Трейдер. Деньги войны - Николай Соболев
Одно слово — lucky guy*. Но удача дама переменчивая, сегодня благоволит, а завтра в упор не видит, и такие мгновенно проматывают свалившееся с неба богатство. Солидной же школе с вековой историей совершенно не нужны ученики разорившихся родителей, не дай бог выслушивать униженные просьбы об отсрочке платежа или встрять в судебные тяжбы из-за отчисления!
* lucky guy — счастливчик.
Мысли о нравах высшего общества прервал глухой звук, какой бывает, если уронить толстую книгу плашмя на пол.
— Togliete la carogna! — презрительно бросил первый голос. — Prossimo!
Что-то тяжелое сперва утащили, потом притащили, а первый вдруг перешел на английский:
— Где груз, Билли? Нам нужен груз!
— Да пошел ты… — новый голос подробно объяснил первому, куда следует идти и чем там заниматься.
— Я отстрелю тебе яйца, Билли, — почти ласково проговорил первый.
Мальчика передернуло. Нет, ему такое не грозит — похитили с целью выкупа, но все равно страшно. Место наверняка глухое, раз эти двое привезли сюда несколько заложников, на помощь надежды нет, в такие кварталы даже полиция не любит соваться. Знать бы еще, сколько эти мерзавцы запросили за его душу…
Да какая разница!
Джонни судорожно вздохнул.
Отец выкупит его, не может не выкупить! Правда, будет неделю молчать, изображать недовольство, общаться придется через маму. Зато потом… потом, когда отец отойдет, он снова насядет с требованием обучаться у Майкла Кролла. Бумажки, акции, дебет-кредет, лонги-шорты и прочая скучная заумь вроде Доу-Джонса. Отцу-то хорошо, вся молодость в приключениях, с оружием в руках, может себе позволить на старости лет превратиться в обычного буржуа.
Мама поплачет и тоже примется уговаривать — наука, физика, химия, великие открытия, Принстонский университет под боком, ну почему ты такой ленивый, почему тебе все не интересно…
Интересно! Еще как интересно! Но только не дурацкая зубрежка! Хочется, как отцу, поездить по миру, проверить себя, стать великим путешественником! Чтобы о тебе писали все газеты! Или первооткрывателем! Или завоевателем! На крайний случай можно найти еще одно «Золотое море», а потом построить свой самолет, лучший в мире! И перелететь на нем через Атлантику! И Тихий океан! Самым первым!
Джонни зажмурился и представил, как он, в потертом кожаном шлеме и надвинутых на глаза очках, твердо держит штурвал, как внизу расстилается серой гладью океан, как ровно шумит мотор и воет в расчалках ветер. А потом он, высокий и стройный, идет сквозь восторженную толпу, приветственно машет снятой перчаткой с раструбом, улыбается и пожимает руки…
— Экстренное сообщение! Первый одиночный перелет через океан! — вокруг шныряют мальчишки-газетчики.
— Это невероятно! — переговариваются солидные господа в котелках. — Построил фантастический самолет, в тринадцать-то лет!
— Европа приветствует американского героя Джона Грандера! — мэр воздвигается над банкетным столом и салютует Джонни бокалом с шампанским.
Нет, мэр мелковато. Президент! Президент Франции!
В полуметре от лица внезапно зашуршало и все хрустальные мечты о триумфе великого летчика и о том, как он всем утрет нос в школе, разбились от появления наглой крысы. Она устроилась на ящике и с любопытством осматривала нового соседа, шевеля усиками. А когда Джонни замахнулся на нее подвернувшейся под руку газетой, неспешно удалилась, вильнув противным голым хвостом.
Джонни передернулся. Вот же тварь… Вот что стоило отцу профинансировать постройку самолета? Ездил бы по Европе, выступал перед поклонниками, а теперь сиди в этом поганом подвале.
Всюду, всюду опоздал. Два года назад он бежал сражаться на Марне, но был пойман прямо на железнодорожной станции. Даже на войну на маминой родине он тоже опоздал — большевики побеждали, Америка эвакуировала экспедиционные силы из Архангельска и Владивостока…
За дверью уныло и однообразно, но методически и настойчиво интересовались местонахождением груза, прерывая вопросы на серию ударов. Ответы, поначалу резкие и громкие, понемногу становились неразборчивей и тише.
Джонни поежился — вместо Великой войны успел на войну банд. Причем в роли заложника, а вовсе не благородного героя.
Вот отец бы мог, он ведь воевал в Трансваале вместе с дядей Полем и дядей Фернаном и они за двадцать лет не забыли, с какого конца браться за винтовку…
С грохотом разлетается входная дверь и перед чертовыми макаронниками встают три человека в масках, как у Дугласа Фэрбенкса в фильме «Знак Зорро»:
— Руки вверх, негодяи!
— Porca madonna! — вопит громила и выдергивает из-за пояса револьвер.
— Бах! Бах! — одновременно грохочут винтовки.
Нет, не винтовки, пистолеты-карабины Маузера, с деревянной кобурой, как тот, что висит у отца над камином.
Да, одновременно стреляют пистолет-карабины!
Громила и второй бандит, с тонкими усиками, валятся на пол, а Джонни… да, вот этим ящиком, он выглядит тяжелым, выбивает дверь в подвал, но из глубины дома уже набегают другие итальянцы, бестолково паля из револьверов, и троица героев отчаянно отстреливается, но врагов с каждой секундой становится все больше и больше.
Джонни ныряет рыбкой вперед, к лежащему громиле, и вырывает у него из мертвой руки револьвер, ловко перекатывается и вскидывает ствол:
— Бац! Бац! Бац!
Трое макаронников с пробитыми головами улетают обратно в коридор, руша заодно и сообщников.
— Папа!
— Джонни!
Он бросается к отцу, но затаившийся бандит с усиками из последних сил приподнимается на локте и подло стреляет в спину…
— Джонни! Джонни! Не умирай! — обхватывает его отец. — Мы построим самолет! Мы облетим весь мир!
— Поздно, папа, — едва слышно шепчет мальчик.
Его револьвер со стуком падает на пол.
Да, именно так. Пусть они узнают, кого потеряли, пусть плачут о герое! Пусть пожалеют, что не купили велосипед, хотя он так просил!
Джонни дернулся и чуть не свалился с колченогого стула — а ведь если он погибнет, то родители найдут ТЕ фотографии!
Их, похабно усмехаясь, продал из-под полы Кролик — так все звали Уолли Дьюка за два зуба, торчавшие из-под вздернутой губы. Звали, разумеется, не в лицо, на это вряд ли кто решился, зная его силу. Уолли считал себя вожаком, требовал, чтобы его называли «Дюк» — «Герцог», учился с пятого на десятое и вообще, будь его воля, давно бросил бы Hun Private ради
