетом ничего. Меня вызвали – и дали задание…
Он ничего не скрывал, и эта откровенность вызывала доверие. Наверно, в этом тоже был расчет:
искренность всегда ценится.
– Я сотрудник госбезопасности. Со мной говорил руководитель весьма высокого ранга и велел передать вам следующее: болезнь Юрия Петровича очень опасна. Она излечима, но требуется ваша помощь. Если вы согласны…
– Но что я смогу? – Об этом Ника думала уже не первый день.
– Вы его хорошо знали. Возможно, для лечения требуется такой человек. Впрочем, вы сможете спросить и об этом. Кстати, должен извиниться за своих, так сказать, коллег. – Сергей чуть скривился. – Мы попросили посмотреть за вами, чтобы вы не исчезли из города, а они устроили фейерверк. Услужливый дурак, как известно, опаснее врага…
Похоже, Пустельга говорил правду. Легче от этого не стало. Что НКВД, что госбезопасность – эти волки не щадят никого…
– Скажите, Сергей… – Ника все еще не могла решиться. – Вы думаете, это… излечение возможно? Вы не врач, но вы же контрразведчик, должны понимать?..
Пустельга вновь рассмеялся – снова невесело:
– Должен, конечно! Понимаю так: Юрий Петрович нужен начальству позарез здоровый и невредимый. Для этого они готовы пойти на все. Тот человек, который этим руководит, обычно не ошибается.
– Ясно… – верилось не до конца, но выбора не было. – А вы, Сергей? Почему используют вас, больного? Для пущей убедительности?
– Наверно. – Пустельга вновь надел черные очки и отвернулся. – Мне сказали… Мне обещали, что, если вернут память Орловскому, вылечат и меня. Иначе… В общем, мне осталось немного…
Нике стало не по себе. Вот, значит, как умеют работать эти штукари! Смертельно больному обещали жизнь, если он поможет вылечить столь нужного 'им врага народа. Она взглянула на Сергея: молодой человек сидел по-прежнему отвернувшись, нелепые темные очки закрывали глаза…
– Я… должен вам кое-что сказать, Виктория Николаевна. – Пустельга помолчал, словно не решаясь начать. – Вы… вы напрасно не ушли… Я специально не устанавливал за вами наблюдение, но вы чего-то ждали…
Ника замерла: неужели Сергей знал о Флавии? Или догадывался?
– Тот, кто послал меня сюда, не ошибается, я уже говорил… Сейчас у вас нет выбора. Если не поможете – Орловский проживет недолго. Поможете – он попадет к ним в руки и вряд ли уцелеет…
Казалось, дохнуло морозом – Ника застыла, не в силах вымолвить ни слова. Самое страшное, о чем она боялась и думать, оказалось правдой.
– Не знаю, что сделают с вами, вы опасный свидетель, Виктория Николаевна. Похоже, мы все оказались причастны к чему-то страшному. Узнав такое, живут обычно недолго. Меня им даже не придется убивать – дойду сам. Я много думал… У меня было много времени…
– Что вы предлагаете, Сергей? – Ей показалось, что эти слова произносит кто-то другой, посторонний, кому не надо бояться.
– Играть по их правилам. Пока. Но наступит момент – уверен в этом, – когда вы окажетесь не в их власти…
– Как это? – Уйти из железного кольца казалось просто невозможным.
– Не знаю! – Очки с глухим стуком упали на асфальт, но Сергей даже не заметил этого. В тусклых глазах на миг что-то блеснуло. – Но это будет! Иначе с вами говорили бы иначе! Вам будут много обещать, Виктория Николаевна! Тот человек… он умеет уговаривать. Не верьте ни единому слову! Ждите, когда наступит момент, – и действуйте! Только не пропустите его! И тогда… Если что – то хоть отомстите. За всех нас…
Пустельга поднял очки и резким движением сунул их в нагрудный карман. Ника все еще не верила тому, что услышала. Может, и это игра, попытка завоевать доверие? Но зачем? А если правда – разве это ей по силам? Значит, они все погибнут – Орфей, она, этот молодой парень…
– Вы справитесь. – Пустельга попытался улыбнуться. – Я уверен. Они не всесильны.
– Я постараюсь, Сергей. – Ника произнесла это как можно спокойнее, хотя в эту секунду ей больше всего хотелось вскочить и убежать – все равно куда, лишь бы подальше от этого ужаса. – Значит, сегодня вечером?
– Да, вечером… У меня к вам есть просьба… Виктория Николаевна, расскажите, как мы познакомились.
Ника чуть было не спросила: «А зачем вам?» – но вовремя спохватилась. Потерявший память, тяжело больной человек просит напомнить короткий эпизод его прошлой, подлинной жизни. В этом не откажешь и врагу…
– Мы с вами впервые увиделись… – Ника на мгновение задумалась. – Да, конечно, это было в конце сентября прошлого года на премьере «Кутаиса». Я вас запомнила… – Виктория Николаевна невольно улыбнулась, – потому что вы пару раз взглянули на меня. Кажется, в тот день у меня была не в порядке прическа…
Ника поглядела на Сергея, но тот не отреагировал на шутку. Молодой человек слушал, не пропуская ни единого слова, побелевшие губы были плотно сжаты, глаза смотрели куда-то вдаль.
