Владимир Свержин - Трехглавый орел
До Петербурга мы добрались без приключений. Правда, у самой заставы пришлось спрятать беглянку в объемистый ящик под сиденьем, после чего я хлебнул изрядный глоток из прихваченной в имении бутылки рома и старательно изобразил из себя в дым пьяного офицера. Когда часовой попытался заглянуть вовнутрь кареты, я приоткрыл глаза и, воздев вверх правую руку, патетически изрек на высоком языке Шекспира:
– Солдаты, Отечество ждет от вас подвига! Я верю, что каждый из вас честно выполнит свой долг!
Мой английский был недоступен караульному, и он явно не смог оценить возвышенности произнесенной фразы. А потому лишь недоуменно смерил меня взглядом и кинул кратко:
– Проезжайте!
И мы проехали.
В окнах особняка у Измайловского моста ярко горел свет. Я поморщился. Признаться, у меня была надежда отложить объяснение с герцогиней Кингстон до утра, но, судя по всему, этот вариант не проходил. Заслышав стук в калитку, сторож отворил ее так быстро, будто все это время ожидал нашего появления.
– Прошу вас, ваша милость, и... вас, сударыня. – Взгляд его был недвусмысленно удивленным. Я мог не сомневаться" что о приезде невесть откуда взявшейся дамы тотчас же будет доложено их светлости.
Пройдя по саду, мы наконец добрались до моего флигеля. Слуга-француз встречал нас на пороге.
– О мсье, вы наконец вернулись! Ваш друг приехал незадолго до вас, он ждет в кабинете. Мсье говорит, что вы будете очень рады его видеть. – Он замер, глядя на графиню Орлову с тем же недоумением, что несколько минут назад сторож. – Прошу прощения, мадам, я не сразу вас заметил, – в почтительном поклоне склонился француз. – Мадам остается... здесь ночевать?
Я не успел дать ответ. Дробный топот каблучков, раздавшийся на крыльце, прозвучал для меня почти так же, как для приговоренного барабанная дробь перед усечением головы.
– Господи, Вальдар, ты наконец вернулся! Я вся извелась. – Герцогиня в накинутом легком плаще ворвалась в мои апартаменты, подобно тому самому канзасскому вихрю, унесшему в страну Оз фею летающего домика. Бетси влетела и застыла на пороге. Я стоял между двух Елизавет и беззвучно, про себя, спешил реализовать право загадывать желание. «Господи, – молил я, – упаси и избавь от женского скандала. Господи, пусть уж лучше меня арестуют за причастность к заговору Орловых».
– Милорд Вальдар, – произнесла герцогиня Кингстон голосом, способным заморозить урожай шампанских вин в означенной провинции, – соблаговолите представить меня вашей гостье.
– Прошу прощения... ваша светлость. Сударыня, – обратился я к своей спутнице, – я рад представить хозяйку этого дома леди Элизабет Чедлэй, герцогиню Кингстон. Ваша светлость, хочу вам также представить и вашу гостью. Графиня Елизавета Орлова-Чесменская, урожденная Разумовская.
– Моя гостья? – Глаза Элизабет Чедлэй удивленно расширились. Похоже, этот титул она восприняла значительно быстрее, чем все прочие орловско-чесменские регалии. – Вы не находите, сударыня, что сейчас самое время для гостей?
Я обреченно воздел очи горе, и мне показалось, что сквозь потолок, сквозь крышу, сквозь пелену дождевых туч я увидел Всевышнего, безнадежно разводящего руками. Остановить женщину, желающую поскандалить, может лишь отсутствие достойной публики. Увы, в данном случае она присутствовала. Герцогиня смерила свою тезку тем легким неуловимым взглядом, которым обмениваются боксеры на ринге, оценивая готовность противника к бою.
– Прошу простить меня, герцогиня, – делая вид, что не замечает колкости хозяйки, начала Орлова, – лишь по воле злой судьбы я ступила на порог вашего дома.
Что ж, ответ тоже был хорош, а уж особо хорош был тон, которым произносились эти слова. Мне не довелось лично быть знакомым с дедушкой подопечной, но я хорошо представляю себе фразу: «Здесь будет город заложен», – с такой вот интонацией. Я посмотрел на ее лицо: действительно, Редферн не соврал, глаза, еще недавно совсем голубые, казались серо-стальными, как балтийские волны.
– Злая судьба, – понижая голос почти до шипения, повторила леди Кингстон. – И чем же она так зла?
Я вдохнул побольше воздуха, как будто готовясь шагнуть в море с утеса. Кто-то из древних заметил, что самый короткий путь – прямой, а уж куда ведет этот путь, мне предстояло сейчас узнать.
– Бетси, – начал я, – графине грозит ужасная опасность. Я вырвал Елизавету Кирилловну из лап драгун, когда ее везли в кандалах на пытку, а может быть, и на смерть...
Я отключил зрение и слух и весь превратился в голос. Уж не знаю, каким соловьем я разливался, живописуя похищение «самозванки» и заговор ее мужа, но когда зрение мое вновь включилось, на сердце у меня отлегло. Бетси Чедлэй глядела на меня обиженно, но это была родная домашняя обида, а не тот смертоносный хлад, который сквозил в словах и взглядах герцогини Кингстон лишь несколько минут назад.
– На тебя, Боже, уповаю, – прошептал я, – да не посрамлюсь я вовек.
– Вальдар, вы безумец, – печально вздохнув, произнесла Бетси обреченно. – Я знаю, когда-нибудь вы сломаете себе шею. Но не хочу, чтобы это случилось так скоро. – Сказав это, она вновь вздохнула и повернулась к Орловой. – Сударыня, раз уж злая судьба привела вас в этот дом, я полагаю необходимым разместить вас с возможным комфортом. Пойдемте со мной, я прикажу приготовить вам спальню в особняке. Спокойной ночи, Вальдар. Надеюсь, утром мы продолжим нашу беседу.
– Надеюсь, – негромко произнес я вслед удаляющимся дамам.
Слуга-француз, пережидавший бурю в спальне, робко выглянул из-за двери.
– Стели постель, – скомандовал я. – Устал чертовски.
– Да, мсье, но ваш друг...
– Ах черт. Что еще за друг в такой час?! – поморщился я направляясь к кабинету.
Тонкий запах виргинских сигар, выбивавшийся из-под двери, я бы узнал из сотен других. У меня нехорошо заныло под ложечкой. Так капитан корабля, мучительно ведший судно сквозь штормовые волны в тихую гавань, у самого входа в нее замечает под форштевнем клыки подводных скал. Я вновь вдохнул побольше воздуха и толкнул дверь кабинета.
– Браво! Браво! Браво! – Джозеф Рассел развалился в кресле, по-американски возложив ноги на письменный стол, и пускал в потолок дымовые кольца, стараясь продеть одно в другое.
– Рад видеть тебя, Зеф, – промямлил я.
– А уж я-то как рад, ты себе просто не представляешь, – неторопливо ответил мой добрый друг голосом, не предвещавшим ничего хорошего. – Послушай, брат мой, начальство тебя явно недооценивало. Ты ж у нас универсальный солдат на все случаи жизни, Рэмбо – последняя свекровь. Если у Института вдруг когда-либо возникнет вопрос, чем бы заняться, им только стоит послать тебя, и можно даже не заключать пари, проблемы будут обеспечены.
– Послушай, но... – начал было я.
– Нет, это ты меня послушай. Ты что это здесь вытворяешь?! Ты что, в сказку попал, принц недоделанный, драконоборец? Ты сегодня едва-едва не провалил глобальную резидентскую сеть. Ты знаешь, сколько в это все вложено сил, денег, времени? Сколько человеческих жизней за этим стоит? Ты знаешь, какие последствия может иметь для этого мира, да и для всех остальных, твоя сегодняшняя выходка?
– Не знаю, – честно признался я.
– Ну какого ж рожна лезешь, если не знаешь?! – Рассел сбросил ноги со стола и, встав, заходил по кабинету диким тигром. – Ладно, знаток, скажу честно, последствий этих еще никто не знает, даже представить себе не может. Так что утри слезу. Сейчас этим займутся разработчики, потом подключат отдел мягких влияний или, не дай боже, ликвидаторов. Спасибо, брат, благодаря тебе никто без работы не сидит.
Я насупился:
– В конце концов, я не просил переводить меня в оперативный состав.
– Правильно, не просил. Это я просил, чтоб ты, дорогой мой, наконец делом занялся. Ты меня под монастырь подводишь, ты это понимаешь?
Я вздохнул и промолчал. Рассел остановился и махнул рукой:
– Ладно, черт с тобой, прорвемся. Что я тебе скажу: чемодан без ручки ты себе откопал преизряднейший. Царевну твою нельзя ни здесь оставлять, ни отпускать в одиночное плавание. Придется тебе ее к Пугачеву тащить. Как именно – сам придумаешь, не маленький. Впредь будь осмотрительней. В напарники тебе даем нашего агента у Пугачева Сергея Лисиченко, тоже не бог весть что, но все же у него вторая операция. Старшим назначаешься ты. Но если завалишь дело, тебя ждет глад, мор и сорок казней египетских или сколько их там есть. Да, кстати, – сказал он, значительно смягчаясь, – от Баренса тебе привет. Операцию ему сделали, завтра-послезавтра доставят в Колонтарево, Пусть там отлеживается. Между прочим, Баренс тебя почему-то хвалит. Я ему, правда, еще не рассказывал о твоем благородном порыве. Ну да ничего, даст бог, научишься. Скажи, в этом доме есть что-нибудь выпить? В горле пересохло, как в орудийном стволе после канонады.
Обрадованный окончанию разноса, я послал слугу в винный погреб, и мы выпили за мое боевое крещение, будь оно трижды неладно.
