Алексей Шепелёв - За гранью
Саша недовольно хмыкнул, но Третий не обратил на это внимания и продолжал:
— Железной метлой загоним человечество к светлому будущему, и так далее. А вот второе течение — я работаю в его интересах, предпочитает некие эволюционные процессы. Мы подкидываем идеи, ну и делаем другие подобные вещи. И следим, чтобы вы не натворили глупостей.
— Вроде ядерных бомбардировок?
— Вроде того. Уж в ядерной войне мы точно не заинтересованы. А вот с противоположной стороной в этом вопросе сложнее… Мои… назовем их конкуренты, обнаружили, что после массовых смертей, войн и эпидемий у человечества просыпается вкус к хорошей и качественной жизни. Ты, к примеру, кофе растворимый пил?
— Барахло.
— Барахло, согласен. А в детстве тебя антибиотиками кололи? Вши по тебе не ползали? Блохи не прыгали?
— В чем связь?
— Кофе, антибиотики, нормальные инсектициды — это все продукция, разработанная в военных целях. Частенько — прямо во время войны и под очень конкретные задачи. Как и многое другое. В общем, прогресс налицо. Чем больше войн — тем быстрее идет. Особенно, когда воюет Европа. Даже Холодная война — и то чего только не принесла. Нравится тебе сотрудничать с теми, кто ускоряет развитие человечества таким вот образом?
— Не особо.
— Не особо… И то хлеб. Теперь наша позиция. Как ты догадываешься, внушать что-то — хоть технологию изготовления вечного двигателя, причем работающего, хоть что еще мы не можем. Не в наших это возможностях. Предел — это, извини, заплесневевшая дынная корка, подкинутая под ноги одному из лаборантов на рынке. Со штаммом, который лет десять использовался в производстве пенициллина. Это на грани возможного. С тобой и всей этой историей дело другое. Я считаю, что конкуренты мои зарвались окончательно. Их голубая мечта — устроить тотальную евровойну. Они считают, что обойдется без использования ядерного оружия. А по моим расчетам дело кончится ядерным конфликтом. Чертовски неприятная штука, когда мир кончается… Ну что, работаем вместе? Или даже не со мной, а против моих оппонентов?
— Так. Что с экипажем?
— Что-то вроде мультика им крутят. Когда мы их вернем, кстати, не раньше, чем тебя, будут про летающую тарелку рассказывать. Тоже на грани допустимого, между прочим. Альтернативы очень уж хреновые, Мирон. Тебя захватили бы в аэропорту, вытащили бы из тебя все, что знаешь — и в кусты. За компанию, заметь с экипажем. Их добровольные помощники на Земле.
— Тогда… работаем вместе.
— Ладно. С вами проще в открытую играть, ребята. Сашка, успокоился?
— Ага…
— В общем, так. Пока картина выглядит многообещающе: после катастрофы твоего самолета несколько оппонентов, кстати, они называют себя форсами, засветились. Их люди стали искать твои, извини, останки — отсюда начался новый этап их обнаружения. К счастью, люди твоего президента не пытаются проводить захват, это очень умно. А вот посадить их под наблюдение и достаточно долго кормить их качественной дезой… Ох, Мирон! Я ведь рассчитывал просто подвести к тебе Балиса — прямо в твой мир перебросить. А теперь нужно искать человека в контрразведке Федерации, верни я тебя туда — кто тебе поверит? Ладно, я пока подумаю. Обещаю, что играть буду с вами в открытую. Идите к костерку, отдыхайте. Думаю, скоро встретитесь… Со старыми знакомыми. И новыми.
Саша обогнал Мирона, взглянул ему в глаза через слёзы. Точнее, конечно, не слёзы — просто влага. Но много.
— Мирон Павлинович, а что Вы теперь будете делать?
— Ох, Саша, Саша… Думать буду. Разговаривать с тобой. Кстати, эта… этот…
— Его зовут Адам. Он просил меня называть себе так.
— Ладно. Саша, он тебя просил о чем-то? Когда-либо?
— Да, несколько раз.
— Сколько?
— Ну, раза четыре…
— О чем?
— Три раза по его просьбе я отводил людей в разные миры.
— Ага. Что за люди?
— В основном…
— Нет. Давай-ка точно, Саша. Сколько их было?
— По одному каждый раз.
— Давай разберемся с первым. Опиши этого человека.
— Старый.
— Саша, — Мирон улыбнулся, — уж извини, в твоем возрасте и я покажусь старым.
— А разве не старый? Ну, он примерно вашего возраста.
— Так. Как его звали?
— Как-то мудрено. Кши… Не помню.
— Ага. Что в нем было необычного?
— Да все! Правда, все! Хотя и мир, куда я его отвел, был тоже очень странный. Небо там зеленоватое. Адам сказал, что это далековато, и вообще…
— Ага. В нашем мире ты сколько раз бывал?
— Два раза… Наверное.
— Когда?
— Ну, в первый я там родился, во второй — сами знаете.
— Так. Оно в общем и хорошо. А откуда брались эти люди?
— Их приводил Махмуд.
— Интересно. Как думаешь, Махмуд расскажет мне про это?
— Откуда приводил? Наверное…
— Попробуем дальше. Где ты родился?
— В Стародубской. Это на левом берегу Кумы.
Мирон старательно попробовал вспомнить — не преуспел. Подошел к кострищу, нашел уголек и раздул огонь. Не хотелось как-то действовать по-другому: искать в кармане зажигалку, например. И через несколько минут над костром висел котелок, и запах дыма напоминал о детских выходах "на природу". А Сашка вдруг шмыгнул носом и тихо сказал.
— Совсем, как с отцом, на пастбище.
— Он был пастухом?
— А разве Вы не знаете? Казак — он и воин, и пастух, и все! Он же с фронта приехал — в отпуск, на две недели. А потом мы и не виделись…
— А сколько тебе лет тогда было?
— Лет пять, наверное.
— Так… А ты не хочешь рассказать о себе побольше? Ты ведь говорил о ЧеКа, мне интересно, что же тогда случилось.
ВИЛЬНЮС. 14 ЯНВАРЯ 1991 ГОДА НАШЕЙ ЭРЫ.
Только сев в машину, Балис, наконец, несколько успокоился. Можно было перевести дух и обдумать ситуацию. По первым прикидкам выходило, что он всё сделал правильно. Отказываться от предложения Асхадова означало нарушить присягу — вариант неприемлемый. Игра в молчанку с Хрусталевым — тоже верный ход, не даром гэбист или кто он там на самом деле эту игру поддержал. У телецентра — ему себя упрекнуть не в чем. И решение самому вывозить Риту и Кристинку — тоже абсолютно верное. «Гедеминаскаус» (это же надо такую фамилию себе выбрать), конечно, профессионал, только вот от него не всё зависит (если бы операцию у телецентра делали бы только специалисты — она прошла бы совсем по-другому, как пить дать — всякие идейные руководители под ногами путались, в лучшем случае; а в худшем — идейные и планировали всякую чушь, а вот специалистам приходилось исполнять, зная об огромном количестве слабых мест).
Нет, семью свою он, безусловно, будет защищать сам, в конце концов, это его долг. Когда-то уже давно, почти восемь лет назад, он взял на себя эту ответственность — и не собирался ей с кем-либо делиться. Да, почти восемь лет назад, в августе восемьдесят третьего года… Как быстро пролетели эти годы. Казалось, ещё вчера он, получив увольнение, мчался покупать цветы, а затем они с Ритой гуляли по паркам Петродворца, или уезжали в Ленинград, или… да много чего было. На майские умудрились съездить в Вильнюс — Балис познакомил Риту со своей семьёй. С её родными он познакомился раньше — Рита была родом из Петергофа. А в августе, во время законных каникул и не менее законного отпуска, решили они провести неделю в Киеве. Там-то он и сделал ей предложение. Уезжал с подругой — вернулся с невестой. Ещё через три месяца, в ноябре, сыграли свадьбу…
— Приехали, — оторвал его от размышлений голос шофера.
Расплатившись, Балис вылез из машины и направился вглубь двора. Он специально назвал таксисту немного другой адрес, так, чтобы до дедова дома еще нужно было немного пройти пешком. Сейчас и посмотрим, нет ли хвоста, и заодно выясним, каков профессионал этот Дима…
ЖЕМАЙТИЯ. ЗАМОК ЛОРИНГЕР. ЗЕМЛИ ЛИВОНСКОГО ОРДЕНА. СЕНТЯБРЬ 1326 ГОДА ОТ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА.
По подвесному мосту громко зацокали копыта.
Вот и всё — понял Айрис. Последняя надежда умерла. Последняя безумная надежда. Впрочем, прошедший год его жизни и так был сплошным безумием. С тех пор, как он увидел Гретхен, когда прошлым летом она с отцом приезжала ко двору князя, только любовь правила всеми его поступками. Глупая, невозможная любовь. Там, в Литве, он мог претендовать на союз почти с любой девушкой: брак с внуком старого Томаса, советника князя Гедемина, служившего еще великому Мндовгу — весьма выгодная партия. И хоть на самом деле Мндовгу служил отец деда, легендарного князя убили, когда самому Томасу было всего четырнадцать, однако, за давностью лет про почтенного советника появилось масса слухов, которые он не считал нужным опровергать. Но вот для тевтонского рыцаря отдать дочь за какого-то полудикаря из языческого княжества — поступок совершенно неприемлемый. Айрис это хорошо понимал, поэтому любовь свою запечатал в самой глубине души. Однако она не хотела мириться с такой участью и рвалась наружу. И незадолго перед отъездом Зигфрида фон Лорингера из Вильно Айрис попросился на службу к старому рыцарю. Германец сначала немало удивился, однако юноша и впрямь мог быть полезен: умный, свободно говорящий не только на своем варварском языке, но и на немецком и даже на благородной латыни, да к тому же еще и верный сын Святой Католической Церкви. Словом, Айрис покинул родной дом и отправился в земли Тевтонского Ордена.
