Черкес 2. Барочные жемчужины Новороссии - Greko
— Ты уже прочитал… — я усмехнулся. — Давай, проверим, так ли это?
— Сестра и племянник! — Спенсер знал толк в эффектах.
— Как? — просто спросил я.
— Как-то так… — Спенсер с водевильной легкостью и изяществом взмахнул рукой. — Это чуть посложнее секрета чая твоей юной хозяйки. Но, уверяю тебя, чуть-чуть опыта и жизненных передряг, и ты научишься такому трюку. Так, что с сестрой и племянником?
Я опять приступил к рассказу. Он был не в пример короче предыдущего. Реакция Спенсера опять меня удивила.
— Ну, нет, Коста! Так я с тобой никогда не расплачусь! И разве это просьба⁈ Разве это масштаб⁈ Будем считать, что это просто небольшая услуга, — тут Спенсер выступил прям как Воланд, простивший Маргарите её просьбу о платке Фриды. — Да и твою сестру можно понять! Если честно, и меня Одесса немного пугает. Безусловно, чувствуется, что город этот в скором времени достигнет хороших высот. Но пока он достигнет… — Спенсер опять изящно потряс рукой. — Решено: твои родственники поедут с нами в Крым! Но! — тут Спенсер опять сделал жест, вытянув руку вперед, чтобы остановить мою благодарность. — Я очень надеюсь, что судьба, все-таки, предоставит мне шанс отплатить тебе по достоинству за спасение моей жизни!
«В общем: не будет мне покоя, пока жив Джавдет!» — усмехнулся я про себя, благодарным кивком успокоив Спенсера.
— С’est magnifique! — Спенсер был совершенно счастлив. — Ну, друг мой, я совсем тебя заболтал. А тебе нужно сейчас много есть, много спать. Так что, откланиваюсь!
Мы опять пожали друг другу руки. Спенсер вышел.
Я откинулся на подушки. Выдохнул.
«Кажется, у меня неплохо получилось!» — подумал. Тут, чтобы не отпугнуть удачу, наивно плюнул три раза через левое плечо. Думал, дотянуться до стула, на котором сидел Спенсер, чтобы еще и три раза постучать по дереву, как услышал знакомый звук на балконе.
«Опять чертовка лезет!» — посмотрел в сторону балкона, ожидая явления Микри.
Челюсть моя невольно поползла вниз, когда в комнату тихо проскользнул… Проскурин. Сапоги при этом держал в руках.
«Словно водевиль какой-то!» — успел подумать.
— Проскурин! — зло прошептал, оглядываясь на дверь комнаты. — Какого черта? Ты в своем уме?
— Да ты не волнуйся, Коста! — Проскурин присел на стул, стал натягивать сапоги.
— Как это не волнуйся⁈ А, если…
— Да, ни хрена бы он не заметил! — Проскурин понимал причину моего беспокойства. — Я видел, как он к тебе шел. Чуть подождал. С сестрой твоей договорился. И когда она чашку с чаем несла, сапоги снял и проскользнул в комнату Адонии. И к тебе залез, как только убедился, что он сел в дрожки.
Он уже надел второй сапог, выдохнул.
— Не ссы! — все-таки его солдафонство периодически вылезало наружу.
— Да тут впору и обделаться! — я все никак не мог успокоиться. — Ну, и чего ты приперся? Сейчас. Не опоздал?
— Ну, давай, давай, ругай меня! — Проскурин склонил повинную голову.
— Да, ну тебя!
— Коста, ну ты чего? Что я нелюдь, не понимаю, что ли, как ты обижен? Ну, ты сам посуди, как бы я влез туда? Как бы я к тебе на помощь пришел? Думаешь, не хотел, струсил? Да чтоб меня разорвало, если я не хотел или струсил! — Проскурин перекрестился.
— Да, ладно тебе! — я успокоился. — Понимаю, что не мог. Иначе хана моей легенде.
Проскурин расплылся в улыбке.
— Дык! — видимо, у него от восторга перехватило дыхание, поскольку больше он не смог что-либо произнести.
— Вот тебе и дык, и шмяк! — я рассмеялся. — Слышал наш разговор со Спенсером?
— А то! — к Проскурину вернулась способность говорить.
— Что думаешь?
— Хитер ты, грека! Что я могу еще думать? Ловко ты его на крючок подцепил! Я там аж чуть не расплакался, слушая, как вы тут братались! Ты представляешь, как там в канцелярии новороссийского наместника будут довольны⁈
Я скромно молчал.
— То-то же! — Проскурин оправился. — Ладно, побегу, доложусь! Да и тебе, англичашка прав, спать нужно, отдыхать и поправляться. Больше встречаться до твоего отъезда не будем. В случае нужды передашь записку через Адонию.
Я кивнул.
— Ты точно не в обиде? — Проскурин все-таки жаждал железных гарантий.
— Точно, точно! Хочешь даже облобызаемся? — я улыбнулся.
Проскурин шутки не понял. Чуть не бросился радостно на грудь. Пришлось его притормозить и аккуратно троекратно, как и полагается, расцеловаться, не отрывая голову от подушки.
— Ну, все! Побежал! Ты сейчас ни о чем не волнуйся. Если что нужно, только свистни!
Проскурин вышел.
Выдохнуть я не успел. В дверях уже стояли сестра и Микри. На подносе в руках сестры, судя по быстро разнесшемуся запаху, лежала только что приготовленная печенка. Микри держала в руках кувшин с вином. Я понял, что жутко проголодался.
Глава 11
Стипль-чез по-одесски
Прошла неделя после операции, как снова меня навестил Спенсер.
Он с упоением мне рассказывал про посещение итальянской оперы «Il Furioso» в местном театре в компании с Нарышкиными.
— Роль «маньяка» исполнял синьор Марини. Несравненный актер! Его игра сделала бы честь театрам европейских столиц. Одесский же, хоть и храм искусства, но вызывает некоторые нарекания. Он мал, коридоры низкие, нет отдельных выходов на верхние ярусы. При входе, между колонн, ветер доставляет массу неудобств декольтированным дамам. Все толкаются в партере, ибо мест с номерами нет. Этакое сообщество любителей Мельпомены! Но вот что удивительно. Среди театральной публики я заметил много евреев. Они — ярые поклонники оперы. Такие овации они устраивали певицам!
— Наверное, переехали сюда из Вены или Львова? — предположил я.
— Возможно, возможно. В Австрии, общеизвестно, оперу весьма ценят. Но бог с ним, с театром… Как твое здоровье, кунак? Как твоя рана?
— Иду на поправку стремительным шагом! Шов сформировался, нитки уже удалили, нагноения нет. Конечно, придется избегать физических нагрузок в ближайший месяц. Но доктор говорит, что молодой организм справится успешно.
— Это великолепная новость! Грандиозная! Извини, что несколько высокопарен после прослушивания итальянцев… — поправился Эдмонд. — То, что ты снова в строю, очень ко времени. И полностью соответствует моим планам.
— Вы про Крым, мистер Спенсер?
— Коста, мы же договорились: наедине — только на «ты» и просто Эдмонд. Я
