Сергей Анисимов - Позади Москва
Николай помолчал. Он до сих пор не понимал, что происходит и в чем смысл показа ему фотографий и роликов, очень не похожих на настоящее. Произошедшее выглядело как учебное пособие, разработанное явно больным сценаристом и поставленное страдающим чем-то серьезным режиссером. И продемонстрированное теперь ему. Очередная проверка? Но на кой черт?
— Среди убитых на эскалаторе есть кто-нибудь значимый? Старший офицер, ведущий инженер производства, прогрессивный журналист?
— Правильный вопрос. Но нет, таких нет ни одного человека. Сплошь пролетариат и электорат. Ну, еще вопросы есть? Если нет, то давай досмотрим.
Еще десяток снимков в разном качестве, снятых с нескольких точек. Все вперемешку — и стоп-кадры с камер, во время стрельбы и непосредственно перед ее началом, и сразу после.
— Ну, а теперь «внимание, вопрос», как говорил Климент Ворошилов знатокам… Что ты обо всем этом скажешь?
Николаю очень хотелось пожать плечами, но он сдержался.
— Когда человек стреляет по-македонски, с ним почти все понятно. Dual Wielding, он же Akimbo-style подразумевает, что человек лох. За исключением случая, когда мы имеем достоверно высокий процент попаданий. 14 убитых и 1 умерший от ран на 70 потраченных патронов… Очень точные, правильные, техничные действия: например, то, что он начал с полицейских. Уничтожение дежурной в ее будке, которая должна была тут же остановить эскалаторы. Но при всем этом — полный бред во многом другом. Зашел, вышел, снова зашел. Очередь сзади по ногам… Мое заключение — это профессионал, но со съехавшей крышей.
— Николай, — отчетливо произнес полковник. — Тебе когда в последний раз говорили, что твой куратор — мудак?
— Да сроду такого не говорили, — удивился он. — А с чего это вдруг такое объявление?
— С того, что он вчетверо больше всех остальных с тобой работал. Тебе вообще не надо было в поле идти. Твоя неожиданная пятерка по стрельбе из пистолета, пара других отличных оценок — они не значат ничего. Тебе надо было с самого начала сидеть в теплом бункере и чтобы снаружи стояла пара олигофренов с ручными пулеметами наизготовку. Вот это было бы правильно. Причем я даже делаю скидку на то, что ты врач, а это из той же, в общем-то, сферы. Ну что, хочешь увидеть его?
— Кого?
— Кокетничаешь. Джейсона Эрлиха, кого же еще.
Вот тут он и не нашелся, что сказать.
— Я думал, это Имярек. В смысле псевдоним, присвоенный актеру, видеомуляжу… Музыку для «Доктора Хауса», на которого он так похож, действительно писали Йон Эрлих и Джейсон Дерлатка, ко второму сезону его заменили на Ли Робертса… Так он настоящий? И он жив?
— А ты думал, зачем потом пинали его с двух сторон? Зачем наручники? Жив, и наш. Представляешь? Сколько диверсионных групп по стране действовало и действует! Где-то они чисто срабатывали и уходили. Где-то им оказывали сопротивление, и они потери несли и здесь, и в Москве, и в Полярном, и в Ваенге, и еще, наверное, где-то. Пару раз их загоняли потом, на отходе. И даже вру, даже не пару раз. В общем-то, довольно много они потеряли в общей сложности, хотя статистики никакой нет и не будет. Но живой, пленный — этот первый.
— Один?
— Ну, я этого тебе не говорю, но есть еще. Во Владивостоке — это как на другой планете. И не поверишь, кто его взял. Вице-адмирал Авраменко, замкомандующего Тихоокеанским флотом. Немолодой такой, седой мужик, с лишними килограммами и все такое. На пороге родного дома, за 15 минут до того, как все началось. Два убитых, один раненый и взятый. Во людей раньше бабы рожали! Сейчас таких не делают уже…
Николай сидел, выпятив вперед обе челюсти, так, чтобы натянулась кожа на лице. Мама, увидев такое, обычно сразу начинала гавкать. Но сдержаться было сложно: очень уж он удивился.
— Значит, автобусы и троллейбусы… — раздельно проговорил Николай больше самому себе. — И метро. Нет, не похоже… По тому, что я видел и слышал, — не похоже.
— Почему? — быстро поинтересовался полковник.
— Вы не просто так мне те документы давали. На столько разных мест там был почти один сценарий. Почти одно время, в течение буквально пары часов за один и тот же день. Большие проспекты не в центре городов, то есть там, где много пространства и длинные перегоны. В отношении географии Москвы и Владивостока я не большой знаток, но у нас это были Богатырский, Комендантский и еще что-то в этом роде. Два стрелка, обычные «калашниковы» у обоих. По длинной очереди в водителя, и, когда вагон останавливается, обходят его сбоку и бьют прямо сквозь жесть. По два полных магазина. Контроля нет, двери открыть не пытаются, внутрь не заходят и вообще время не теряют. С места убираются, используя автотранспорт. Ни разу нет ни одного полицейского или военного рядом, даже невооруженного. Раненых больше, чем убитых, как и бывает при неприцельном огне. Все вперемешку: нормальные городские жители. Вот это — единственная совпадающая деталь. Все остальное иначе.
— Для чего?
— Там для страха. Здесь… Я не верю, что профессионал мог дать себя взять на таком деле, которое… Которое он мог сделать чисто. Извините уж за…
Полковник только махнул ладонью, его лицо было непроницаемым. Глухим, как лобовая плита не самого современного, но, без сомнений, надежного танка.
— Значит, если не для страха, то для удовольствия. Причем патологического. Как проявление той же «поехавшей крыши».
— Натура вылезла?
— Ага.
— От белой горячки?
— Товарищ полковник… Ну вы комментируете, как… Ну я же не знаю.
Полковник помолчал, потом криво улыбнулся.
— Ты вот не знаешь, а весь мир уже определился: стрельба по автобусам и троллейбусам — это наша собственная вина. Реально наша. Провокация КГБ-ФСБ, попытка дестабилизировать обстановку еще больше. Но мир гневно говорит «нет!» этой провокации! И мы за нее еще ответим перед прогрессивным мировым сообществом: когда за все будем отвечать, так и за это ответим. А тут такой облом…
Николай ждал. Шанс увидеть настоящего диверсанта, изловленного «на горячем», был чем-то несусветным. Идущим вразрез со всем остальным, что лишало надежды. Синими стрелами на анимированных картах, выстраиваемых на компьютерных и телевизионных экранах. Кадрами, снятыми на улицах пограничных русских городов так, что казалось, будто это нарезка из фильмов о прошлом, поданная вперемешку с раскадровкой еще не вышедшего на экраны фильма о каком-то из сценариев апокалипсиса…
— Покажете мне его? — хрипло спросил он.
— Волнуешься?
— Еще бы нет. Кто меня второй день к этому готовит, не вы разве?
— Мы, — удовлетворенно подтвердил Николаю большой мужчина в кресле. Пристукнул открытой ладонью по столу. — Ты уже понял почему?
— Не понял. Но почувствовал. По намекам.
Николаю хотелось сплюнуть прямо на пол, прочистить горло как следует, но родительское воспитание возобладало.
— Ну так пошли.
Полковник аккуратно закрыл все окна на ноутбуке, вышел из рабочей сессии, погасил двумя нажатиями кнопки пульта настенную видеосистему. Встал. Улыбнулся. Снова криво, как раненый.
Николай тоже поднялся, встал поровнее, ноги вместе. Спина уже почти не болела, да и голова начала забываться. Полученной за последние десятки минут информации было достаточно для того, чтобы переключиться. Это работало всегда, сработало и сейчас.
— Какие-то еще инструкции будут к этой встрече? — спросил он и тут же пожалел, что «не выдержал марку». Понятно, что полковник без инструкций не обошелся бы, сказал бы все сам.
— Ничего не рассказывать о происходящем снаружи. Вообще ничего.
— Пусть думает, что нападение отбито с большими потерями для нападающих?
— Да какое нападение? Мелкие провокации на границах! Теперь и политикам будет чем заняться, и журналистам, но это все! И убитые им 15 человек — это «новость дня» для всего мира. Уловил атмосферу?
Николай только кивнул. Сказанное не слишком совпадало с тем, что он продумал про себя минуту назад, после последнего «почему», но, может быть, потом ощущения и сгладятся.
Уже когда дверь была заперта и они шли по коридору, полковник остановился. Причем так резко, что избежать толчка ему в спину удалось с трудом. На дороге такое называется «подстава».
— Слушай, а я все-таки спрошу, потому что вдруг между нами непонимание. Про это же самое «почему»: это ты о чем подумал?
Николай помолчал, качнувшись на носках, повел плечами. За окном был глухой двор, и понятно почему — в такой конторе, как эта, окна на улицу не выходят.
— Вы думаете, меня отпустили?
Полковник посмотрел с высоты своего роста, взгляд был тяжелый.
— Я по всем признакам не мог спастись. Меня должны были взять на границе. Даже если реально не заметили «коготь» на проверке — взять сразу после, уже на горячем. Под потолком была камера наблюдения. Вероятность того, что она была выключена, или того, что шла просто в запись без дежурного оператора наблюдения, конечно, есть. Но, на мой взгляд, не сильно высокая… Значит… Значит, наблюдали за всем происходящим, но все равно решили не арестовывать. Хочется надеяться, что вы продолжаете мне доверять, что не полагаете, что меня успели перевербовать за эти часы. На кой черт я бы им нужен, конечно? Но вы не можете такую возможность отметать совсем. А скорее склоняетесь к тому, что я буду использоваться ими «вслепую», что зачем-то им это надо. И значит, на меня будет какой-то выход, будет какой-то канал. Этот канал вам и требуется. Так?
