Дмитрий Старицкий - Фебус. Принц Вианы (СИ)
— После того как вместе окрестим первого младенца, разрешу вам называть меня при всех как «кум» или «куманёк». Идет?
— А над самим Вашим Высочеством шутить можно будет? — осторожно коснулся дю Валлон щекотливой темы.
— Можно, — милостиво разрешил я, — Только осторожно.
И мы оба заразительно рассмеялись.
— Тогда согласен, — промолвил мессир Франсуа, оговариваясь. — Только, чур, чтобы в деревеньке делали козий сыр и красное вино.
— С этим сами разберетесь. Ваша деревенька — ваши хлопоты. Однако надеюсь, вы в курсе всех, а не только публичных обязанностях шута?
— Не беспокойтесь, Ваше Высочество, все будет в лучшем виде. На каком языке разговаривает ваш двор?
— На васконском и окситанском. Реже на кастильском и языке франков
— Знакомо, — ответил дю Валлон, как мне показалось с облегчением.
Позвал Микала, который, отработав постирочный урок, сидел на борту барки, проводя время с удочкой в компании старшего сына литейщика. Недалеко, но так чтобы и разговора нашего не слышать, и призыв не пропустить.
Принес он мне по моему приказу трофейный кошелек от шотландского барона.
Я вынул из него один «конский» франк* и протянул его мессиру Франсуа.
— Я взял ваше золото, — произнес он формулу наемника, принимая монету. — Клятву верности дам, когда буду выглядеть более прилично.
Потеребил он свой штопаный камзол. Намекает, хитрюга, на то, что пора бы мне его приодеть ДО ТОГО.
— Тогда в Нанте, — ответил я. — В соборе. После портного.
Мессир Франсуа встал, поклонился мне и с чувством произнес.
От жажды умираю над ручьем.
Смеюсь сквозь слезы и тружусь, играя.
Куда бы ни пошел, везде мой дом,
Чужбина мне — страна моя родная…Стихи Франсуа Вийона. Перевод Ильи Эренбурга.
Слушая его хриплый баритон, я подумал: что Франсуа, что Микал, этакие проныры, два сапога — пара. Но мне так даже лучше.
Перед ужином спустился в трюм, приласкать Флейту, скормить ей пару морковок, по шее похлопать, а то я ее совсем забросил. Кобыла остро мне напомнила, какое наслаждения мне дарила ее бывшая хозяйка, что снова стало как-то неудержимо тоскливо. Вот не было бы моим мозгам пятьдесят пять лет — точно бы влюбился в Иоланту до потери пульса, до сноса мозга. А так ласковая камгарская кобылка, лукаво глядела на меня фиолетовым глазом, подмаргивая и утешая, пока я мацал ладонью ее бархатное вымя.
С тоски вечером выпил лишку и завыл, насилуя гитару.
Бомбарды в небо гром метали,
Наваррцы шли в последний бой.
А молодого эскудеро*
Несут с пробитой головой. Текст Юрия Борисова.
Стрелки остались под впечатлением.
Марта снова плакала. На этот раз не стесняясь никого. Слова она скорее понимала с пятого на десятое, но вот мелодия эта никого не может оставить равнодушным.
А я отчаянно завидовал поэтическому дару своего шута, потому что не мог адекватно выразить в словах свои чувства. Вот и занимался с тоски переделкой на чужие языки великих песен своего народа.
— Какой сегодня день, а то я что-то счет им потерял? — опросил я утром свою свиту, одеваясь после умывания.
— День святой Моник, — тут же отозвался дамуазо Филипп.
— А по числам?
— Двадцать седьмое августа, сир, — откликнулся раб Микал.
— Плохо, — вырвалось у меня.
— Осмелюсь спросить, сир, почему это число хуже других? — заинтересовался Микал.
— Да потому что дома окажемся ближе к зиме. А дел у нас не меряно.
Ну вот, опять шило в заднице заиграло. Жажда деятельности проснулась. Нагрузить бы это тело ФИЗО до посинения, чтоб гормоны сбросить, да нельзя пока — нужно чтобы состясшиеся мозги на место встали. А это тоже время. Сам же так подгадывал, чтобы все лежачие лечебные процедуры завершить на тихой барке.
— Вы ошибаетесь, сир, — подал голос Филипп, — намного раньше будем в Наварре. До Нанта осталось всего пару дней плыть. Там, правда, неизвестно, сколько времени займет поиск нужного корабля. Но само плавание до Сантандера займет меньше недели. А там всего останется с десяток конных переходов до Помплоны.
Но тот малец, что во мне сидит уже закусил удила.
— Загибай пальцы, — ответил я. — В Сантандере придется задержаться на неделю — раз. Доберемся до Помплоны — уже октябрь на дворе — два. А еще в Помплоне на общение с маменькой и прочими также неделя пропадет — три. Путь до Вианы, ладно, пару дней. В Виане неделя — четыре. Пока в Беарн обернемся — ноябрь на дворе. Причем два раза через горы переходить. Какая все-таки медленная тут дорога. Огорчает это меня. Очень огорчает.
— Увы, сир, Господь так распорядился, что крыльев у нас нет — Филипп состроил огорченную рожицу.
Получилось у него это забавно. Даже развеселило.
— Я помню, что человек — это двуногое без перьев, — щегольнул я цитатой из Платона.
И все засмеялись.
Но наше веселье с уклоном в местную географию нарушил сержант. Как всегда грубо, зримо и брутально.
— Прошу прощения, сир, что прерываю ваши занятия, но дело не терпит отлагательств, — заявил он совершенно сокрушенным голосом.
— Продолжай.
— Кони в трюме измучились от недостатка движения. Затекли. Хотят лечь, а тесные стойла этого им не позволяют. Если их не выгулять, не размять, хотя бы день, загубим лошадей. Не говорю уже о том, что столько же нам еще и по морю плыть, и удобства для коней там будет меньше, чем здесь.
— Дону Саншо ты это говорил?
— Нет пока, сир. Сначала доклад вам, а там как решите, так и будет, — показал старый службист свое понимание субординации.
Почесал я репу, надеясь придумать приемлемый выход из создавшегося положения, как вдруг над нами, шкипер барки, который держался за рулевое весло на крыше надстройки, громко так заорал в сторону носа посудины, пытаясь докричаться до Саншо.
— Ваша Светлость, Ваша Светлость. Вы просили предупредить, когда будем подходить к шато Шантосе. Так он скоро будет. Один поворот остался. По левому берегу уже земли сеньории Рец.
— Вот там, надеюсь, нам разрешат размять коней и покормить их свежей травкой, — сказал я своей свите и направился к дону Саншо, как к старшему товарищу, выяснять подробности будущей стоянки.
Громада замка Шантосе вырвалась из-за поворота и нависла над рекой толстой круглой башней под высокой конической крышей, на которой вертелся флюгером позолоченный галльский петушок. Ближе к нам и дальше от берега стояла не менее мощная прямоугольная башня под шатровой крышей. Сразу от реки вглубь берега шел широкий ров, превращающийся у ворот в большой пруд, через который перекинут узкий мост. Судя по толстым цепям, которые тянулись к надвратным башням от середины моста — тот был подъемный. Перед самим мостом на нашем берегу пруда стоял небольшой, но высокий форт-бастида из четырех башен, соединенных короткими стенами. Чтобы прорваться на мост, противнику следовало сначала захватить это предмостное укрепление. Все в замке было выстроено из темно-красного дикого камня. А перед фортом на расстояние не менее версты-полутора расстилался луг с сочной травой, на котором были вырублены даже слабые намеки на кусты. Не говоря уже о деревьях.
Глубже в берег виднелись синие и красные крыши деревеньки.
Несколько пейзан косили на лугу высокую траву — запасали сено.
— Вот хорошее место для причала, — воскликнул шкипер и громко раскомандовался матросами. — Гастон, якорь за борт. Ален, Оливье — лодку спускать. Ришар, второй якорь в лодку. Да пошевеливайтесь же тараканы беременные. Планше, смотреть с носа дно. Не дай Дева Мария корягой борт пробьем.
Матросы застучали по палубе голыми пятками, ороговевшими у них до состояния конских копыт.
Швартовка к неподготовленному берегу — а мы специально встали вдалеке от Шантосе, чтобы не напрягать охрану замка, дело оказалось не быстрое.
Сначала подошли к пологому песчаному пляжу бортом барки, используя инерцию корпуса и течения.
Бросили в воду кормовой якорь со стороны большой воды, затормозив движение.
Второй якорь с кормы лодочка увезла на берег и закрепила там. Просто вбив крепкий дрын в землю через отверстие старого жернова.
Потом повторили ту же операцию с носовым якорем.
И лишь затем матросы стали одновременно подтягивать барку бортом к берегу, выбирая якорные канаты.
Последним подтянули канат с якоря, утопленного в реке. И на трех растяжках барка стала как вкопанная.
Пока готовили сходни, мессир дю Валлон успел облачиться в тот же прикид, в котором он впервые появился перед нами из леса.
— Сир, я схожу, послушаю по округе, что говорят? — вроде бы как даже отпросился у меня на время.
Но мне много говорить и не надо. Я умею читать между строк. Мне было очень жаль расставаться с этим замечательным стариком, но что поделать: вольный ветер не схватить, конский топот не словить. И никого не облагодетельствовать, если при этом ломать ему кайф. Несмотря на все заверения либеральных экономистов о том, что человек работает только ради денег, либеральные же психологи установили, что человек, если у него есть выбор будет делать только то, что ему нравится.
