Турист поневоле [СИ] - Сергей Артурович Большин
Он начал считать людей с наушниками, постоянно сбиваясь со счета в метрошной сутолоке.
«Да что за фигня! Полная станция мажоров и иностранцев! Неужели это какая-то сходка в моем районе и прямо в метро?! Провокация! - Петр в глубине души чувствовал огромный изъян в своих предположениях, но, как и любой обычный человек, оставался в плену своих представлений о жизни. - Так, в метро пост милиции есть… и куда они смотрят?! Ладно, оставим, у них свое начальство имеется. Из дома позвоню Скосыреву в оперотряд, пусть своих ребят подключит, а то мало ли, такое ЧП в районе, а потом скажут, комсомол не отреагировал… нет, уважаемые, нас на этом не подловите…»
На шаг впереди Петра шел парень. Он шел один, но при этом громко разговаривал, активно жестикулируя:
- …скачал вчера девятый фотошоп, ага, через торрент… да хотел, пару авок сделать на стену в контакте, а у меня винда паленая, глючит, так и не установил…
«Это вообще что?!!! – возмутился комсомольский активист, – кто таких пускает в метро?!»
Заметив постового, Петр поспешил к нему, но понял, что и с милиционером что-то не так. Взгляд! Этаких два ржавых гвоздя. Сотки. Нет, двухсотки.
Человек в форме встречал секретаря райкома взглядом, каким коллеги Петра провожали снятого с должности соратника. Петр пока так не умел, но давно хотел научиться этому особому взгляду, когда, с одной стороны, ты смотришь на человека с полным презрением, и в то же время не видишь его, даешь понять, что его для тебя не существует. Так смотреть – это целая наука!
Милиционер принялся разглядывать комсомольский значок на пиджаке Петра. Интуиция подсказала секретарю райкома, что сейчас лучше идти, куда шел, и он шмыгнул мимо странного стража порядка.
В свою очередь милиционер проводил Петра комментарием «клоун», который Петр, конечно, не расслышал.
Петр лихорадочно пытался привести то, что он видел вокруг себя в соответствие с привычной ему картиной мира. Получалось плохо. «Срочно домой! Мажоры, милиция… какой-то дурдом! Ну, и денек, пятница, блин! Удалась… Что ж за постовые такие! Без комсомольского значка, кстати… у нас что, теперь в милиции несоюзная молодежь служит? И форма какая-то странная… Так, разговор с женой на завтра, сегодня дела».
На эскалаторе было полно народу. Петр продолжал разглядывать окружающих. Ну, не похожи они на советских людей, хоть ты тресни! Многие прижимают к ушам какие-то коробочки и разговаривают как будто по телефону! На эскалаторе!!! Стоп! Это рации? Так много?...
Уже будучи на грани истерики, Петр заметил на стенах тоннеля плакаты…[5] «Начни свой день с рекламы в метро», «В цветах российского флага» (какого, какого? «российского»?!!!)… А это что? «Отдыхайте в Греции» и такой откровенный на девушке купальник… Порнография! А вот за это уже сажают! Вместо истерики им овладела холодная ярость.
«Интересное получается кино. Дяденьки из райкома партии вконец оторвались от жизни. Давно ли они последний раз были в метро? Понятно, на служебных «Волгах» разъезжать куда как комфортней. И получите результат – хозяйственники из метрополитена проявили инициативу. Так, значит, они понимают политику перемен нового Генсека…[6] Идеологическая диверсия – вот что это такое! Надо же, как шустро развернулись: еще утром ничего не было! Очевидно, рекламу развесили совсем недавно, иначе бы уже были сигналы. Бдительный народ, к счастью, не переводится… или не к счастью? Выходные отменяются! По их же совету и сделаю: завтрашний день начну с рекламы в метро! Кстати, может, вот так – с пылу с жару – мне с Таней будет легче поговорить».
По большому счету плевать Петр хотел и на мажоров, и на ментов без комсомольских значков, но со странными взглядами, и даже, положа руку на сердце, на рекламу (девушка на плакате страсть, как хороша!). Взвелся он по двум причинам. Во-первых, история со Светланой, во-вторых, (если совсем быть честным, то именно это – во-первых) ему надо успеть достучаться до всех инстанций первым, ему, а не кому другому, поднять тревогу, ибо, если шум первыми поднимут в райкоме партии или, не приведи господь, конторские, то виноватыми во всем назначат комсомольцев района в целом, и Петра, как ответственного за идеологическую работу (а точнее за ее провал), в частности. И Петру мало не покажется.
***
Петр проскочил вестибюль станции, не заметив киоски, которых, как и рекламы, еще утром здесь не было, и вышел на улицу. Он спешил домой на Большую Ордынку.
Жильем на Ордынке он очень гордился. Еще бы! Провинциал, зацепившийся зубами за Москву после института, уже третий год трудится в столичном райкоме. Начав с инструкторских низов, он уже второй секретарь [7], и уже своя комната в коммуналке в самом центре столицы. Старый дом дореволюционной постройки, очень большая – аж 25 метров – комната и соседей только двое. Один – геолог, который всегда в экспедициях, другой – коллега по райкому и друг по жизни Коля Регеда. Коля младше Петра на два года и пока холостой, девушек приглашает только после того, как Танька даст «добро». Впрочем, и Коля не злоупотребляет, и Таня на его романы смотрит весьма лояльно. В общем, чужие в квартире не водятся.
Нужно срочно позвонить дежурному по райкому партии, а может, и дежурному по МГК, впрочем, он позвонит обоим. С каким удовольствием он сдаст своих райкомовских дедушек! Посмотрим, с какой скоростью они вылетят на пенсию после того, как станет известно о провокации на станции метро Добрынинская.
Предстоящая военная кампания крутилась в голове Петра по пути от эскалатора до дверей метро. Еще пару секунд он осознавал картинку, представшую глазам, и, наконец, тысячетонный молот окружающей действительности с размаху вогнал душу Петра в асфальт улицы Люсиновская.
Это была не его Москва!
Новые здания теснили некогда широкие просторы Серпуховской площади и начала Люсиновки [8]; незнакомые надписи: русскими буквами, но не по-русски… А где панно «Мы строим коммунизм»? Оно должно быть на торце того здания… Панно закрывал огромный плакат, рекламирующий… Петр так и не понял, что там рекламировалось.
Но больше всего его потрясли не дома, выросшие меньше, чем за день, а автомобили. Впервые в жизни
