Анатолий Дроздов - Интендант третьего ранга
— Что ей сказал? — спросил Саломатин, докурив.
— То есть?
— Какие слова нашел, что уступила?
«Она не уступала! — хотел крикнуть Крайнев. — Она сама…» Но тут же понял: обидит еще больше. Поэтому только пожал плечами.
— Нет, ты скажи! — не отставал Саломатин. — Чтоб я знал…
— Сказал, что красивая.
— Это и я говорил!
— Ну… — на Крайнева сошло пьяное вдохновение. — Сказал: как увижу ее — сердце в груди останавливается. И только от нее зависит, пойдет сердце дальше, или остановится навсегда.
— Ух, ты! — восхитился комбат.
— Сказал, что не брошу ее никогда. Если руки-ноги оторвет, языком буду цепляться за землю, но ползти к ней…
— Интендант! — сокрушенно сказал Саломатин. — Куда тут строевику! Задурил бабе голову… — он встал. — Не вздумай обижать Соню!
— Ее обидишь… — возразил Крайнев.
— Так только кажется! — не согласился комбат. — Она на словах ершистая, а чуть что — плачет…
— Не допущу! — пообещал Крайнев.
— Смотри!
У порога Саломатин обернулся:
— Спиши мне слова! Особенно про язык…
Едва Саломатин ушел, как вбежала Соня.
— Зачем он приходил? — закричала с порога.
— Морду бить.
— Бил?! — Соня подлетела к нему.
— Передумал. Заливал горе водкой. И меня подключил.
— То-то смотрю! — Соня только сейчас заметила следы пиршества на столе.
— У тебя много поклонников? — деловито спросил Крайнев. — Еще кто-нибудь явится? Я столько не выпью!
— Было много, но Саломатин отвадил! — засмеялась Соня. — Как это вы не подрались? Он всех грозился убить!
— Мы заключили соглашение. Он сохраняет мне жизнь, а я сочиняю слова, способные растопить сердце гордой женщины.
— Ну? — заинтересовалась Соня, присаживаясь рядом.
Крайнев, глядя ей в глаза, медленно повторил.
— Врешь все! — надула губки Соня.
— А если нет?
— Врешь! — не согласилась она. — Но слушать приятно. Вчера надо было сказать!
— Сама запретила. Грозилась убить.
— Не похоже, что ты испугался. Вон и Саломатина выгнал.
Он показал ей язык. Соня засмеялась и прижалась щекой к его щеке.
— Колючий! — она вскочила. — Мог бы побриться!
Он попытался ее удержать.
— Больные ждут! К обеду приду. Приведи себя в порядок и жди! — велела она у порога. — Поспи! Ночью не придется! — озорно добавила она и убежала.
Крайнев проводил ее взглядом. На ногах Сони были галоши — на пару размеров больше, чем следовало. Крайнев покачал головой. Под вешалкой стояли ее ботиночки. Крайнев взял правый — ботинок «просил каши». Второй выглядел не лучше. «Много ходит, — догадался Крайнев. — К больным зовут издалека и не всегда присылают подводу. Ботинки нужны крепкие и теплые — скоро зима». Внезапно он вспомнил, что в квартире до сих пор спит пьяный Пищалов, а у него в столице дела…
* * *Первом делом он заглянул в спальню: Пищалов мирно посапывал под одеялом. Крайнев закрыл дверь и прошелся по квартире. Она выглядела чужой. Он отсутствовал долго и успел отвыкнуть. Ему вдруг страстно захотелось обратно, но Крайнев преодолел это позыв. Прошел на кухню, где первым делом собрал и выбросил мусор. Рутинная работа привела его в равновесие. Часы показывали полночь, но спать совершенно не хотелось. Он пошел в зал и включил компьютер. Через час он знал, что хотел, необходимые телефоны были распечатаны, оставалось ждать утра. И тут его внезапно сморил сон…
Проснулся он в семь совершенно отдохнувшим. Не спеша, принял душ, побрился. Едва он вышел из ванны, как из спальни показалась помятая физиономия Пищалова.
— В душ! — жестко приказал Крайнев и отправился готовить завтрак.
Похмелье никак не сказалось на аппетите Пищалова; ел он много и с удовольствием — Крайнев едва успел подкладывать.
— Вкусно! — похвалил друг, насытившись. — Где научился такую яичницу делать? Ветчина во рту тает!
— В ней сплошной холестерин и канцерогены, — честно признался Крайнев.
— А насра… — начал было Пищалов и поймал строгий взгляд друга. Замолчал. Крайнев не выдержал и рассмеялся.
— Ты какой-то не такой сегодня! — удивленно сказал Пищалов. — Похудел, лицо обветренное… Бегал что ли?
— Лазал к девушке на балкон.
— Серьезно?
Крайнев снова засмеялся.
— Нет, — не отстал друг. — Вправду влюбился?
Крайнев кивнул.
— Вчера не говорил!
— Пытался. Не смог вклиниться в твою речь.
Пищалов хотел обидеться, но любопытство взяло верх.
— Кто она?
— Врач.
— Молодая?
— Двадцать четыре года.
— Только закончила, — со знающим видом сказал Пищалов. — Где ты ее нашел?
— В деревне.
— Ты бываешь в деревне?
— Иногда.
— Далеко от столицы?
— Далековато.
— Ясно! — вздохнул Пищалов. — Инна номер два. Поймала столичного гуся.
— Не гони! — обиделся Крайнев.
— А то нет? Раз в деревне — значит, бедная. Иначе в городе зацепилась бы. Училась на медные деньги, жила в общежитии… Там и научили. В общагах они такую школу проходят — клейма ставить негде!
— Не смей! — возмутился Крайнев. — Я у нее первый…
— Ага! — хмыкнул Пищалов. — Рассказывай! Это называется гименопластика — восстановление девственности. В каждой больничке по десятку баб в день шьют. Простейшая операция…
— Сам практикуешь? — съязвил Крайнев.
— Инка делала, — грустно сказал Пищалов. — Призналась, как ругаться стали. Чтоб уколоть больнее. Дескать, и девичество мое не тебе, козлу, досталось… Господи! — пригорюнился Пищалов. — За что это мне?…
Крайнев обнял его за плечи.
— Прости! — тихо сказал Пищалов.
— За что?
— За девушку твою. Гнал я. Ты плохую не выберешь. Это я дурак.
— Ты не дурак. Ты порядочный.
— Значит, дурак порядочный, — подытожил Пищалов. — Планы есть на сегодня?
— Дела.
— Какие дела в субботу? Ну да! — Пищалов хлопнул себя по лбу. — Деревня…
— Подвезу? — предложил Крайнев.
— Куда мне спешить? — отмахнулся Пищалов. — Гони, Витя! Небось, глаза проглядела…
Бланки аусвайсов подрядились сделать за неделю, как Крайнев не просил ускорить.
— Нельзя! — сказал директор типографии, немолодой, седобородый мужчина со строгим лицом. — Вещь редкая. Все подбирать надо: бумагу, коленкор на обложку, скрепку… И тираж… Зачем столько?
— Большая массовка. Кино снимаем.
— Для кино? — удивился директор. — С полной аутентичностью? Кто ж ее разглядит?
— Режиссер требует.
— Понял! — заулыбался директор. — Читал о нем: все должно быть по правде… Повезло вам! Сделаю за полцены! Друзьям буду хвастаться…
Крайнев не стал его разубеждать и поехал по магазинам. Одежду подходящего размера он нашел быстро, обувь тоже. Едва он объяснил, что нужно, продавец отвела его в подростковую секцию. Здесь Крайнев без труда нашел высокие ботинки на прочной подошве со шнуровкой.
— Мода возвращается, — улыбнулась продавец, когда он попросил упаковать выбранную пару. — В молодости моей такие носили. Дочке покупаете?
— Рано мне такую дочку! — засмеялся Крайнев.
— Девушкам дарят туфельки! — укорила продавец.
— Давайте и туфельки! — согласился Крайнев. — Лодочки, прочная подошва и широкий каблук. По земле ходить…
Сложнее пришлось в секции нижнего белья. Он быстро выбрал необходимое, но у бюстгальтеров застрял. Молодая продавец, когда он объяснил проблему, засмеялась и позвала подруг из соседних отделов.
— У кого похожая? — спросила весело.
— Вот! — указал Крайнев. — Размер одежды такой, но сама грудь больше.
— Семьдесят пять «Д», — подвела итог продавец и добавила уважительно: — Повезло вам…
К себе Крайнев вернулся во второй половине дня, наскоро перекусил и сел перебирать подарки. Вначале он старательно удалил, срезал, выпорол все ярлычки и этикетки. Затем долго разглядывал сами вещи. Они ему нравились. Он гладил кожу, щупал материал и вдруг понял: если не вручит это немедленно, то просто умрет. Задохнется. В этот раз он не стал противиться. Быстро переоделся и, сообразив на ходу, снял со стены большое зеркало в старинной резной раме…
* * *Соня пришла, когда он стал терять терпение. Плюхнулась на стул и положила голову на вытянутые руки.
— Устала, как собака! — сказала жалобно.
— Да еще голодная! — укорил Крайнев. — День не емши…
Соня глянула на него изумленно. Крайнев молча поставил перед ней миску горячей щей (он протопил печку), положил ложку и кусок хлеба. Пока она ела, он сидел напротив и смотрел взором строгого родителя. Когда миска опустела, он убрал ее, поставив взамен сковородку со скворчащей яичницей.
— Я столько не съем! — взмолилась Соня.
— Надо бы! — сурово сказал Крайнев. — Ладно, помогу…
