Весь Дэн Браун в одном томе - Дэн Браун
Лэнгдон рассмеялся, осознав, как прозвучали его слова.
— Нет. Я говорю не о заработке. Я говорю о деньгах как о банкнотах.
С этими словами он достал из кармана брюк несколько купюр и выбрал из них бумажку достоинством в один доллар.
— Я увлекся изучением этого культа после того, как обнаружил, что американская валюта просто усыпана символами иллюминатов.
Виттория взглянула на него из-под полуопущенных ресниц. Она, видимо, не до конца понимала, насколько серьезно следует воспринимать эти слова.
— Посмотрите на оборотную сторону, — сказал он, протягивая ей банкноту. — Видите большую печать слева?
— Вы имеете в виду пирамиду? — перевернув долларовую бумажку, спросила Виттория.
— Именно. Какое значение, по вашему мнению, могла иметь пирамида для истории США?
Девушка в ответ пожала плечами.
— Вот именно, — продолжил Лэнгдон. — Абсолютно никакого.
— Тогда почему же она смогла стать центральным символом Большой государственной печати? — нахмурившись, спросила Виттория.
— Мрачный зигзаг истории, — ответил Лэнгдон. — Пирамида — оккультный символ, представляющий слияние сил, устремленных вверх, к источнику абсолютного Света. Теперь внимательно посмотрите на то, что изображено чуть выше пирамиды.
— Глаз в треугольнике, — ответила Виттория, изучив банкноту.
— Этот символ называется trinacria. Вам доводилось раньше видеть глаз в треугольнике?
— Да, — немного помолчав, сказала девушка. — Но я не помню…
— Он изображен на эмблемах масонских лож во всем мире.
— Значит, это масонский символ?
— Нет. Это символ иллюминатов. Члены братства называют его «сияющая дельта». Призыв к постоянным изменениям и просвещению. Глаз означает способность иллюминатов проникать в суть вещей, а треугольником также обозначается буква греческого алфавита «дельта», которая является математическим символом…
— Изменения, эволюции, перехода к…
— Я совсем забыл, что беседую с ученым, — улыбнулся Лэнгдон.
— Итак, вы хотите сказать, что большая печать Соединенных Штатов призывает к переменам и проникновению в суть вещей?
— Или, как сказали бы некоторые, к Новому мировому порядку.
Витторию эти слова Лэнгдона несколько удивили, но, вглядевшись в банкноту, она протянула:
— Под пирамидой написано: «Novus… Ordo…»
— «Novus Ordo Seculorum», — подхватил американец. — Что означает «Новый секулярный порядок».
— Секулярный в смысле «нерелигиозный»?
— Да. Именно нерелигиозный. В этой фразе ясно выражены цели ордена «Иллюминати», и в то же время она кардинально противоречит напечатанным рядом с ней словам: «Мы веруем в Бога».
— Но каким образом вся эта символика смогла появиться на самой могущественной валюте мира? — обеспокоено спросила Виттория.
— Большинство исследователей считают, что за этим стоял вице-президент Соединенных Штатов Генри Уоллес. Он занимал место на верхних ступенях иерархической лестницы масонов и, вне всякого сомнения, имел контакты с иллюминатами. Был ли он членом сообщества или просто находился под его влиянием, никто не знает. Но именно Уоллес предложил президенту этот вариант большой печати.
— Но каким образом? И почему президент с этим согласился?
— Президентом в то время был Франклин Делано Рузвельт, и Уоллес сказал ему, что слова «Novus Ordo Seculorum» означают не что иное, как «Новый курс»[38].
— И вы хотите сказать, что Рузвельт дал команду казначейству печатать деньги, не обратившись за советом к другим экспертам? — с сомнением спросила Виттория.
— В этом не было нужды. Они с Уоллесом были словно родные братья.
— Братья?
— Загляните в свои книги по истории, — с улыбкой произнес Лэнгдон. — Франклин Делано Рузвельт был известнейшим масоном.
Глава 32
Лэнгдон затаил дыхание, когда «Х-33» широкой спиралью пошел на снижение в международном аэропорту Рима, носящем имя Леонардо да Винчи. Виттория сидела с закрытыми глазами. Создавалось впечатление, что она усилием воли пытается держать себя в руках. Летательный аппарат коснулся посадочной полосы и покатил к какому-то частному ангару.
— Прошу извинить за долгое путешествие, — сказал появившийся из кабины пилот. — Мне пришлось сдерживать бедняжку, чтобы снизить шум двигателя при полете над населенными районами.
Лэнгдон взглянул на часы. Оказалось, что полет продолжался тридцать семь минут.
Открыв внешний люк, пилот спросил:
— Кто-нибудь может мне сказать, что происходит? Виттория и Лэнгдон предпочли промолчать.
— Ну и ладно, — безо всякой обиды произнес пилот. — В таком случае я останусь в кабине и буду в одиночестве наслаждаться музыкой.
При выходе из ангара им в глаза брызнули яркие лучи предвечернего солнца, и Лэнгдон перебросил свой твидовый пиджак через плечо. Виттория подняла лицо к небу и глубоко вздохнула, словно солнечные лучи заряжали ее какой-то таинственной телепатической энергией.
Средиземноморье, подумал уже начинающий потеть Лэнгдон.
— Не кажется ли вам, что для комиксов вы немного староваты? — не поворачиваясь, неожиданно спросила Виттория.
— Простите, не понимаю…
— Ваши часы. Я обратила на них внимание еще в самолете.
Лэнгдон слегка покраснел. Ему уже не раз приходилось вставать на защиту своих ручных часов. Эти коллекционные часы с изображением Микки-Мауса на циферблате еще в детстве подарили ему родители. Несмотря на глупый вид мышонка, ручонки которого служили стрелками, Лэнгдон никогда не расставался с этими часами. Часы были водонепроницаемыми, а цифры светились в темноте, что было очень удобно при плавании в бассейне и во время поздних прогулок по неосвещенным дорожкам университетского кампуса. Когда студенты говорили о некоторой экстравагантности эстетических пристрастий своего профессора, тот неизменно отвечал, что носит Микки как символ своей душевной молодости.
— Шесть часов вечера, — сказал он.
— Думаю, что экипаж для нас уже подан, — продолжая смотреть в небо, заметила Виттория.
Лэнгдон услышал в отдалении шум двигателя. Когда он поднял глаза, сердце у него упало. С севера на небольшой высоте, почти над самой взлетной полосой, к ним приближался вертолет. Во время экспедиции в Андах, когда он занимался поисками линий Наска[39] в южном Перу, ему пришлось летать на вертолете, и никакого удовольствия от этих полетов он, надо сказать, не получил. Летающая обувная коробка. Пресытившись впечатлениями от двух полетов в стратоплане, Лэнгдон очень надеялся на то, что Ватикан пришлет за ними автомобиль.
Но его надежды не сбылись.
Вертушка снизила скорость, повисела несколько мгновений над их головами и начала спуск на посадочную полосу. Машина была окрашена в белый цвет, а на ее борту был изображен герб: два скрещенных ключа на фоне папской тиары. Лэнгдон прекрасно знал этот священный символ святого престола. Сейчас это была правительственная печать, а престолом в буквальном смысле слова являлся древний трон Святого Петра.
«Святая вертушка», — подумал Лэнгдон, наблюдая за приземляющимся вертолетом. Он совсем забыл, что Ватикан имеет в своем распоряжении несколько подобных аппаратов: для доставки папы в аэропорт, на встречи с паствой и для полетов в летнюю резиденцию святейшего в Гандольфо. Окажись он на месте папы, Лэнгдон определенно предпочел бы путешествовать на автомобиле.
Пилот