Александр Маркьянов - Сожженные мосты. Часть 1
— У… матка боска…
— Руки в гору![72] — негромко, но внушительно сказал сотник.
Второй, постарше — у него в этот момент не было в руках ничего, он только что бросил бочонок в машину, сместился влево, рука змеей скользнула за спину…
Хлоп…
Лязг затвора был слышнее, чем выстрел, десятимиллиметровая тяжелая тупая пуля врезалась в правую руку, напрочь перебив кость…
— И-ы-ы… — взвыл поляк, хватаясь за искалеченную руку, кровь из которой мгновенно пропитала рукав.
Третий бухнулся на колени
— Нэ пуцай! Нэ пуцай! Ми слю цивилы, цивилы, нэ пуцай![73]
С противоположной стороны с таким же пистолетом в руках выступил из тени Певец, красная точка лазерного прицела плясала на спине третьего…
— Ты серб?
— Арнаут! Арнаут,[74] нэ пуцай!
— Руки в гору! Второй — вяжи их!
Пока сотник держал контрабандистов под прицелом, Певец осторожно приблизился, заковал в наручники сначала того что выл, стоял на коленях потом того кто уронил канистру себе на ногу. Пошел к третьему.
— Осторожно! У него ствол!
— Бросай оружие! — крикнул Певец, стоя сзади так чтобы контрабандист не мог его видеть…
Здоровой рукой контрабандист осторожно достал из-за пояса пистолет, отбросил. Глухо стукнул о брусчатку металл.
— У… москальско семя!
— Мы казаки! Руки держать в виду!
Сыто лязгнули раз за разом наручники, защелкиваясь на запястьях.
— Проверь подвал.
— Есть! — Певцов развернулся, пошел к подвалу…
— Все едно мы вас вобьем, москальско семя… — злобно сказал раненый — це польска не сгинела…[75]
— Не надорвись… — спокойно посоветовал сотник — как с каторги выйдешь, милости просим за добавкой…
— Пан казак, пан казак… — зачастил второй — деньги возьми… диты малы, есть просят. Пусти Христом-Богом прошу.
Сотник не ответил — контрабандисты, бандиты всякие как припрет — еще и не такое скажут. Навидался.
Тенью скользнул из-за костела Певцов
— Чисто. В подвале — тонны три еще.
Велехов прикинул
— Грузим этих! Живее!
— А ну — встать! — рыкнул Певцов, поддал одного ногой, тот взвизгнул как баба.
Сотник повернулся, достал фонарь, задел красный светофильтр — мигнул несколько раз — Чебаку и Соболю. Чебаку — немедленно сюда, Соболю — быть готовым…
Через несколько секунд подскочил Чебак — прятаться было нечего и он перебежал прямо через площадь, не таясь.
— Помоги с погрузкой! — сотник был немногословен — Певец, как закончишь, запри подвал в костеле. Будто все сделали — и уехали.
— Есть!
Сам сотник прошел к кабине, держа пистолет наготове распахнул дверь — чисто! Нет никого. Сама кабина — удобная, даже со спальным местом. Оружия, конечно же, нет — им через посты, а потом по дорогам ехать, оружием светить не годится.
Легко забросил себя в кабину — гражданская машина садиться проще, чем на БТР. Коробка обычная, механическая, ключи… нет ключей.
Зараза…
Выскочил из машины, едва не столкнувшись с Чебаком.
— Погрузили — не дожидаясь вопроса, доложил он
— Добре. Пошмонайте по карманам — ключей нет.
Ключи нашлись быстро — тот, кто уронил на ногу канистру и сейчас мучался болью, был водителем, а грузил сам — для скорости.
— Стрелять только в самом крайнем случае — напоследок дал напутствие сотник тем, кто оставался в кузове, сидя у самого борта, на пленных — один трассер и костром полыхнем.
— Есть… — досадливо отозвался Певец, которому совсем не нравилась идея ехать в кузове, сидя на бочках со спиртом. Но приказ есть приказ.
— Вот так…
Машина завелась с первого же поворота стартера, сотник аккуратно снял стояночный тормоз, выжал сцепление, врубил передачу и медленно, стараясь не слишком шуметь двигателем, тронулся, объезжая площадь по кругу…
— Фары здесь где… — сказал он сам себе.
Нашел, включил — узкий, неяркий световой поток разрезал тьму, на фарах у машины стояли армейские маски. Видно было хреново.
— Да и бис с ними — выругался сотник, выключая фары и опуская на глаза ночной монокуляр. Машину с прибором ночного видения он последний раз лет пять назад водил — но в этом нет ничего хитрого, только ехать потише. Лощеные польские домики плыли в зеленой мути прибора…
Тормознули их на дороге километрах в десяти от села. Пост казаки организовали справно — за поворотом дороги, причем поворотом глухим, непросматриваемым. Если не знаешь что там пост — влетишь и развернуться не успеешь. Едва большой, тяжело груженый ФИАТ на малой ввинтился в поворот — как луч прожектора безжалостно высветил его, а из мегафона металлически громыхнуло:
— Стоять! Заглушить двигатель!
— От бисовы дети! — выругался сотник, прожектором ему резануло по глазам и капитально засветило ночник, отчего в глаза ему как песком сыпануло. Это ладно, пройдет, а вот если матрица ПНВ не выдержала перегрузки…
ПНВ — вещь дюже дорогая…
— Выходить из машины с поднятыми руками!
Сотник осторожно открыл дверь, выбрался наружу, подняв руки
— Свои, браты казаки! Велехов с Донского! Сектор Ченстохов!
— У них оружие! — крикнул кто-то за стеной света.
Прожектор погас
— Отставить!
Двое, с оружием подошли к машине.
— Огнев, ты что ли? — спросил сотник
— Я. Ты пошто по команде не доложил? Могли бы и врезать.
— По команде доложишь — результата не будет. Информация как сквозь решето текет.
— Взял? — Огнев кивнул на машину.
— Взял. Тонн пять с лишком.
Огнев присвистнул
— Богато.[76]
— Так и ты не зевай. Там под костелом — подвал, в нем еще тонны три спирта. Как раз Выстрелом твоим и вывезешь. Давай, бери машину и вперед, мы пока на пост встанем. Я тебе Чебака дам, он покажет.
— Так мы ж и зараз! — обрадовался Огнев
03 июня 2002 года
Персия
Голубой дворец…
На самом деле, этот дворец назывался как-то по-другому, но все звали его «Голубой дворец». Голубой — потому что крыша его была изумительного, изумрудного цвета.
Сам дворец находился почти в центре Тегерана и был на удивление небольшим. Никакого сравнения с русскими роскошными дворцовыми комплексами, типа Царского села или Константиновского дворца. Он был даже меньше — если считать только основное здание — чем дворец Воронцовых на Черноморском побережье.
Но отделан дворец был и изнутри и снаружи просто роскошно…
Снаружи — превосходная, филигранная резьба на стенах, роскошные двери из черного дерева с отделанными золотом ручками, изумрудного цвета крыша, почти сливающаяся с распахнутой настежь синью неба. Внутри — золото, мрамор, черное дерево, роскошная парча с золотым шитьем. Картины великих мастеров, в основном европейских — на стенах, явно подлинники. Не хватало только знакомого запаха «русской кожи»,[77] а так — закроешь глаза, и можно представить, что ты в московском или екатеринбургском дворцах Его Величества.
Дворец стоял посредине роскошного регулярного парка, с каштанами, с подстриженными британскими газонами, с кустами, с асфальтированными дорожками. Парк был большим и роскошным и занимал не меньше гектара площади.
Придворных у дворца было немного, на удивление все — в строгом, неприметном, европейского покроя платье,[78] мой фрак смотрелся даже слишком роскошно и дорого. Ни одного человека с бородой, зато многие носят небольшие, аккуратные усики, подражая Их Сиятельству. А так — все, как и должно быть при дворе владетельного монарха.
Марина умудрилась одеться довольно прилично, на европейский манер, даже цвет ее платья гармонировал с цветом фрака, который сшил мне старый портной Хаим, просидев над ним всю ночь. В машине она держалась молодцом — но было заметно, что она волнуется. Явно — не из дворян, и для нее это появление при дворе — первое.
Нарушая дипломатический протокол, их Сиятельство, шахиншах Мохаммед, царь царей ждал нас не в зале, где и должна была проходить церемония вручения верительных грамот — а на ступенях дворца. Рядом с ним была блондинка лет тридцати пяти — его вторая жена и большая, черная лохматая собака, породу которой я так и не смог определить. Блондинка была его второй женой, звали ее Сорейя и до замужества она работала стюардессой. У нее это тоже был второй брак — первым ее мужем был директор национальной авиакомпании, но три года назад он скоропостижно скончался, и менее чем через неделю состоялась новая свадьба. Насколько мне было известно — от первого брака у царя всех царей было два сына, от второго детей пока не было.
Царь всех царей производил впечатление странное. Среднего роста, подтянутый, с аккуратными усиками на белом, совсем без загара лице, с проседью в волосах. Одет он был в нечто напоминающее военную форму — брюки гражданского покроя и защитного цвета френч, без наград и знаков различия. Черный шейный платок — единственная экстравагантная деталь костюма. Ремень, на котором висела простая черная кобура с пистолетом. Запоминались глаза — неопределенного, серо-синего цвета, липкие какие-то, словно старающиеся забраться к тебе в душу…
