Анатолий Логинов - Два танкиста из будущего. Ради жизни на земле

Оставшиеся в комнате помолчали несколько секунд, потом Берия раздраженно спросил:

— Вы, товарищ генерал, ничего рассказать не хотите?

— Почему же не хочу. Хочу. Начну по порядку, если не возражаете, — ответил Мельниченко и начал, словно зачитывая невидимую анкету:

— Я, Мельниченко Андрей Петрович, родился 12 февраля…

Сидевшие напротив него Берия и Мурашов внимательно слушали фантастическую историю трех людей, попавших в необычную ситуацию, не обращая внимания на скрип карандаша стенографиста.

Как ни странно, но с прокурором мы все же встретились. Едва закончился мой допрос и разговор Андрея с наркомом, только с нас взяли подписку о неразглашении и снова свели вместе, убрали со второго стола «вещдоки», как один из охранников подошел к Берии и что-то шепнул ему на ухо.

— Да? — удивленно и весело произнес Берия и разрешил: — Пусть войдет.

В комнату вошел, внимательно осматривая обстановку, крупный, мускулистый, что было видно даже в мешковатом обмундировании, человек с курчатовской бородой, невольно заставившей меня вспомнить прозвище Курчатова и подумать, что и этого человека друзья наверняка тоже называют «Бородой».

Вошедший подошел и, поздоровавшись, представился Берии. О чем они разговаривали, мы так и не услышали, потому что нас попросили выйти в соседнюю комнату. Потом туда подошел и Борода, оказавшийся прокурором фронта. Да, все же слишком мало мы тут пробыли, поэтому, видимо, раньше ни разу в штабе не сталкивались. Поговорили. Хороший человек, душевный. Узнал, что нас задержали без санкции, и не побоялся самого «кровавосталинского опричника» потревожить. И что самое интересное — нарком(!) внутренних дел(!) не расстрелял, а оправдывался перед прокурором! И думаете, это только в этом мире? Нет, в том-то и дело, что и у нас без санкции прокурора ни одного человека даже в тридцать седьмом не арестовывали. Вот так. Как римляне говорили: пусть погибнет мир, но торжествует правосудие.

Оказывается, Андрей с ним вообще вместе из штаба ушел, а я моментом воспользовался и у чмошников для своего медсанбата немного дефицитных инструментов выбил.

А сегодня мотаюсь по бригаде. Все, точно ясно, что завтра наступление будет. Эх, покажем фрицам, где кузькина мать зимует. Если я правильно просчитал, планируется их в мешочек такой солидный загнать, на всю излучину Дона размером, и горловинку его прочно нашей армией, а, скорее всего, и еще одной, перехватить. Нам сейчас даже автомобилей дополнительных подкинули, причем автозаправщиков. Дефицит по нынешним временам жутчайший. Ну не справляется пока наша промышленность, не справляется. Подумать только, от начала сплошной индустриализации всего-то десяток лет прошел. Это только у балаболки Грызуна наша страна все волшебным путем получила, а в реале, увы, все намного хуже. Так что вторая держава мира, построенная к шестидесятым, — это даже не подвиг, это вообще нечто запредельное. Спасибо «России, которую мы потеряли», ага. И слава богу, что потеряли. Иначе немцев в Отечественную войну так бы и встречали лихими козьмакрючковскими налетами, да малочисленными французскими и английскими танками.

Да уж, а находиться все время под охраной, даже и направленной на твою защиту, — занятие малоприятное. Но уж лучше так, чем где-нибудь в тюрьме. Странно все же, что нас никуда не забрали с фронта. Хотя срывать командира части перед самым наступлением — это, считай, сорвать наступление. Заместитель есть заместитель.

Черт, а ехать-то еще долго. Попробовать охрану разговорить, что ли?

— Товарищ лейтенант, а не скажете, откуда у вас такая экзотическая фамилия? Если не секрет, конечно.

— Не секрет. Сам я из деревни Подмышки, что на Вологодчине. В деревне, по-уличному, нашу семью Картузовыми называли. Ну, я когда в училище поступал, писарь меня ошибочно Кактусовым и записал. Так и осталось.

— А менять не стали?

— Зачем? Хоть горшком пусть зовут, только в печь не ставят. Да и фамилию часто за псевдоним принимают, что при нашей службе, сами понимаете, неплохо.

— Скажите, Петр Иванович, а вы давно воюете?

— С начала войны. Первый выход 23 июня сделали. Может, вы слышали про уничтоженный штаб корпуса фрицев и захваченные планы наступления? В той группе и я был. Только вот получили их наши поздно. До сих пор злость берет, как вспомню.

— Понимаю, — отвечаю, а сам поглядываю на водителя. Тоже ведь из той же конторы. А еще в штабе ждет специально приставленный новый адъютант-стенографист, и вечером придется подробно надиктовывать ему снова все, рассказанное до этого вкратце. Вот еще одна заморочка. И с частью экипажа на «Рыжем» тоже расстаться пришлось. Теперь вместо Кузьмы у меня новый механик-водитель, лейтенант, правда, подозреваю, что звание у него гэбэшное. А сержанта Пушкина сменил сержант Плоткин. Такой накачанный детина, пожалуй, и Антон по сравнению с ним бледновато выглядит. Бл… сам проверить и погонять их не успеваю, пришлось Люшкина попросить лучшего командира танка выделить. Кого уж он там выделил? А, вспомнил, старшего лейтенанта Коваленко. Ниче так, грамотный и умелый. Все равно вечером приеду, сам проверю.

Да, вот такая вот работа у командира — сделать в короткий срок из того, что есть, что-нибудь чудесное. Ага, подобрать людей, расставить на нужные места, проверить, как они справляются, найти решение на бой, довести, проверить как все поняли, потренировать по возможности в реальном исполнении маневров, и все это при жутком дефиците времени. Да, обычная армейская ситуация — «На выполнение этой работы у вас есть неделя, которая вчера закончилась».

Тэк-с, вот и батальон майора Столярова. Посмотрим, посмотрим.

— Здравия желаю, товарищ полковник!

— Здравствуйте, Александр Михайлович. Ну, показывайте, как тут у вас дела.

— Предлагаю вначале пообедать, товарищ полковник.

— Пообедать? А впрочем, можно. Нам еще к Политову ехать. Пойдемте пообедаем.

Пообедали неплохо, а вот дальше… Немецкий разведчик, бляха муха. И как он проскочил через истребительный заслон? Ох, сейчас со штабом армии свяжут, я тамошнему представителю от летунов выскажу все, что я об этих крылатых залетчиках думаю. Третий случай, блин, за два дня. А как обещали, как клялись… Муха, мол, не пролетит. Уууу, дармоеды.

— Товарищ полковник, разведчик поврежден огнем зенитной батареи и сел неподалеку от поселка… Экипаж взят в плен отделением сержанта Туресибекова!

Ну, слава богу. Хоть так все решилось. Ага, вот и связь…

— Семнадцатый? Это «Береза». Семнадцатый… твою мать, до каких пор «снег» падать будет? Ты сводку погоды изучил? Третья ошибка за два дня. А «снег», между прочим, мне на голову падает, …т, холодно, … …ь! Понял? …ь!

Смешно, но почему-то самые различаемые по телефону слова — на «русском командном языке»…

Ночь на 18 ноября выдалась морозной, спиртовой термометр, чудом уцелевший во время вчерашнего обстрела, показывал пятнадцать градусов ниже нуля. Легкий снегопад, шедший с вечера, закончился, и на землю опустился густой туман, затруднявший на фоне снега ориентировку на местности. Но все было уже решено, и отменить начало наступления уже ничто не могло. Ровно в семь часов утреннюю тишину разнес на клочья страшнейший, невиданный ранее грохот артиллерийской канонады, в туманной мгле сверкнули огненные трассы летящих в сторону противника реактивных снарядов «катюш». Грохот разрывов и гул выстрелов слились в один могучий гул, повисший над заснеженными придонскими степями.

Под прикрытием артподготовки все бригады Второй механизированной армии начали выдвигаться вперед, к переднему краю. В первом эшелоне шли первая гвардейская тяжелая танковая и тридцать девятая мотострелковая бригады, усиленные самоходками, которые должны были при необходимости усилить удар пехоты Десятой армии, прорывающей оборону противника. От этих бригад на участке планировавшегося ввода в прорыв, на командных пунктах сорок седьмой и семнадцатой стрелковых дивизий, усиленных отдельным танковым полком, находились заместители комбригов, следившие за ходом прорыва и изменениями в обороне противника.

Выбранный для прорыва участок фронта обороняли румынские дивизии. Наше командование надеялось поэтому на быстрое преодоление обороны противника. Но румыны, чувствовавшие себя чужими как для противника, так и для своего старшего союзника, защищались отчаянно и, опираясь на сильно укрепленные пункты, сдерживали наступление пехоты. Преодолев первую позицию и подойдя ко второй, стрелки залегли, не в силах подняться под сильным пулеметно-артиллерийским огнем румын.

Тут и наступило время танкистов. Под грохот орудий самоходных установок, ревя моторами, на опорные пункты обороны противника обрушились тяжелые танки KB первой гвардейской тяжелой танковой бригады. Вот тут-то и пригодились навыки, наработанные долгими тренировками в Помарах. Умело маневрируя, уничтожая цели метким огнем с коротких остановок, танки в сопровождении пехоты устремились в глубь обороны. Такого удара румыны уже не выдержали. Да и как можно обороняться, если снаряды сорокасемимиллиметровых противотанковых итальянских пушек, в девичестве австрийских «Булеров», на большой дистанции отскакивают от их брони как резиновые. А с небольшого расстояния стрелять уже не придется, потому что любое подозрительное место перепахивают разрывы русских «чемоданов», выпущенных идущими сзади монстрами. Да и румынская пехота, засыпаемая минами из автоматических минометов и огнем наступающих русских пехотинцев, выглядывать из окопов не рвалась, предпочитая прятаться в блиндажах. И оборона румын не выдержала, порвавшись под ударом тяжелых танков, как разваленное на части ударом колуна сучковатое полено.