Русская война 1854. Книга четвертая - Антон Дмитриевич Емельянов
— Твой острый язык — что жало змеи. Его нужно отрезать и… — запал султана пропал так же быстро, как и появился. — Ты сможешь добиться того, о чем говоришь?
— Высадите меня рядом с русским лагерем. Я передам командиру экспедиционного корпуса предложение о нейтралитете, и ваше желание мира будет зафиксировано в истории перед будущими переговорами. А они будут, любая война рано или поздно заканчивается именно ими…
Они говорили еще долго, но в итоге султан согласился. После этого смуглый молодой пилот уложил девушку рядом с собой на краснокрылого «Призрачного змея», и они полетели в сторону заката. Английский планер двигался гораздо жестче, чем русские «Ласточки», но он летел, скрадывая за четыре сожженных ускорителя не меньше пяти верст. Потом посадка — на постоялом дворе, рядом с небольшим гарнизоном, или просто на опушке леса. Но в любом месте их ждали и передавали новые ускорители. Пилот закреплял их и снова вез Юлию дальше.
— Итого вышло 22 посадки, и только пять раз нам пришлось немного подождать, чтобы довезли задержавшиеся ускорители, — рассказывала она уже Нахимову и остальным генералам, оставившим сон ради ее истории.
— Больше 100 километров, — оценил Щербачев, впрочем, он оказался способен не только на умножение. — А еще мне кажется, что этот полет был посланием от султана. Показателем его силы и власти. Вы посмотрите: больше десятка станций для дозаправки, а там, где их не нашлось по пути, сообщение передали другим способом, и пилота с Юлией Вильгельмовной все равно встретили. И довели почти до нашего лагеря!
— Кажется, мы контролируем окрестности меньше, чем думали, — кивнул Липранди.
— Нужно будет усилить патрули, — согласился Хрущев.
— И решить, что делать с посланием, — добавил Нахимов. — Сами мы не сможем его принять, но будет ли султан ждать, пока его сообщение уйдет на север и вернется обратно? Несколько недель… За это время тут уже все будет кончено, так или иначе.
— А ему и не нужно слово царя, — снова все понял Щербачев. — Думаю, если мы напишем, что оценили его мирные намерения и широту власти, то это будет и в рамках наших полномочий, и Мехмед IVполучит здесь и сейчас то, что ему нужно. Гарантии признания его вклада в будущий мир.
— Не нанесем ли мы тем самым вред России? — задумался Нахимов. Эх, адмиралу бы в обычной жизни его решимость, с которой он всегда действовал на поле боя.
— Лично я на самом деле впечатлен тем, как туркам удалось организовать перелеты на дальние расстояния с учетом несовершенства переданных им «Огней». В каждой стране есть люди, готовые за нее бороться, и если такие еще рождаются на землях Османской империи, то, может, они еще сумеют стать полезным союзником. В любом случае я бы оставил это решение Николаю.
— Кхм, — Юлия напомнила о себе. — Мне кажется, вы сейчас все рассуждаете как военные. Тут же нужно смотреть дипломатически. И с этой точки зрения султан уже рискнул, показав свою готовность к миру, уже сделал шаг вперед. Нам сейчас всего-то и нужно, что не отталкивать его.
Кажется, ее услышали. В отличие от переговоров с султаном тут все решили гораздо быстрее. Юлию отправили спать, Нахимов пошел писать официальный ответ, а остальные… Тоже разошлись.
Девушка лежала под одеялом, и пусть ей раньше казалось, что после такого она сразу уснет, вот только не получалось. Плеск волн, тихие переговоры патрульных — она лежала и слушала все, не давая себе расслабиться. Что это? Страх? Или ожидание, что рядом раздадутся знакомые шаги? Девушка не хотела признаваться в этом даже самой себе.
Неожиданно рядом с палаткой мелькнула тень, полог поднялся, и внутрь кто-то зашел.
— Юлия… — ее позвали, но голос был не тот. Захотелось заплакать, но девушка сдержалась.
— Анна, — вместо слез она мило улыбнулась старой знакомой по госпиталю.
Та как раз зажгла висящий на поясе странный фонарь без язычков пламени, а потом подскочила и изо всех сил обняла.
— Ты жива! Как же я рада! — шептала Анна Алексеевна.
Юлия не отвечала. Пока ее крепко сжимали, она невидящим взглядом смотрела на деревянный кинжал, висящий на поясе ее соперницы. Кинжал-заколку, рисунок которой она видела в палатке Григория Дмитриевича. И тогда получается, что эти двое… Впервые с момента похищения девушка не выдержала и заплакала. Слезы текли сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее.
— Поплачь, станет легче, — Анна ничего не понимала и лишь гладила ее по голове.
* * *
Не думать! Решение принято, и оно должно быть исполнено.
Я хлопнул ладонью по борту «Чибиса», желая машине удачного полета. Сидящий за штурвалом Лешка Уваров был бледен и, кажется, до конца не понимал, что происходит.
— Ваше благородие, прошу вас! Не отправляйте меня назад! Тут же вы, самолеты, ребята! Как я смогу сидеть в Севастополе, зная, что вас ждет новая осада?
— Ты нарушил устав, — напомнил я. — Привел постороннего в лагерь. И ладно нарушил, но ты не доложил мне! Как я могу после этого доверить тебе других пилотов?
— Но Юлия ведь своя!
— В тот момент ты этого не знал. Это был посторонний человек, который не должен был находиться на базе. В уставе же прописывали подобные ситуации! И мы не раз их проговаривали. Да просто представь себя на такой же базе врага не со связанными руками — что бы ты смог там натворить? Поджечь самолеты… Или незаметно повредить, чтобы неполадка вылезла только в небе… Или ты уже забыл случай с мичманом Кононенко?
— Не забыл, — Лешка сглотнул. Кажется, он и в самом деле представил, что смог бы устроить на чужом аэродроме с его-то знаниями, что и как можно портить.
— Тогда удачного полета! Передашь машину и почту в лагерь у Румели-Хисар. А дальше уже на корабле домой.
— Ваше благородие, еще один шанс!
— Пилот Уваров, имейте гордость! Если совершили проступок, так несите за него ответственность!
— Есть нести ответственность, — Лешка сглотнул и замолчал.
Обиделся. А как будто мне сейчас легко: отказываться от лучшего пилота, когда на носу самые
