Гридень 3. Экспансия - Денис Старый
Это не метательный топор, сложно таким, с большим древком, метнуть правильно, оружие в полете чуть заваливается в сторону, но, даже если камень с силой кинуть в бегущего человека, эффект будет. И здесь он также был. Воина отбросило назад, и он впечатался в стену, ударяясь о бревна головой и оплывая. А все почему? Шлемы носить нужно! Мама не говорила им, что выходить из дома без шапки опасно? Маму слушать нужно, она плохого не посоветует!
— Стой, окаем! — кричал один из воинов, отчего-то не стремясь меня остановить.
А я уже стоял с мечом в правой руке. Оружие мне «любезно одолжил» валяющийся с продырявленной головой пес. Четыре моих охранника стояли в шагах пяти от меня также с обнаженными мечами. Вступать с ними в бой на мечах опрометчиво. Так что же делать?
— Брось меч и ложись на пол! И тогда боярин твою участь решит, — скомандовал один из противников, принявший, видимо, командование после смерти старшего.
— Нет мне пути обратно, — сказал я, прикидывая, что же такое сделать, чтобы увеличить свои шансы на победу, или вовсе их заиметь.
А псы — дурни. Им бы послать одного воина к боярину, ну, или еще к кому, сообщить о происшествии, но нет, они тут все собрались. Хотя я, видимо, выгляжу опасным. Мало того, что чуть в рукопашную не навалял им же, так уже троих прибил. Или нет… тот, в кого кинул топором, шевелится, но явно плох.
— Бросай, ты сам подраненый, не выдюжишь! — продолжал меня упрашивать все тот же воин.
Не получилось скрыть свой дискомфорт от болезненных ощущений в боку, я даже немного согнулся, чтобы унять кольнувшую боль. Все-таки резкие движения не прошли бесследно.
— А ты пробуй взять меня! — сказал я, прикидывая возможность осуществления одной задумки.
Делаю шаг назад, противники стоят на своих местах. Медленно еще раз ступаю спиной вперед. Упираюсь в стол. Да, он массивный, но не такой большой, как в трапезной. Тут столик, скорее для четырех человек, ну пусть потеснившись, шесть персон усядутся, толкая друг друга локтями. И даже такой дубовый предмет мебели поднять сложно, не многим дано. Но я сильнее многих, потому…
Резко захожу за стол, опрокидываю его и поднимаю, но не на вытянутые руки, а, напрягая свои бицепсы, чуть выставляю тяжелый предмет мебели вперед.
— А-а-а! — вырывается из меня крик, так как в боку начинает не просто болеть, а, словно, об меня пытаются затушить факел, настолько часть тела начинает гореть.
Принимаю стол на грудь — так чуть легче — и бегу на своих противников. Они пытались что-то противопоставить такому виду оружия, как стол, но тщетно. Столом я зажимаю в углу горницы сразу четверых противников, один пес успевает отпрыгнуть в сторону.
Но эти мои действия только для ошеломления, для дезориентации противника, может, еще чуть пришибить кого. Конечно, я не рассчитываю на то, чтобы убить столом кого-то. А еще… я зажал часть противников столом в углу. Это препятствие, которое им нужно обойти, ну или откинуть, для чего понадобится слаженная работа, время, которое становится самым важным ресурсом. А пока враги будут приходить в себя и выходить из-за угла, оттаскивая стол, я разберусь с тем псом, который остался вне ловушки.
Делаю два шага в направлении врага и вновь меня начинает скрючивать, отчего я плохо реагирую на первый удар противника, как и вообще, позволяю ему первым бить. Вражеский меч рассекает кольчугу на мне и делает разрез на груди.
Вот же черт, шрам же останется, девки меньше любить будут! Но, видимо, моему противнику плевать на мою будущую сексуальную жизнь, так как он не стал сочувствовать мне, а, напротив, напирал на меня. От следующего удара мечом мне пришлось изворачиваться с еще большим напряжением сил. Вынимаю из сапога нож, беру очередной удар врага на меч и резко, невзирая ни на что, из положения сидя практически выпрыгиваю навстречу настырному псу и всаживаю ему нож через подбородок в голову. Лезвия ножа должно хватить, чтобы и до мозга добраться. Противник хрипит, но мне он уже не интересен.
А вот его меч очень даже нужен. Уже выбираются из ловушки иные участники моего безумного боя. Это я боевые топоры не научился метать, да и они не для того, а вот кинуть меч — вполне. И не убить у меня цель, это просто не получится, так как даже с моей силой так сильно метнуть меч, чтобы он проломил кольчугу — это сложно, если вовсе возможно. Но пошатнуть воина, уронить его, сделать больно — это запросто.
Я метнул меч в противника, который уже выходил из-за стола, до того его чуть, лишь угол, отодвинув. От удара пес падает назад, задевая своего подельника. Не взирая на боль, которую перекрывают массовые впрыски в кровь адреналина, я делаю четыре шага и колю одного пса, потерявшего равновесие, после ударяю ногой все по тому же столу, мебель ударяет оставшихся в живых противников. Колю еще одного, но тут не получается пробить кольчугу. Отбиваю попытку ударить меня, замечаю удобно расположенную рожу врага и с левой руки бью ему в висок. Сразу же колю…
— Стой! Все, хватит! Чего ты хочешь? — заорал последний, оставшийся почти невредимым, пес.
Я согнулся от боли, начал тяжело дышать.
— Добей тех, кто ранен! — потребовал я. — Тогда отпущу, лишь закрою тут, в горнице, на замок.
— Вправду? — схватился за шанс выжить жалкий трус. — Побожись!
Я перекрестился и увидел, как просияло лицо у оставшегося вонючего пса. Он без сантиментов, лишь изредка посматривая на меня, перерезал горло каждому из своих же со-ратников. Даже командиру, который явно был мертвым, так и лежал проткнутый копьем, трусливый крыс не забыл перерезать горло.
— Что дальше? — спросил шакал.
— А ничего! — сказал я и рубанул скота.
— Ты же побожи… — успел сказать трусливая гнида и упал замертво.
Религия для меня — все еще способ и ресурс, чуть меньше вера. Пока я еще могу крестоцелованием пренебречь. Но, что за собой замечаю, так то, что молюсь все более искренне.
А такой гниде, которую я только что убил, не следует поганить землю своим существованием. Его сослуживцы хоть дрались, и никто не просил пощады, а этот… Я быстро восстановил картину только что произошедшего боя и понял, что трусливый
