Андрей Уланов - Принцесса для сержанта
Так, думаю, интересно – я сейчас просто красный или очень красный? Провалиться бы куда-нибудь…
– А ты еще, – тоном тише добавляет Эррилин, – спрашиваешь, что может изменить Мир. Великий маг… когда сидящий рядом с тобой смертный уже изменил его!
Сказать, что ли, думаю: мол, я еще изменять ваш Мир толком и не брался-то? Или промолчать?
Решил смолчать. Товарищ король, конечно, парень умный и лично мне симпатичный, но знакомство его с самым передовым во всех Мирах учением лучше на другой раз перенести. До после Победы. Ну или хотя бы до тех пор, пока мне отпуск хоть какой-нибудь не выпишут. А что, Рокфордейл – это ж помимо прочих достоинств натуральный санаторий, мне еще в замке все уши прожужжали, как здесь телом и душой ре… реабилитируешься, вот!
– Ты всегда был скор на суждения, Эри.
– И часто ли я ошибался, Ари?
– Нечасто, – признает волшебник. – Однако и подобных речей про судьбы Мира ты прежде не вел.
– Что ж, – улыбается эльф. – Терпения мне тоже, как говорят люди, не занимать. Я подожду нашей следующей встречи, Ари, и послушаю, что тогда скажешь ты про наш сегодняшний разговор. Впрочем, – добавляет он. – Быть может, ты захочешь сказать мне кое-что уже после того, как познакомишься с теми, кого я выбрал вам в спутники.
– Что-то не торопятся они предстать перед нами.
– Торопятся, – возражает Эррилин. – Просто лестница в моем дворце очень длинна.
Я думаю, его величество король либо магией почувствовал, либо шаги услыхал. Потому как едва он эти слова произнес, дверца в дупло открылась и внутрь, пригнувшись, чтобы о притолоку не задеть, влетел эльф. Очень запыхавшийся.
И вот тут-то у меня в голове шарики об ролики начали чего-то на испанский мотив выщелкивать.
Выглядел он… обычно. Ну, в смысле – эльф как эльф. Одежда типа «кустик ходячий», плюс плащ с капюшоном. Плащи у товарищей одиннадцатых хоть и не палатка – но довелось мне не так уж давно под таким вот плащом среди бела дня да в чистом поле под двумя пулеметами сползать и, скажу не таясь, проникся я к данному изделию чувством глубокого уважения и признательности.
Я не к одежде – к оружию его взглядом прикипел.
Потому как держал эльф в руках вовсе не лук или даже самострел модели арбалет, а старательно обшитый все теми же ленточками и листиками, но все равно узнаваемый с первого же взгляда «маузер К-98». С прицелом, судя по месту крепления, Zf.41 – полуторакратка, ну да опытному стрелку больше и не надо. А неопытные среди немецких снайперов ох как редко попадаются…
Да уж, думаю… для полноты картины только нашивки обергефрайтера[3] на рукаве не хватает.
Фокус-то в чем – все, кто мне про товарищей одиннадцатых песни с балладами пел, в один голос наперебой уверяли, что среди всех народов эльфы с гномами наипервейшие консерваторы. От слова «консервы». Хлебом не корми – но традицию соблюсти дай. Наши родные ретрограды – англичане или уж не знаю, кто у нас по части древних предрассудков впереди планеты всей! – рядом с ними так, школьники младших классов.
Ну а уж чтобы эльф свой верный лук променял – это подлинное сотрясение основ и вообще всего и вся!
Ладно.
Интересно, думаю, кого же его лучезарное величество к такому вот уникуму напарником подобрал? – Гнома с пулеметом?
Представил я себе эдакую картину: Джорина с «машингевером» наперевес… хихикнул, мысленно, понятное дело. И в этот миг с лестницы доносится – туп! Туп! Туп!
– А вот, – невозмутимо говорит Эррилин. – И второй.
Эльф со снайперкой посторонился, дверца распахнулась – а за ней обнаружился гном. Очень похожий на товарища Джорина, каким я его только что представил: с бородой, в кольчуге, с патронными лентами крест-накрест, ну и с пулеметом в обнимку.
Только не с «машингевером». С «Максимом».
Ну здравствуйте, думаю, приехали. Хватай мешки – вокзал отходит!
Дару, что ли, попросить, чтобы ущипнула? Так ведь ее высочество больно щиплется…
Решил ограничиться тем, что просто глаза протер. Не помогло. Как стояла эта парочка, так и стоит.
Я когда второй раз в госпитале лежал, сосед по палате попался – старший лейтенант, бывший то ли кандидат, то ли доктор чего-то там искусствоведения. Целыми днями мне про живопись всякую рассказывал. И среди прочего, что есть на ихнем загнивающем Западе псевдохудожественное течение, именуемое сюрреализм. То есть реализм, но сюрный. Такой, что не всякому психу из душевной больницы в кошмаре привидится.
Ну и вот – если с парочки этой рисовать картину, как раз оно и будет. Самый что ни на есть натуральный. Сюрреализм!
Покосился на Эррилина – стоит эльфийский король весь из себя счастливый и произведенным эффектом наслаждается. Особенно на Ариниуса произведенным – волшебник, конечно, по стенам с воплями не скачет, но бороду поглаживает раза в два быстрее обычного. Причем с таким видом, будто вот-вот выдернуть ее собирается.
Зато у Дары личико непроницаемое до гранито-мраморного состояния – значит, соображаю, тоже едва удерживается, чтобы челюстью пол не прошибить.
Придется инициативу на себя брать… р-разведчик.
– Товарищ король, – говорю, – вы… представили бы нас друг другу.
– Всенепременно, – отзывается их лучезарное величество. – Перворожденного, что по привычке пытается слиться по цвету со стеной слева от двери, зовут Колини-таэль аэн Галле. Полное же имя его почтенного спутника…
– …можно и не пытаться коверкать вашим лесным говором, – басит гном. – Все равно никто, кроме Khazed, не способен даже произнести его правильно. Про «запомнить» я уж и не мечтаю.
– …звучит столь величественно, сколь же скромен его носитель.
– Фигли меня звать, – говорит гном. – Фигли, сын Флинберинка.
– Я же, – добавляет эльфийский снайпер, – для друзей всегда готов отозваться на Колин.
Вот здорово, думаю. Повезло людям с именами, нечего сказать. Фигли, сын Флинберинка, и Колин… сын… тоже, наверное…
Встал, гимнастерку, то есть куртку, поправил.
– Рад знакомству, – говорю. – Сам я Сергеем зовусь…
– Вам нет нужды представляться, – перебивает меня эльф. – Его величество немало поведал нам о тех, с кем должны мы будем пройти Путь. И я хочу сказать, – Колин порывисто так качнулся вперед, упал на колено, – что для меня великая честь отправиться в поход этот вместе с вами.
– Ну и, – гудит гном, опускаясь рядом, – для меня тоже. Честь. Великая.
Я на Дарсолану оглянулся – венценосная особа у нас все-таки она одна, да и просто женщина тоже. Так что коленопреклоненные товарищи должны, по идее, под ее, как говорит старший лейтенант Светлов, юрисдикцию подпадать.
Только… очень похоже, что принцесса в данный исторический момент находится в состоянии легкой контузии. Еще бы, видом такой парочки, как я понимаю, можно любого местного не меньше, чем на полдня качественно оглоушить. Ариниус с Дарой еще хорошо держатся, по крайней мере, глаз никто не закатывает и по стеночке на пол не сползает.
Ладно.
– Взаимно, – говорю. – В смысле, – тут же поправляюсь, – тоже очень рад, что служить вместе будем… ну и все такое.
Гном с эльфом переглянулись… как мне показалось, озадаченно. Но поз не изменили.
Та-ак, думаю, на Дару оглядываться бесполезно, товарищ волшебник сейчас тоже далеко не мармелад – разве что их лучезарное величество чего подсказать захочет?
– Ты все делаешь правильно, Сергей. Продолжай… в том же стиле.
Ловко. Я ведь на Эррилина даже и глаза скосить толком не успел. А главное: шепот вроде у самого уха раздается, а губы у эльфийского короля – отлично видно – плотно сжаты. Опять магия?
Ну да неважно. Продолжать в том же стиле, говоришь?
– Ну, раз уж все со всеми познакомились… ребята, вы бы встали с пола, а? Смысл, – говорю, – лишний раз его куртками подметать, когда для этого веники имеются.
«Ребята» еще раз переглянулись, более озадаченно. Но встать встали.
Я опять на Эррилина кошусь – а он все тем же шепотом:
– Хорошо сказал, Сергей, – подмигнул еле заметно и уже в полный голос:
– Что ж, сейчас, полагаю, будет не лишним на некоторое время оставить вас наедине. Уверен, вам есть, о чем поговорить, – я же пока проверю, какие речи ведутся за чайным столом.
Сказал и пропал, мгновенно так, был – и нет. Я не то, что «стой, погоди!», а даже и моргнуть не успел.
Пополнение наше такому финту их лучезарности, кажется, тоже удивилось – зато Ариниус, наконец, оттаял, проснулся и голос подал.
– Фигли, сын Флинберинка? Отцом твоего отца не был ли Фроин, сын Фрасвула, один из Тринадцати Гномов, что спустились в недра горы Нашк-Анзак?
– Воистину, – чуть повеселев, отзывается гном. – Имя деда моего сияет вечным огнем на Плите Памяти, что близ главного входа в Нашк-Анзак.
– А твой прадед, – переводит маг взгляд на эльфа, – не стоял ли рядом с Анриэлемом Златовласым в час, когда тот повел малую горсть верных своих в атаку, в решающий час битвы у Койбри?
