Стальная сеть - Натан Темень
— Сидит в стеклянной банке?
— Да.
Я представил, каково это — сидеть в банке. Без надежды выбраться. Жесть какая. Так вот чего он боялся, этот карлик-полукровка. Хотел мне что-то сказать, да не успел. Наверное, предупредить, что хозяин его свихнулся.
— А почему вы меня спасли? — спрашиваю. — Если жрать, так всех сразу? Вы же хотели меня прикончить. Ещё у театра постарались, натравили на меня сына Филинова. Разве нет?
Прекрасная эльвийка поморгала глазами:
— Нет, вы не так поняли, Дмитрий. Я вовсе не хотела вас убить.
— Ага, только душу схавать, — говорю. — Без лука и перца.
— Поверьте, Дмитрий, я не желаю вам вреда.
— С чего мне вам верить? — говорю ей. — Вы же всех презираете. Для вас, настоящих эльфов... то есть эльвов, все полукровки говно. Гобы и орги вообще грязь под ногами. Для вас убить гоба — что чихнуть. Не так разве?
Она пожала плечами:
— Грубо, но да.
— А я что тогда — не такой как все? Избранный, что ли?
Эльвийка удивилась, брови подняла:
— Кем избранный? Нет, Дмитрий, вы случайность. Но вы... вы не чужой мне.
Смотрю — а она покраснела до ушей. Как девчонка. Говорит, а сама глаза отводит:
— Вы знаете, Дмитрий, полукровки бывают разные. Острые уши, звериный взгляд, светлые волосы. Таких сразу видно, кровь эльвов трудно спрятать. Но бывает, что кровь человека сильна. Если отец ребёнка не простой клиент борделя...
Тут она совсем смутилась. Даже уши покраснели.
— Если человек этот хорошего рода, если он знатен и силён... А мать не простая девушка из полукровок...
Ну ничего себе. Она на что намекает? Кто моя мать? Да ещё папаша не из простых, выходит. А чего это она так смутилась? Блин...
— Вы моя мать? — спросил в лоб.
Она глаза отвела, руки сжала, прямо как тот карлик на лестнице. Не ответила.
— А отец кто? — спрашиваю. — Губернатор, что ли?
Она головой замотала:
— Нет, нет, не губернатор.
— Тогда кто? — вот блин блинский! Какие дела открываются...
— Неважно, — отвечает прекрасная эльвийка. — Я обещала хранить тайну, и я её сохраню. Просто знайте, Дмитрий, что вашей гибели я не желаю.
— А тогда, на вокзале? Когда старший эльв приказал убить меня, то есть мою душу сожрать?
— Я не могла ослушаться. Это мой долг. Предупреждаю вас, Дмитрий — если вы перейдёте черту, я не смогу вам помочь. Прошу вас, не лезьте слишком далеко.
Посидел я, подумал. Это что же получается? Они тут творят что хотят, души лопают как не в себя. Гобы с оргами для них вообще лёгкая закуска. Людей они в расчёт не берут. Подумаешь, людишки. Они и не заметят ничего... А Димка Найдёнов, значит — отойди в сторонку? Утрись, мальчик, жуй свою жвачку без сахара. Мамку надо слушаться. Так что сядь, вон, в уголок и не отсвечивай. Ну уж нет.
— Я уже влез в это дело обеими ногами, — говорю. — Мне пути назад нет. Не хотите помогать, ладно. Хотя бы не мешайте.
Прекрасная эльвийка губы поджала. Не понравились ей мои слова.
— Какой помощи вы от меня хотите, Дмитрий? — спрашивает, холодно так.
— Скажите, кто такой Рыбак. На вас заклятье молчания ведь не ставили?
Она встала, выпрямилась, глаза засверкали.
— Никто не может поставить печать на мои уста, человек!
— Тогда скажите. Я уже двоих покойников в морг оттащил. От заклятья этого.
— Не могу. Я дала слово. Слово эльва крепче любого заклятья.
— Боитесь его, что ли?
Побелела она, наклонилась ко мне, прошипела кошкой:
— Я никого не боюсь. Указывать мне может только старейший эльв!
— А как по мне, так боитесь. Скажите, и я отстану.
Ух, как она взбесилась! Зубы оскалила, шипит:
— Знаешь, почему ты ещё жив, мальчишка? За тебя заступился наш нерождённый брат, сын моей подруги! Если бы не он, твоя душа была бы моей. Или брата Левикуса.
Я аж отшатнулся, такая она стала злая. И что значит — сын моей подруги? Он что, лучше меня?
— Я же сынок ваш, — говорю. — И этого, как его, знатного человека.
Засмеялась эльвийка.
— Глупец! Ты ничего не знаешь! Ты судишь, как человек. Эльвы не любят своё потомство. Нет ничего слаще, чем поглотить душу меньшего собрата. Это придаёт нам сил. Скажи спасибо тому, кто живёт внутри тебя, скрытый печатью. Не то я поглотила бы тебя без жалости.
Ой. Это она про Талисмана, что ли? Ведь это он за печатью внутри меня живёт. То есть это он сын её подруги? Ну да, а кто ещё-то?
У меня от волнения аж ноги подкосились. Взял я себя в руки, виду не подал, что боюсь. Говорю ей:
— Что же вы его мать тогда убили, подругу свою лучшую? Людишек наняли, чтобы самой руки не марать. В лес заманили, живот ей распороли снизу доверху. Это что, у вас, благородных эльвов, так принято?
Она в лице переменилась. Злость ушла в один момент. Вздохнула эльвийка, говорит печально:
— Если эльв желает уйти, никто не вправе помешать. Её душа слилась с лесом, деревьями, кустами, травой. С ручьями, что текут в земле. С птицами на ветвях...
Повернулась ко мне, брови нахмурила:
— Уходите. Дела эльвов не в юрисдикции людей. Покиньте мой дом, господин Найдёнов.
Вот как, значит. Госпожа отсылает жалкую полукровку. Поигрались и вали отсюда.
Собрал я всю свою храбрость, какая осталась, говорю:
— Душа вашей подруги, может, в лесу сейчас порхает. Зато тело её в морге лежит, всё располосованное вдоль и поперёк. А этоужев моей юрисдикции!
Вижу, удивилась она моей наглости. Глаза открыла широко, на меня смотрит.
А я дальше жму:
— Так что не надо говорить, что дела эльвов людей не касаются. Вы государю клятву на верную службу давали. А я государев человек. Пока дело не закрою, буду копать, сколько потребуется. И пугать меня нечего. Не имеете право жрать душу полицейского. Пока он на службе.
Это я загнул, конечно. Сам не знаю, что несу. Но вижу — проняло.
Она волосы растрёпанные пригладила, задумчиво так. Брови нахмурила, голову набок склонила. Глянула на меня, как
