Солдат Сидоров - Юрий Бор
— Лазил?
Я обернулся и молча кивнул.
— Сгущенку дашь?
Я отрицательно покачал головой.
Сидоров тяжело вздохнул, очень странно на меня посмотрел, но просить не стал. За прошедшие месяцы службы он уже усвоил, что сгущенка так просто в руки не дается, ее надо зарабатывать и зарабатывать тяжело. Я тоже так считал, поэтому без угрызений совести продолжил свой путь. Хотя если бы я мог знать, чем это закончится, то лучше бы отдал ему эту злосчастную сгущенку.
А на следующий день, на утреннем построении, Сидоров отсутствовал. Как потом рассказал нам начальник караула, тот своим штык-ножом вскрыл запирающий дверь склада амбарный замок и съел почти полтора килограмма масла. Если Сидоров и мог изменить Родине, то только за еду.
Хотя это, конечно же, шутка. Никто из нас тогда еще даже не представлял, что могло бы заставить Сидорова нарушить приказ. А сам он, скорее всего, даже не осознавал своей вины, ведь в Уставе нигде не было прямым тестом указано, что вскрывать склады с маслом запрещено, а логическую связь с другими его пунктами он провести попросту не смог.
Начальник караула получил строгий выговор, а Сидорова забрали в госпиталь, после которого он должен был отправиться прямиком на гауптвахту. Только попасть туда Сидорову было уже не суждено, поскольку сразу после его выздоровления нас отправили в Афганистан.
* * *
Не буду вдаваться в ненужные подробности и рассказывать о той войне, о ней много написано и еще больше спето, ничего нового мне не добавить, а повторяться желания нет. Остановлюсь лишь на одном ее маленьком эпизоде.
Одним ранним солнечным утром нас привезли на Кабульский аэродром, выдали дополнительный комплект боеприпасов, построили и определили боевую задачу — проведение разведывательно-поисковых мероприятий в кишлаке, который находился в самом начале Мараварского ущелья, буквально в десяти километрах от границы с Пакистаном.
Мы погрузились в вертолёты и полетели. Я находился в одном вертолёте с Сидоровым. Высадка прошла штатно, но в кишлаке душманов не оказалось, они отступили в сторону гор. Поступил приказ начать преследование, мы двинулись им вслед. Но погоня была недолгой, войдя в глубокое ущелье, взвод попал в засаду. Разгорелась ожесточенная схватка. Наша разведка просчиталась, вместо небольшой группки боевиков, там оказался крупный и хорошо подготовленный отряд.
Когда положение прояснилось, командир взвода приказал отступать. Все понимали, что оторваться в ближнем бою от прекрасно знающих местность душманов будет практически нереально, но другого выхода просто не было, боевики по численности и оснащению значительно нас превосходили. Рассчитывать можно было только на чудо, и оно свершилось — Сидоров не выполнил Приказ.
Я могу только предполагать и строить догадки, как он пришел к такому решению. Несмотря на почти год совместной службы и все мои предыдущие рассуждения, что на самом деле творилось у него в голове оставалось для меня тайной за семью печатями. Мы пытаемся разгадать тайны бытия и вселенной и иногда даже успешно, но вот внутренний космос окружающих нас людей нам неведом. Я даже не знаю, как бы изменилось его мировоззрение и как бы он смог с этим жить, если бы выжил, но второго чуда не произошло. Сидоров отстреливался до последнего патрона, а когда они закончились, подпустил душманов и подорвал себя последней оставшейся гранатой.
Но выигранное им время позволило оторваться от противника, вызвать подмогу и обеспечить плацдарм для высадки десанта. Отряд душманов и караван с пакистанской границы, который он охранял, были заблокированы и уничтожены. Было захвачено большое количество вооружения, боеприпасов и взяты в плен несколько одиозных полевых командиров. За этот подвиг Указом Президиума Верховного Совета СССР рядовому Сидорову было присвоено звания Героя Советского Союза. Посмертно.
* * *
Именно так все и могло произойти в том далеком 1986 году, ведь до вывода ограниченного контингента советских войск из Афганистана оставалось еще долгих два года. Поэтому, это был бы вполне реалистичный сценарий.
Есть и менее реалистичный, в котором Сидоров становится попаданцем и переносится в 1941 год. В какой-нибудь партизанский отряд. Но не тот, образцово-показательный, который имел связь с Москвой, снабжение с Большой Земли, и мемуары чьих командиров мы читали после войны. А в один из тех, самых обычных, имя которым легион. В которых кучка необученных гражданских сбивалась вокруг попавших в окружение бойцов Красной Армии, совершала одну-две диверсии и уничтожалась немецкими карателями.
Но я не сомневаюсь, что и в этом случае Сидоров совершил бы свой Подвиг. Не знаю чтобы это было: спасение командира, подрыв эшелона, ликвидация какого-нибудь высокопоставленного фашиста ценой своей жизни, одно не вызывает сомнения — он бы это сделал. Потому что, если в душе есть место подвигу, он обязательно вырвется наружу. Для этого нужны лишь соответствующие условия. Ведь как говорится в одной известной притче: когда у Бога попросили, чтобы он показал самого великого полководца всех времен и народов, Бог показал сапожника, который сидел и тачал сапоги. Спрашивающий воскликнул: «Но это же сапожник?» — «Да, но если бы он был полководцем, он был бы самым великим полководцем всех времен и народов».
А Сидоров был Солдат, и совершать подвиги было его работой. И не его вина или счастье, что в такие условия он не попал. В отличие от тех, кто свой подвиг совершил и заслуженно взошел на пьедестал. И я не имею в виду героев, которые пришли к своему Подвигу на конкурсной основе, после тщательного отбора. Хотя и к таким людям как Гагарин я отношусь с огромным уважением, но все же большинство Поступков было сделано людьми обыкновенными, от которых ужасные обстоятельства потребовали невозможных вещей, и они их совершили.
Людей зачастую весьма неоднозначных, а иногда и однозначно противоречивых. Даже если отбросить усиленно муссируемые слухи о психическом здоровье Зои Космодемьянской или Аркадия Гайдара, то не совсем лицеприятные факты из биографии попавшего в армию прямиком из колонии, где он отбывал срок за грабеж, Александра Матросова и других известных героев-заключенных общеизвестны. А сколько случаев противоположных, когда общепризнанные герои войны оступались и с удивительной легкостью растворялись в тюремной массе.
Что мы знаем о них, об их внутреннем мире, потенциале? Под грузом навязываемых нам штампов мы зачастую совершенно равнодушно проходим мимо интереснейших людей и даже не пытаемся понять, заглянуть глубже, взираем на мир с колокольни собственного «Я» и неспособны понять «Я» иное. Не пытаемся заглянуть в щель и увидеть там яркий блистающий мир, мир чужой и непонятный.
Я тоже не исключение, но успокаиваю себя тем, что хотя бы попытался. Ведь все что
