В Ли - Герой смутного времени
Основная часть населения сосредоточилась на юге полуострова, осела на землю. Здесь резиденция хана - Бахчисарай, другие крупные поселения. Само южное побережье принадлежит Османской империи, с городами Балаклава, Алушта, Судак, Каффа, Керчь. Центральную территорию занимают кочевые татары - ногайцы и мангыты, также, как и в степи, постоянно меняющие места обитания, каждый год переходят на новые земли для прокорма стад овец и табунов лошадей. Эту часть полуострова мы прошли за малый срок, в течении двух недель, отработанным способом захватывая племена кочевником, подавляя сопротивление небольших отрядов неприятеля. Основное войско ханства еще не вышло нам навстречу, ожидает нас ближе к югу, как вызнали наши разведчики, между поселениями Гёзлеве (Евпатория) и Акмесджид (Симферополь).
Примерная численность татарской армии 60000 человек, хан спешно собрал практически все мужское население, хоть как-то способное держать в руках оружие. Реально боеспособными можно считать не более половины из них, конные отряды ополченцев, в основном степняков, все еще вооруженных луками, копьями и арканами, да личную гвардию хана - огланов с турецкими фитильными ружьями. Остальное войско представляет пехоту, набранную из крестьян и ремесленников, другого простого люда, также с луками и копьями. Артиллерия турецкая, ее у крымцев довольно много - около 500 стволов, но большая часть осталась в крепостях, в противостоящем нам войске их не более сотни, давно устаревшие кулеврины. Полковых и конных орудий нет, так что о маневренности артиллерии, возможности смены позиции во время боя речи не может быть.
На совете с командующими в ставке приняли решение обхода и окружения крымского войска двумя армиями, Шарова и Пожарского. Центральная армия Хворостина, усиленная казаками и полевой артиллерией, пойдет по фронту, примет на себя основной удар группировки татар. Во время обсуждения плана сражения проявил свой норов Сагайдачный, не захотел подставлять свое войско, стал настаивать пойти ему со своими казаками в обход, на богатый город Каффу, главный центр работорговли. Как главнокомандующий, предупредил вороватого гетмана, что за неподчинение решению ставки он будет осужден по закону военного времени, а его войско расформировано и передано трибуналу. Тая злобу, он с виду смиренно согласился, но вижу, что при первой возможности возьмется за свое. Такой союзник хуже врага, может подвести в трудную минуту и предать, надо принять немедленные меры с ним и его войском.
В завершении совета объявляю: Собратья мои! Должен сказать вам, что я принял решение отстранить Пётра Сагайдачного от сражения. Созываю казачий круг и пусть его соратники решают, быть ли ему их атаманом в этом походе. Но со мной он больше не будет, нет у меня к нему веры.
На минуту в походном шатре застыло молчание, потом раздался гневный голос гетмана: За что, государь?
Стараюсь отвечать спокойно, громко и отчетливо, выделяя каждое слово, произношу: За корысть, гетман, которую ты ставишь выше воинской чести. Все, созываем воинов.
Вызываю своего помощника, даю наказ срочно собрать казачье войско, а также царский полк на общее построение. Командующие с моего разрешения также дали указания вызвать свои полки во избежание бунта казаков. Никуда не расходились, так и сидели в шатре, здесь же пообедали, мой помощник побеспокоился. Через два часа он доложил, что вызванное войско построено, казачий отряд почти в полном составе, кроме находящихся в разъездах. Вышли и вместе направились к построившимся частям.
Поднимаюсь на специально подогнанную повозку и обращаюсь к войску: Воины! Не с доброй вестью собрал вас я. Среди нас измена. Гетман Петр Сагайдачный в своей корысти пренебрег воинской честью. Ослушался постановления ставки и моего веления, проявил пренебрежение к приказу, решив заняться грабежом. Я отстранил гетмана от участия в этом походе. Теперь вам, казаки, решать, будете ли вы дальше воевать с войском, избрав другого атамана, или уйдете с гетманом. Держать никого не намерен, со мной будут только те, кто честно, не щадя живота, продолжит воинскую службу.
Пока войско ошеломленно молчит, спускаюсь с повозки, подхожу ближе к казакам, вокруг меня тут же выстраивается охрана. Говорю: Решайте, казаки, будете со мной или с гетманом.
Они переглядываются, ворошат свои чубы, а потом кто-то из их рядов выкрикнул: Петр Кононович, а что же ты молчишь, молви слово, есть ли оправдание?
Старый лис, поняв, что ему надо умерить свой норов, поклонился своему войску и покаянно произнес: Простите меня, братья-казаки, бес попутал, - потом, повернувшись ко мне, повторил: Прости меня, государь! - и склонил голову.
Отвечаю: Злости к тебе, Петр Кононович, у меня нет, но нет и веры. Ступай, тебе не место с войском.
Коротко, уже не скрывая злости, Сагайдачный взглянул на меня, потом повернулся, пошел к своему коню, привязанному у штабной палатки. Все проводили его взглядом, потом обратили на меня, я повторил: Решайте, казаки, - сам развернулся и, сопровождаемый командующими, направился в свой шатер.
Глава 12
С Сагайдачным ушла малая часть казаков, около 1000, оставшиеся избрали походным атаманом Петра Одинца. Он казак бывалый, уже водил отряды в татарские степи, доходил до Перекопа, успешно бил ворогов. Я объяснил ему задачу казаков в предстоящем сражении, передал в подчинение Хворостину, дальше они сами обсудили взаимодействие их частей. Вскоре продолжили марш, ближе к расположению татарского войска наши армии разошлись, Шаров на запад, к Гёзлеве, Пожарский к Акмесджиду на восток. Центральная армия идет не спеша, давая время остальным на обход неприятеля. Через два дня встретились первые разъезды татар, а потом передовые конные отряды, попытавшиеся с ходу атаковать колонны. Наши воины быстро перестраивались в повзводный строй, залповым огнем отбивали нападение неприятеля, а летучие отряды гнали его дальше, но далеко от колонны не отходили.
Когда до основного лагеря противника осталось несколько верст, армия остановилась, стала окапываться. Построили редуты для полевой артиллерии, а затем, выдвинувшись вперед еще на версту, стали возводить опорные пункты. Вражеские отряды постоянно, сменяя друг друга, атаковали наших воинов на передовой линии, не давая возможности вести оборонительные работы. Но все же полки центральной армия смогли закрепиться, с небольшими потерями, а после отбивать наскоки конницы как в защищенных редутах, так и в глубине обороны залповым огнем линейного строя, поддерживаемые огнем артиллерии. Видя безуспешность атак своей кавалерии, враг перешел в наступление всем войском, даже подтянули на медлительных волах свои громоздкие кулеврины.
Правда, пользы своему войску они не принесли, наши дальнобойные полевые пушки, установленные в опорных пунктах, выбили вражескую артиллерию еще на подходе. Та не смогла ответить поражающим огнем, слишком большая дистанция для нее, хотя артиллеристы пытались из своих орудий хоть как-то достать наши позиции. Пехота неприятеля предприняла штурм редутов, массой идя под огонь стрелков и пушек, но не смогла приблизиться для открытия стрельбы из своих луков, гарнизон опорных пунктов просто выкосил первые ряды наступающих. Оставшиеся беспорядочно бежали, какой-то строй еще сохранили огланы. После нескольких таких бесплодных атак противник отступил на прежнюю позицию, перешел в оборону в ожидании нашего наступления.
Армии Шарова предстояло пройти вдоль густонаселенного западного побережья, на реке Альма встретиться со второй армией Пожарского, идущей от Акмесджида по пересеченной местности вдоль Крымских гор, тем самым завершить окружение татарского войска. Сложности обеим армиям доставляют сильно укрепленные крепости на подступах к Бахчисараю. Они нависают над тылом наших войск, возможно нападение из них, придется часть сил оставить на блокирование неприятеля. Захват самих крепостей и татарской столицы оставили на будущее. Надо после разгрома вражеского войска, а в нем никто из наших воинов не сомневался, вначале взять под контроль всю предгорную территорию полуострова, а потом разбираться с крепостями и городами.
Тем временем центральная армия методично выбивала изрядно проредевшее войско неприятеля вылазками маневренных групп. Они подлетали к вставшим за земляным валом татарам, на пределе дальности стрельбы безнаказанно открывали огонь, артиллерии, могущей на такой дистанции поразить наших бойцов, у врага нет, осталась разбитой перед нашими позициями. А когда вражеская конница выскакивала на перехват, группы уходили под прикрытие редутов. Там преследователей ожидал огонь артиллерии и стрелков, охлаждая их пыл, и так раз разом, каждый день. Такие атаки наносили противнику больше моральный урон, боевому духу, чем в живой силе, подавляли всякую волю к сопротивлению.
