Владимир Прягин - Волнолом
А что, чем не версия? Кто их поймет, загадочные зимние души.
Впрочем, их посол с непроизносимой фамилией уже успел выразить глубочайшие соболезнования, решительно осудить и все прочее в том же духе. Быстро сориентировался, не придерешься.
Но если серьезно, ситуация и правда из ряда вон. Когда в столице в последний раз взрывали дома? Он, Генрих, такого просто-напросто не припомнит. Хорошо хоть из конторы давно ушел - даже представить страшно, какой там сейчас творится переполох.
Зато писакам раздолье - они бы, наверно, посвятили теме весь номер, но не хватило времени. Удивительно, как вообще успели за пару часов состряпать материал на целую полосу. В последнем абзаце значилось: 'Когда номер подписывался в печать, стало известно, что дело лично взял на контроль его превосходительство канцлер. Это вселяет надежду на скорый прогресс в расследовании. Подробности, версии, комментарии - в нашем следующем выпуске'.
Генрих перелистнул страницу. Дальше шла официозная муть, вытесненная взрывом с титульной полосы. Дворцовая хроника, протокольные встречи, субботний благотворительный ужин в Стеклянном Доме. Паркетно-выскобленные фразы, списки гостей, холеные лица с приклеенными улыбками.
Один снимок почему-то привлек внимание, хотя в нем не было ровным счетом ничего необычного. Разодетые гости стояли группой, уставившись в объектив. Брюнетка в центре показалась смутно знакомой. Генрих наморщил лоб, вспоминая, и с удивлением сообразил, что она похожа на ту, что ему сегодня приснилась. Теперь он мог рассмотреть лицо - идеально вылепленное, антично-надменное.
Заинтригованный, он принялся читать подписи. Так, кто у нас здесь? Министр общественного благосостояния с дочерью... Нет, эти стоят левее... Ее сиятельство графиня фон Дибенхофф... Тоже нет - старая карга, страшнее колдуньи Перхты... Такую во сне увидишь - можно и не проснуться... Ага, вот! Странно, что сразу их не узнал, люди известные, завсегдатаи парадных мероприятий - королевский советник с супругой...
Так, стоп. Еще раз.
Роберт фон Вальдхорн.
Сельма фон Вальдхорн.
Что за?..
Перед глазами расцвела чернильная вспышка, и воспоминания захлестнули его, будто прорвав плотину. Генрих сидел, вцепившись в газету, как утопающий в случайную деревяшку, а разум барахтался в мутном потоке памяти. Один за другим всплывали кошмары этой недели - мертвецы с чертополохом в глазницах, ожившее пугало с гвоздями вместо когтей, ледяной щит, в котором застряла пуля... Мерзкое чувство беспомощности в присутствии 'фаворитки' и дикая боль, когда он снимал клеймо...
Проклятье, что с ним вообще творится? Как он мог такое забыть? Несколько часов назад он резал себя, чтобы защитить Анну, а теперь попивает кофе!
Генрих вскочил. Сонная одурь развеялась без следа - его переполняла злость, кипучая жажда деятельности. С огромным трудом он подавил желание немедленно выбежать за порог и мчаться в столицу, чтобы вцепиться гадине Сельме в горло.
Или он еще не проснулся? Как иначе объяснить этот бред в газете?
Генрих перечитал подпись под фотографией, но буквы упорно складывались в одни и те же слова. Сельма фон Вальдхорн, законная супруга барона.
Каким, извините, боком? Не говоря о том, что сам барон должен мирно лежать в могиле, а не разгуливать по приемам. Однако ж, извольте - стоит и лыбится, никаких тебе трупных пятен...
И проклятая ведьма тоже скалится, подмигивает злорадно - как тебе, мол, такое? Что будешь делать, мастер-эксперт?
Чувствуя, что сходит с ума, он отшвырнул газету. Будто зверь в клетке, нарезал пару кругов по комнате, не зная, за что хвататься. Потом, наконец, остановился и мысленно рявкнул себе: 'Прекратить истерику!' Что там придумала психопатка, мы еще разберемся. Главное сейчас - выяснить, все ли в порядке с Анной.
Взялся за телефон. Уже ожидая соединения, сообразил, что звонит на домашний номер, хотя сегодня - рабочий день, и она должна быть в библиотеке. Однако трубку бросать не стал - вдруг все-таки застанет?
- Слушаю вас.
Это была не Анна, а ее мать, но Генрих приободрился - голос на том конце провода звучал приветливо и спокойно, а значит, ничего страшного пока не случилось.
- Доброе утро, фрау Майреген. Могу я поговорить с вашей дочерью?
- Она только что ушла. А вы, простите...
- Ах да, я не представился. Тысяча извинений. Генрих фон Рау, мы виделись с вами в пятницу.
- В пятницу? - переспросила она с толикой удивления. - Боюсь, герр фон Рау, вы что-то путаете. В пятницу я весь день была дома.
- Ну да, совершенно верно. Вечером мы приехали с Анной, и вы пригласили меня на ужин. Форель была, кстати, великолепна.
Повисла пауза. Потом собеседница облегченно воскликнула:
- Ах, я поняла! Это розыгрыш? Вы, наверно, друг Анны, один из этих обаятельных шалопаев, о которых она так много рассказывает! Знаете, я так рада, что в университете она нашла круг общения, о котором всегда мечтала. Дочь, кстати, много раз обещала познакомить меня с вашей компанией, но все время откладывает. По-моему, она немного стесняется. И, уверяю вас, совершенно напрасно! Я ведь не какая-нибудь замшелая ретроградка...
- Прошу прощения, фрау Майреген, - произнес он деревянным голосом. - Я, похоже, ошибся номером.
Аккуратно повесил трубку и опустился в кресло.
Да, надо отдать должное Сельме. Он ее недооценил. Что бы ни означал ее вчерашний обряд, последствия оказались явно масштабнее, чем представлялось Генриху.
Мертвые оживают, а живые теряют память.
Это если отвлечься от других неувязок и нестыковок. В статье, например, указано, что домочадцы хрониста уехали куда-то с визитом, хотя Генрих отлично видел - они были дома и выбежали в последний момент. Буквально за пару минут до того, как Сельма задействовала свой 'переносчик'.
А взрыв, значит, был отдачей, как она и предупреждала. Да уж, вещичка в самом деле из тех, что в быту не используешь...
Так почему же власти, прекрасно знающие, кто за этим стоит, рассуждают о каких-то 'бомбистах'? Или это такая хитрая конспирация, а на самом деле 'фаворитку' продолжают ловить? Хотелось бы, конечно, надеяться, но больше похоже на то, память отшибло и всей конторе.
Да, Генрих вчера решил, что отныне будет действовать сам, не надеясь на 'тройку'. Но вышло как-то слишком буквально...
Прочитанное в газете - наверняка лишь вершина айсберга. Ведь не ради замужества 'фаворитка' все это нагородила? Даже ее безумие имеет границы - хотелось бы, во всяком случае, на это надеяться.
Теперь ее намеки с обмолвками представляются в ином свете. Она обещала волну, которая изменит историю, а Генрих снисходительно ухмылялся. Ладно, такой ошибки он больше не повторит. Надо будет вспомнить каждое слово, произнесенное ею за эти дни, каждую деталь в ее поведении. А еще - досконально разобрать свои сны о Дюррфельде. Именно в них (уже можно не сомневаться) кроется ответ на вопрос, что же такое Сельма узнала в прошлом, чтобы изменить настоящее.
В общем, придется все расследовать заново, в одиночку.
Он выследит гадину - и в эту встречу уже не будет мальчиком для битья. Потому что дар вернулся к нему.
И не просто вернулся. Запечатанный клеймом, словно джинн в бутылке, дар за эти годы перебродил, вызрел во что-то новое, а теперь, найдя выход, жаждал соприкоснуться с чернильным светом.
А, собственно, чего ждать? Надо проверить свои возможности.
Генрих огляделся в поисках подходящей мишени. Вскинув руку, мазнул по воздуху пальцами сверху вниз, как это делала Сельма, и на двери проступила изморозь - жирная вертикальная полоса, мерцающая темными искрами. Овеществленная руна 'лед'.
То-то же.
Ух, повторить бы это на 'фаворитке'! Чтобы застыла, как снеговик, и даже моргнуть не смела. После чего взять ее за шкирку и оттащить в контору. Или нет, лучше сразу - лбом о ближайший дуб...
Вот только не надо излишней самоуверенности. Потенциалом он, может, и не уступит Сельме, но на ее стороне многолетний опыт. Пока Генрих кис в кабинете, она применяла свои умения на практике. Кроме того, у нее имеются тузы в рукаве, домашние заготовки вроде 'переносчика' или деревянного монстра.
И как же с ней справиться? Хороший вопрос.
Да, его дар, усиленный в результате эксперимента и дозревший, так сказать, в заточении, способен сейчас на многое. Простые команды однократного действия свет поймет и без обработанного носителя - без всяких там насечек и гравировки. Как, например, сейчас получилось с дверью.
А если нужен длительный, закрепленный эффект? Защита, которая действует днем и ночью? Тут носитель будет полезен. И лучше всего в этом качестве подойдет собственное тело.
Попробуем принять меры.
Он прошел в ванную, взял брошенный вчера скальпель. Расстегнул на груди рубаху и начертил над сердцем руну со значением 'солнце' - зигзаг, похожий на угловатую, зеркально отображенную тройку. Царапая кожу, чуть развернул лезвие, чтобы получилось грубее: теперь сохранится шрам, пусть и едва заметный.
