Александр Антонов - Звёзды против свастики. Часть 2

– Насколько мне известно, партийная пресса находится в ведении Идеологического отдела ЦК, – удивился Сталин. – Пусть обратятся туда.

– Они говорят, что в данном случае речь идёт об офицере действующей армии, и как раз в идеологическом отделе им посоветовали узнать сначала именно ваше мнение – и как председателя ГКО, и как члена ЦК.

– Ладно, почитаю, – кивнул Сталин.

Про письмо секретарь больше не напоминал, зная, что Сталин никогда не забывает того, чего забыть не хочет.

Прошло два дня, и на столе главного редактора «Правды» зазвонил телефон.

– Здравствуйте, – произнёс голос с мягким кавказским акцентом, – вас беспокоит некто Сталин.

– Здравствуйте! Я вас узнал, Иосиф Виссарионович, – слегка волнуясь, ответил главный редактор.

– Хорошо. Но я звоню совсем не для того, чтобы проверить вашу память. Я звоню по поводу заметки об этом морском офицере, Берсеневе, который закрутил роман с дочкой американского адмирала.

Сталин замолчал. Кажется, надо что-то сказать, и главный редактор не нашёл ничего лучшего, как брякнуть в трубку:

– Да, товарищ Сталин.

– Что «да»? – тут же откликнулся Сталин. – А если я скажу «нет»? Ладно, на это можете не отвечать. Лучше ответьте вот на какой вопрос: Берсенев, если мне не изменяет память, эсер?

– Точно так, – подтвердил главный редактор.

– Тогда почему подобная заметка не опубликована в газете «Труд»? Вас это не смущает?

– Не смущает, товарищ Сталин, – голос журналиста обрёл уверенность. – Дело в том, что главный редактор передовой эсеровской газеты отложил публикацию заметки о Берсеневе по моему совету.

– Вот как? – удивился Сталин. – Вы настолько тесно общаетесь?

– По некоторым вопросам, да, – подтвердил главный редактор «Правды».

– Тогда передайте ему, что ГКО не против опубликования заметки в газете «Труд». И в «Правде», кстати, тоже.

Это было необычное местечко. Хотя бы потому, что на карте, которая имелась в распоряжении штурмана «Волкодава», контур береговой линии здесь был без какого-либо намёка на неровности в виде бухты или лагуны, а отметки глубин не показывали наличия фарватера, позволяющего подойти вплотную к берегу. Однако такой фарватер, похоже, имелся. Об этом свидетельствовал хотя бы тот факт, что берег – вот он, совсем близко, а глубины под килем лодки по-прежнему безопасны. Правда, чтобы держаться этих глубин, лодке постоянно приходится маневрировать, многократно меня положение корпуса судна относительно берега. Если изобразить это движение на бумаге в виде линии, то в просторечном русском языке её бы охарактеризовали «как бык поссал». И вот тут, как бы сам по себе, возникает вопрос: зачем командиру «Волкодава» понадобился этот головняк? Ответ, как это часто бывает, лежит в плоскости служебных взаимоотношений: приказали, вот и понадобился!

Помните снимок? Одинокая девушка, утренняя подлодка… Качественный фотомонтаж, имеющий мало общего с реальностью. То есть Нора на пирсе, конечно, присутствовала, но в компании достаточно количества высокопоставленных гостей, кому вход на военный объект в тот день был разрешён. Америка решила устроить героям-союзникам торжественные проводы. Среди приглашённых был и военно-морской атташе Суверенного Союза в Соединённых Штатах Америки контр-адмирал Стриженов.

Бывший командир «Авроры», после того, как сдал командование крейсером, занимал различные должности в Главном морском штабе, потом параллельно со службой успешно отучился в военно-дипломатической академии, и в 1940 году получил назначение в Вашингтон. Он-то и сообщил командиру «Волкодава», что первый этап дальнего похода подводной лодки «КМ-01» завершён. Завершён успешно. После чего вручил запечатанный конверт с лаконичной надписью на лицевой стороне: «Совершенно секретно! Командиру ПЛ «КМ-01». Вскрыть по выходу в море!».

Скороходов так и поступил: вскрыл конверт прямо на ходовом мостике. Но до того были прощальные речи, прохождение подлодки мимо расцвеченных пёстрыми флажками кораблей с выстроившимися на верхних палубах командами – всё то, чего не хватило Берсеневу, когда они покидали Скапа-Флоу. А что же конверт? Внутри помещался приказ: «В сопровождении эсминцев ВМФ США следовать курсом на Панамский перешеек». Если у кого-то из команды и теплилась робкая надежда о возвращении на родную базу – эти мечты рассыпались в прах. Зато реально замаячила перспектива поменять Атлантический океан на Тихий.

И поменяли. Но прежде на борт поднялся странный пассажир…

За кормой лихо выполняли «Поворот „Все вдруг“» эсминцы сопровождения. С ними только что попрощались, и они отваливали в прошлое. Нос лодки был нацелен на вход в Панамский канал, за которым ждало будущее. Но никто и не предполагал, что первым вестником этого будущего станет усатый латинос в немыслимого раскраса рубахе и столь же непривычной русскому глазу шляпе. Очередной приказ берега гласил: «При прохождении Панамского канала принять на борт представителя ВМФ США. Следуя его указаниям, прибыть в очередную точку назначения».

Если бы не предъявленные полномочия, никто на мостике «Волкодава» и не поверил бы, что этот вечно улыбающийся клоун и есть представитель союзников.

– На каком языке будем с ним изъясняться? – вполголоса спросил Скороходов у Берсенева.

Пока старпом придумывал подходящее продолжение командирской шутке, за их спинами прозвучало:

– На каком угодно, сэр: английском, испанском или русском – по вашему выбору!

Сказано было по-русски, правда, с хорошо заметным акцентом.

– Упсс… – Скороходов сдвинул пилотку на лоб, – Старпом, принять мостик! – и поспешно скрылся в люке.

Последний шлюз с поэтично звучащим, но ничего не говорящим Берсеневу названием «Мирафлорес» остался позади, и он отпустил швартовую команду обедать. Теперь «Волкодав» шёл в водах Тихого океана, и до устья канала оставалось всего ничего. С левого борта постепенно открывался вид на город, который аборигены, ничтоже сумняшеся, окрестили точно так же, как и страну – Панама; над правым ухом зудел Санчес – так попросил называть себя званый гость.

… – Прекрасная страна, сэр. Дивная природа. А как гостеприимны местные жители! Жаль, что программой вашего визита не предусмотрено посещение Панамы, я имею в виду город; страну вы, можно сказать, уже посетили, ха-ха-ха!

«Однако какие у этого стервеца ровные белые зубы», – подумал Берсенев и вызвал на мостик штурмана с лоцией.

– Покажите на карте место, куда нам следует прибыть, – попросил он Санчеса.

Латинос, видно, в картах понимал, поскольку почти без раздумий ткнул пальцем.

– Сюда, сэр!

– Прекрасно! – Берсенев повернулся к штурману. – Полагаю, часа два ходу, Виктор Александрович?

– Где-то так, – дипломатично подтвердил штурман.

– В таком случае, будьте любезны, сопроводите гостя в кают-компанию, пусть отдохнёт, а за одним и отобедает!

– Есть! – откозырял штурман и указал Санчесу на люк. – Прошу!

Берсенев посмотрел им вслед и довольно расправил плечи.

Прозвенел звонок. Вызывал командир.

– Мостик на связи!

– Старпом, гость с тобой?

– Никак нет, Валерьян Всеволодович, развлекает кают-компанию!

– Тогда я к тебе!

– Какая прекрасная страна! А, старпом? И природа здесь дивная! Жаль, что программой нашего, так сказать, визита не предусмотрено посещение Панамы, я имею в виду город…

«От кого-то я это уже слышал, – подумал Берсенев. – Но командир не заморский гость, его в кают-компанию не сплавишь…»

Выручил голос, прозвучавший из люка:

– Прошу разрешения!

– Поднимайтесь, товарищ капитан-лейтенант!

На мостик поднялся самый загадочный из офицеров «Волкодава», командир группы морского спецназа капитан-лейтенант Кошкин. Фамилия была Берсеневу знакома. Вице-адмирал Кошкин командовал Особой Тихоокеанской армией. Но поскольку свой штаб он держал не во Владике, а в Сов. Гавани, то про семью командарма Кошкина Берсеневу-младшему ничего известно не было, а поговорить об этом с капитан-лейтенантом как-то не сложилось. Для подобного разговора, по крайней мере Берсеневу, нужна особая атмосфера, а как её добиться, если за весь поход они с Кошкиным не по службе пересекались исключительно в кают-компании во время приёма пищи, а там старпома постоянно кто-то отвлекал. Ну а как же личное время? – спросите вы. – Пусть его у офицера-подводника во время похода и немного, но ведь оно есть? Как не быть. Но вот ведь какая закавыка… Это самое личное время капитан-лейтенант Кошкин предпочитал проводить среди своих спецназовцев, ссылаясь при этом на специфику службы.