Анатолий Дроздов - Денарий кесаря
Внезапно амфитеатр вздохнул — Фрак лежал на песке. Прокул стоял над ним, спокойно поигрывая мечом. Лигуриец откатился в сторону и вскочил на ноги — Прокул и не думал его добивать. К моему удивлению Фрак был невредим — он просто упал, запнувшись о подставленную ногу.
— Видел? — улыбнулся мне отец. — Теперь ясно?
— Почему Прокул не убил? — удивился Аким.
— Потому что рано! — хмыкнул сосед снизу. — Прокул знает, чего мы хотим. Быстро убить неинтересно…
Фрак оказался опытным гладиатором и сделал вывод — «мельницы» больше не было. Теперь он наносил удары реже, но так же сильно и молниеносно. Прокул спокойно отбивал. Его меч свистел в опасной близости от тела соперника, и даже оставлял на нем царапины — не более. Сам Прокул был пока невредим, хотя на нем не было панциря и даже маники — железного рукава, защищающего руку гладиатора от запястья до плеча. Внезапно я понял: Прокул просто-напросто играет с соперником; он может убить его в любой момент. Прокулу нравится сам бой: он упоен своей силой, умением и восторженными криками зрителей. Я подумал, как страшно встретить на пути человека, который видит в тебе всего лишь игрушку для удовлетворения своих желаний, и почувствовал, как похолодело в груди. Невольно я глянул на отца: он смотрел на арену, не отрываясь. Почувствовав мой взгляд, он обернулся и ободряюще улыбнулся. Я успокоился…
Прокул еще раз поймал Фрака на выпаде — лигуриец упал на колени, но снова вскочил, только в этот раз медленнее, чем в первый раз. Тяжелые доспехи сделали свое дело — Фрак уставал.
— Выдыхается! — деловито заметил римлянин в ветхом плаще. — Недолго осталось.
— Почему он не просит пощады? — спросил Аким.
— Кто пощадит невредимого гладиатора?! — засмеялся римлянин. — Пощады просит тяжело раненый или потерявший оружие. Но Прокул не даст ему такой возможности: он убивает!
Теперь весь амфитеатр понимал: смерть лигурийца близка. Фрак все чаще промахивался, слишком медленно заслонялся щитом, и уже не прыгал к противнику, а шагал — так вол обреченно идет к мяснику с молотом. Зато Прокул, как ни в чем не бывало, стремительно порхал вокруг лигурийца, ловко нанося удары и отбивая ответные. В его движениях была грация, как у большой кошки — теперь я понял, почему Прокула любят зрители.
Но скоро и Прокул стал двигаться медленней — в скорости не было нужды. Бой переставал быть захватывающим: на песке арены топтались победитель и обреченный, и зрители стали свистеть.
— Кончай его! — выкрикнули сверху, и крик этот подхватили.
Прокул отпрыгнул в сторону и повернулся лицом к амфитеатру, словно спрашивая: верно ли он расслышал? Зрители еще более громкими криками подтвердили, что верно, а сенатор Пульхр махнул красным платком. Он заплатил за гладиаторов и мог позволить себе решать, когда им жить, а когда умереть. Прокул повернулся к противнику и выставил перед собой сложенные вместе щит и меч. Лигуриец ждал его, заслоняясь щитом и отведя назад правую руку с мечом. Когда Прокул приблизился, Фрак внезапно упал на колени и молниеносно ударил снизу — под щит противника. Амфитеатр ахнул — никто не ждал такого от уставшего гладиатора. Но меч лигурийца встретил пустоту: Прокул уклонился и сделал еле заметное движение правой рукой. Фрак свалился набок, из-под его шлема хлынула на песок черная струя крови.
Амфитеатр вскочил на ноги. Овации и крики сотрясали воздух. Прокул стащил с головы шлем и улыбался, показывая широкие, желтые зубы. Выскочившие на арену рабы унесли убитого, следом показался распорядитель игр. Перемолвившись с Прокулом, он поднял руки, требуя тишины. Не сразу, но зрители умолкли.
— Гладиатор Прокул, только что одержавший блистательную победу, тридцать девятую по счету, говорит, что он совсем не устал и готов сразиться снова…
Амфитеатр зааплодировал, но распорядитель вновь жестом успокоил зрителей.
— Прокул готов биться с любым, кто того пожелает! Противник может выбрать любое вооружение — какое ему захочется.
— Почему он убил Фрака? — пробормотал рядом со мной Аким. — Мог просто ранить. Лигурийца пощадили бы — он бился хорошо. Человек хотел воли…
Никто ему не ответил, все внимали распорядителю.
— Отважившийся сразиться с Прокулом получит от него две тысячи сестерциев. Это пятьсот полновесных серебряных денариев! Целых пятьсот! Кто хочет получить их?
Зрители в амфитеатре переглядывались и шарили глазами по рядам, желая увидеть смельчака. Но такового не находилось.
— Эй! Прокул! — вдруг выкрикнул римлянин в ветхом плаще. — Сам берешь за выступление пять тысяч, а сопернику предлагаешь пятьсот?
— Тебе дам тысячу! — немедленно отозвался Прокул. — Спускайся сюда! Бери меч и покажи свое умение!
Сосед наш стушевался, зрители стали смеяться.
— Мне тоже дашь тысячу?
Я вздрогнул: Аким, поднявшись во весь рост, смотрел на арену. Амфитеатр притих. Прокул внимательным взглядом окинул нашего гостя.
— Дам! — подтвердил он. — Спускайся!
Аким двинулся вниз по ступеням, зрители встали, чтобы лучше рассмотреть смельчака. Многие забирались с ногами на сиденья, особенно женщины. Я растерялся. Внезапно отец вскочил и поспешил вслед Акиму. Я устремился следом.
Мы нагнали его только во внутренних помещениях амфитеатра.
— Это безумие! — заговорил отец, хватая Акима за рукав туники. — Ты отлично владеешь мечом, не спорю, но Прокула не победить — я видел, как он сражается! Он бог! Откажись! Я прощаю тебе долг в триста сестерциев. Я никогда не требовал их возврата и не собирался требовать…
— Я привык возвращать долги, — улыбнулся Аким.
— Если тебя убьют, мне не заплатят. Ты погибнешь напрасно.
— Не погибну.
— Так уверен?
— Более чем! — Аким внезапно подмигнул мне. — Ваш Прокул действительно хорош, и в обычной схватке мне не выстоять. Но он совершил две ошибки.
— Какие?
— Первая: он, как и вы, думает, что непобедим. Поэтому бросил вызов амфитеатру, не подумав, что среди зрителей может оказаться человек, который был на настоящей войне. Вторая ошибка проистекает из первой: он позволил сопернику выбрать оружие…
К нам подбежал запыхавшийся распорядитель и повел Акима к оружейнику. К моему удивлению Аким облачился в легкий кожаный нагрудник, наголенники и простой шлем, оставлявший открытым лицо и шею. Щит он выбрал маленький, круглый, который использовали секуторы. Отец, видя это, только качал головой — похоже, он полностью уверился в безумии гостя. Выражение лица префекта изменилось, когда Аким снял с крюка боевой цеп — тот, к которому примерялся накануне.
— Возьми другой! — отец указал на цеп с шипами.
— Тем я убью Прокула! — возразил Аким. — Не стоит чужеземцу лишать жизни римского гражданина, к тому же любимца толпы…
Нас оттеснили: пришел нотариус со свидетелями. По существующему обычаю Аким, подняв правую руку, дал клятву, что согласен с тем, что его можно «жечь, вязать и убивать железом» в ходе предстоящей схватки. Нотариус составил документ, свидетели подписали. Формальности были закончены.
Перед выходом на арену отец вновь схватил Акима за рукав.
— Нападай сразу! — заговорил он громким шепотом. — Прокул — опытный боец, промахнешься дважды — приноровится!
— Не успеет! — улыбнулся Аким и пошел вверх по ступеням.
Мы с отцом поспешили к своим местам. Появление самозваного гладиатора трибуны встретили рукоплесканиями — римляне любят отвагу. Римляне также любят бесплатные зрелища, а предстоящий бой был приятным дополнением к закончившемуся представлению. К тому же сражались не рабы, а свободнорожденные — редкое и потому особо ценимое зрелище. По рядам побежали сборщики ставок, но их никто не подзывал — аплодируя отважному, зрители, тем не менее, были уверены в его смерти.
Аким подошел к почетным местам и вскинул руку, приветствуя организатора игр.
— Кто ты и как зовут тебя? — с любопытством спросил Пульхр.
— Я Аким, гость твоего родственника, сенатора Луция Корнелия Назона Руфа. Приехал из далекой страны, что лежит к северу от моря, называемого греками Понтом Эвксинским.
— Ты, в самом деле, надеешься победить Прокула в таком легком вооружении?
— С божьей помощью.
— Тогда пусть боги будут милостивы к тебе!
Пульхр дал сигнал распорядителю, тот взмахнул рукой, и музыканты поднесли к губам медные трубы. Пронзительная, торжественная музыка перекрыла шум амфитеатра. Свободных людей, добровольно идущих на смерть, встречали торжественно. Тем временем сенатор Пульх подозвал нас.
— Это действительно твой гость? — спросил отца.
Отец подтвердил.
— Он может победить Прокула?
— Да.
— Пусть сделает это! — засмеялся Пульхр. — Он сбережет мне пять тысяч денариев! Вернее, четыре, — поправился сенатор. — Его тысячу я конечно выплачу…
