Владимир Поселягин - Ганфайтер
– Урою, – тихо пообещал я себе. В моём голосе было столько ненависти, что я сам вздрогнул.
Первым делом я встал и провёл рукой по лбу, на ладони осталась кровь. Это подзорная труба так впилась, когда я был вне себя. С трудом сложив её, я убрал трубу в сумку и, проверив пояс и оружие, дозарядил его. Потом достал нож и выскользнул из стойла.
По лестнице, стараясь не скрипеть, я поднялся наверх и подошёл к спавшим солдатам. Те расстелили на сене одеяла и давали храпака. Они ничего не боялись, часового тут не было, поэтому работа была не особо сложная. Одной рукой я зажимал рот, другой наносил удар прямо в сердце.
Когда я убивал четвёртого, тот заскрёб ногами по одеялу, отчего внезапно проснулся пятый, что лежал чуть в стороне. На рукавах его синей куртки, брошенной рядом, были видны нашивки сержанта.
Это были опытные бойцы, что было видно, так как он мгновенно разобрался в ситуации, но сделать ничего не успел, только закрыться рукой. Ещё когда он зашевелился, я бросил четвёртого солдата, оставив в его ране нож, и прыгнул к сержанту, двумя ударами кулака вырубив его.
Добавив ещё раз, я перевернул его на живот, связал руки за спиной, не забыв ноги, и вставил кляп. Мне нужен был язык, чтобы понять, что тут происходило.
– Итьен, Гордон захрипел, кажется, отходит! – в этот момент услышал я крик от дома. И до этого я слышал негромкие голоса солдат и их смех, но сейчас кого-то окликали от дома.
– Иду, – был ответ.
Выглянув в щель в стене конюшни, я осмотрел окликнувшего здоровяка с нашивкой капрала на закатанном до локтя рукаве, который вытирал окровавленной тряпкой руки, и солдата, что спешил к дому от костра. Отсюда же я рассмотрел ещё одно действие. За домом, до этого скрытый от меня, один солдат копал моей лопатой могилу, а рядом на одеяле лежало два тела в такой же форме. Это значит, мои жёны смогли продать свою жизнь подороже.
Вернувшись к сержанту, я задумался на миг и стал приводить его в сознание. Это было трудно, вырубил я его серьёзно. Когда тот пришёл в себя и осознал, что происходит, я стал ломать ему пальцы, все на обеих руках переломал. За время экзекуции он в кровь стер кожу на затылке и мычанием чуть не привлёк к нам внимание остальных чужаков.
– Сейчас я выну кляп, и ты расскажешь мне, кто вы такие и что тут делаете, – тихо сказал я, добавив: – Попробуешь кричать, умрёшь очень мучительно, ты знаешь, как я умею вести допрос. Расскажешь всё без утайки и не будешь пытаться поднять тревогу, уйдёшь без мучений. Согласен?
Тот кивнул, поэтому я потянулся и вытащил кляп, готовый сразу же заткнуть ему рот, если тот попытается позвать своих дружков. Он не пытался, я сломил его, ломая пальцы, чего и добивался. Негромко, изредка хрипло кашляя, он рассказал мне вот какую историю, от которой я белел от бешенства всё больше и больше.
Ольсен Ван Гор отправился на войну добровольцем, взяв с собой часть своих людей. Как он воевал не суть, но звание капитана, несколько наград и должность командира разведки полка что-то да значили. Ну да ладно, рассказ о другом. Когда он возвращался со своими людьми и теми, кто решил к нему присоединиться, то по пути заглянул на огонёк к одному парню, который имел золото. То есть ко мне. Пришла эта мысль ему не сразу, а когда нашёл золотую монету у индейцев.
Племя Большого Быка, наших соседей, у которых мы купили эту долину, владело неплохими землями, и Ольсен, который был прагматиком, решил походя устранить эту проблему и спокойно купить земли уничтоженного племени. Внезапный налёт удался, уйти со стоянки, где стояло два десятка вигвамов, удалось немногим. С шеи убитого Большого Быка было снято ожерелье, и среди разных предметов национального значения была найдена золотая монетка. Мой подарок. Осмотрев монетку, Ольсен сразу вспомнил обо мне. Но главное он знал, где находится моя долина, так как перед войной подумывал навестить меня, но не успел – завербовался в армию.
Тридцать шесть профессиональных солдат по местным меркам были силой, и силой серьёзной. Они смогли незамеченными проникнуть в долину, но, когда охватывали усадьбу, один из солдат наткнулся на Агнессу, выходившую в огород с ведром, та успела своим криком поднять тревогу, поэтому остальные мои жёны среагировали правильно. Подхватив «винчестеры» с боеприпасами, они заняли позиции у окон. Перестрелка длилась недолго, мои девочки ничего не могли противопоставить профессиональным стрелкам с дальнобойными армейскими винтовками, но всё-таки серьёзно ранили двоих. Однако этот успех был за счёт отличных позиций на втором этаже.
Первой погибла Мэри. Умерла она сразу от попадания в голову, когда, перезарядившись, выглянула наружу. Ольга поняла, что нужно отступать, и, пока усадьбу не окружили, выбежала через заднюю дверь дома и побежала к ручью. Там метров сто и деревья, есть шанс укрыться. Но она не успела, взрывающие землю пули её загоняли, не дали ей шанса. Она смогла спрятаться в баньке и отстреливалась до последнего из окна предбанника. Именно тогда ей в упор удалось застрелить двух солдат штурмовой группы. Разозлившийся Ольсен приказал сжечь баню. Ольга к тому моменту, видимо, была ранена, сержант утверждал, что один из солдат видел кровь на её платье. Она не вышла и сгорела в бане.
Взбешенные солдаты выместили свои эмоции на Агнессе, после чего убили её. После этого северяне начали мародёрство. Мои сбережения были найдены сразу. Я их не прятал. Они находились в шкатулке в нашей спальне на буфете, да мешочек с золотым песком на шкафу. В шкатулке было всего сорок семь монет. Всё, что осталось. Ольсен забрал трофеи и с частью своих людей покинул долину. Она ему понравилась, и он решил забрать ей себе в собственность, переоформив владение. Вся инфраструктура была готова, заселяйся и живи.
Часть людей остались тут, охраняя его новые владения. Всего осталось двенадцать солдат во главе с ротным сержантом Эдом Смитом. Я его помнил, это был один из людей Ольсена, что охотился на Ольгу в момент нашей с ней встречи.
Кроме этих тринадцати солдат, было ещё два трупа и двое раненых, один, кажется, умирал. Второй ранен был не так серьёзно, пуля в бедре, её уже извлекли, и он лежал у нас в гостиной на диване. Пятерых я прикончил, после допроса сержант без сомнений был отправлен мной следом за остальными, оставалось восемь. Что делать дальше, я обдумаю позже, а сейчас нужно избавиться от паразитов.
Вытерев нож о куртку сержанта, я спустился вниз, мельком посмотрел на небольшую лужицу крови, сверху капало, и подошёл к полуоткрытым створкам. Снаружи царила идиллия. Бычок был практически готов, поэтому кашевары срезали пласты мяса и бросали их в корыто, в котором жены ранее купали детей.
Двое у костра, один продолжает копать, хотя, судя по виду, скоро закончит с этим делом. Земля тут мягкая, он углубился уже по пояс, да и обед скоро, по времени было час дня. Трое снаружи, ещё двое курили, сидя на крыльце и негромко общаясь, на крыше постройки с хозинвентарем сидел паренёк, часовой, остальные были в доме. Думаю, часовой был выставлен по привычке.
В доме, не считая раненых, было двое, однако пробраться незамеченным к ним не получится – солдаты, что находились на улице, контролировали всё вокруг и держали винтовки под рукой. После раздумья я понял, что самое удобное время нападения, когда они соберутся отобедать. В этот момент нападения они не ожидают, и нужно этим пользоваться.
Я так и стоял у створок, внимательно наблюдая за солдатами. Особенно за кашеварами. Они с помощью двух других солдат вынесли во двор наш обеденный стол и стулья и сейчас расставляли на них плошки. Там был хлеб, что напекла утром Мэри, у неё это лучше всех получалось, копчёности из нашего погреба, другие припасы и свежепожаренное мясо бычка. Тот ещё продолжал висеть над раскалёнными углями, шипя жиром.
– Обед! – крикнул один из кашеваров и начал бить большой ложкой по дну пустой миски.
Из дома вышли двое оставшихся, там же был старший, а также вынесли раненного в ногу, сам он ходить не мог, но устроился за столом с охотой.
– Как там Гордон? – спросил один из кашеваров, второй отправился к конюшне, так как отдыхающие солдаты не выходили.
– Умер, – коротко ответил ротный сержант, устраиваясь за столом и беря кусок мяса. Никто из них, садясь за стол, даже не подумал помыть руки.
– Жаль, справный был разведчик.
В это время второй кашевар прошёл через открытую створку в конюшню, громко зазывая своих товарищей. Меня он не заметил, зайдя со света в темноту помещения, и тут же умолк, как только холодная сталь клинка вошла ему сзади под рёбра, достав до сердца. Опустив тело мародёра на усыпанную соломой землю, я вытер нож, убрал его в ножны и, глубоко вздохнув, на ходу доставая дозаряженные «кольты», – у меня теперь было по шесть выстрелов в каждом барабане, – вышел из конюшни, вскидывая оружие и разбрасывая руки в разные стороны. Для этого были причины. Первой целью стал старший из оставленных тут мародёров, второй – часовой на крыше постройки, которого никто не стал сменять. Остальные солдаты, включая могилокопателя, уже сидели за столом, поэтому работал я спокойно.
