Трейдер. Деньги войны - Николай Соболев
Зачем, ну зачем надо было покупать эти плохо переснятые карточки? А главное, зачем спрятал у себя в столе? Будто нет других мест…
Отец поворачивается к нему и распахивает руки для объятий, но затаившийся бандит с усиками из последних сил приподнимается на локте и подло стреляет в спину…
— Папа! Папа! Не умирай! — обхватывает его Джонни.
— Поздно, — едва шепчет Грандер-старший.
Его маузер со стуком падает на пол…
Джонни замер от ужасной мысли — а что, если отец действительно решит его освободить, и его действительно убьют? Итальянцы ведь знают, с кем связались и наверняка готовы к отпору…
Перед глазами пронеслись сцены отпевания в католическом соборе, похороны, мама в трауре, раскрытая могила…
Горло перехватило, на глаза навернулись слезы.
Он тогда будет старшим в семье. И отомстит, ужасно отомстит…
— А-а-а-а-а! — страшно заорали за дверью.
Джонни дернулся и свалился со стула.
— Zittitelo! — приказал первый голос.
После легкого шелеста раздался хрип и сдавленные итальянские ругательства.
Джонни отвернулся и встретился взглядом с крысой, вскочил, чуть не запнувшись о какую-то тряпку. Это оказалась все та же дурацкая бабочка, вместо которой он бы с удовольствием носил шейный платок, как отец в Трансваале. Но правила школы требовали галстук, а мама требовала именно бабочку, будто мало было оснований для дразнилок.
Мистер Гудман намекнул родителям, что в школе принято носить обычный, а не этот бантик, но отец и мама сделали вид, что не поняли. Тогда учитель пару раз проехался насчет «выпендрежника» и это прорвало плотину — буквально все одноклассники считали своим долгом выдать кретинскую шуточку насчет бабочки или дернуть за ее концы, чтобы распустить узел. Сплошной ужас, который слабо компенсировали натренированный навык быстро завязывать обратно и прилипшая кличка «Профессор».
Выход только один — надо выбраться и стать великим! Удрать из опостылевшей школы! Не сбежать с уроков, а удрать совсем, чтобы больше никогда не повиноваться школьной дисциплине! Стать чемпионом Олимпийских игр! Нет, слишком долго ждать — они только что закончились в Антверпене, следующие через четыре года… Тогда уехать! В Аргентину, в Китай, да хотя бы в Россию! Добиться своего, открыть… да, открыть новые реки и горы! Летать над ними на своем самолете, садиться на поляны в непроходимых лесах, охотиться на медведей и тигров!
А потом, богатым и знаменитым, вернуться в школу, только не как ученик, а как спонсор. Пусть ему кланяются учителя и сам директор, и все восторженно шепчутся за спиной «Это сам Джон Грандер-младший!», а он небрежно выписывает чек на десять тысяч… нет, пятьдесят тысяч долларов! На учреждение именной стипендии самому тихому ученику, вот!
А потом садится в свой самолет, стоящий прямо на лужайке школы и улетает в закат…
И ни одна сволочь не посмеет поглумиться, что у него нет велосипеда. Даже Уолли-Кролик. Родители тоже хороши — «У тебя есть пони, зачем тебе велосипед?» Но как на пони ездить в школу? Как гоняться с ребятами по Мейн-стрит? Как терпеть насмешки от распоследнего ученика в классе — у него есть велосипед, пусть старый и чиненный, а сыну миллионера не дают пятидесяти долларов на покупку!
Ведь будь у него велосипед, он бы ни за что не оказался в этом подвале…
Когда закончился последний урок, ученики Hun Private высыпали на улицу, где некоторых уже ждали повозки и автомобили. Большинство же оседлали велосипеды — даже девчонки катались на дамских, с низкой рамой! Все, все, кроме Джонни, стоявшего у дороги в ожидании водителя. Кролик с компанией своих прихвостней специально несколько раз проехался мимо Грандера, расхваливая свой новенький Durkopp* с карданной передачей и отпуская шуточки насчет пешеходов в бабочках.
* Durkopp — марка велосипедов
Наконец, вся кавалькада скрылась за углом и Джонни облегченно пошел следом в сторону Лоренсвилля, чтобы перехватить водителя по дороге. Но раньше авто успел Кролик, неожиданно вывернувший обратно.
На этот раз Уолли был один, и потому он не выпендривался, а прямо спросил, сощурив глаз и скривив рот:
— Эй, Профессор, а ты вообще умеешь ездить на велике?
— Умею, — буркнул Джонни, — и получше многих.
— И где же это ты выучился? — ехидно осведомился Кролик, скаля свои резцы, а потом сморщил нос и сплюнул: — Не, врешь, не умеешь.
— Дай велик, покажу!
— Ага, разбежался. Мне еще в два места успеть надо.
— Не хочешь — не давай, а я все равно умею!
Кролик остановился, спустил ногу с педали на землю, подумал и спросил:
— Знаешь, в какой стороне я живу?
— Через три улицы от нас, на Эмерсон, угол Чатхем
Их городок, как и многие в Нью-Джерси, был невелик — от силы полсотни авеню, стритов, драйвов и серклов. Любой уважающий себя мальчишка, неважно, сын миллионера или поденщика, знал все улочки и закоулки назубок.
— Точняк, — хмыкнул Уолли, — а где гараж Старины Мо?
— Дальше, за газолиновой* колонкой?
— Ага, там. Приходи на пустырь за гаражом в пять, проверим, врешь или нет.
Видимо, на лице Джонни отразилось сомнение — место не то, чтобы глухое, а на отшибе, туда частенько собирались выяснять отношения, и Кролик заржал:
— Да не ссы, побить я тебя и в школе могу!
— А я и не ссу! — насупился Грандер.
— Вот и приходи, — Кролик толкнулся, поставил ногу на педаль и укатил.
— Вот и приду! — только и успел сказать ему вслед Джонни.
* Газолин, газ — американское название бензина
После обеда он не находил себе места — идти? Не идти? Но все-таки решился и даже нацепил противную бабочку — знай, мол, наших!
Кролика на пустыре за гаражом Мо не обнаружилось, и Джонни подумал, что эта шуточка вполне в его духе — сидит себе небось дома, пьет сок и смеется над тем, как ловко надул Грандера. Или торчит в кустах неподалеку и ухахатывается.
Но вместо Кролика на пустыре было нечто, мгновенно примирившее Джонни с обидным положением, в котором он оказался: новенький Pierce-Arrow 66-й модели.
Машина блестела синим лаком капота и
