Две столицы - Андрей Готлибович Шопперт
– Тут не всё просто. Есть тюркские названия, есть персидские, есть вообще чисто монгольские. Если тебя монгольские интересуют, то «Таксыр» или «Алдияр».
– Тебя как называют или, вот, хана Дербента? – начал злиться граф. Не на Мехти злился. На себя. В такую авантюру влезает. А ещё на проблему эту языковую. Тут на Кавказе сотня языков и даже если один выучишь, то это тебе никак не поможет. Ну, может, для общения с имамами всякими арабский подойдёт.
– Так бы и сказал. У нас в ходу тюркские обращения. Тебя будут называть: «Хазретлери» – Ваше Высочество.
– Как турецкого султана. Круто, – смотрел Брехт сериалы турецкие, там это слово через дубляж часто проскакивало.
Переговоры меж тем закончились и посланные шамхалом люди потянулись к воротам. Всадники же остались на месте. Можно всё же пальнуть. Ладно, подождём переводчика, послушаем, чего эти батыры наговорили, – решил Пётр Христианович и вспомнил про ещё одно слово непонятное из фильмов.
– Эфенди – это что значит?
– Хм. Эфенди, просто вежливое обращение. Хотя, нет, это всё же вежливое обращение к знати. Наверное – «Господин».
– Эфенди хазретлири – это господин принц?
– Петер, прекрати, давай послушаем, что сказал Шейх-Али-хан.
Переводчик, которого Мехти посылал разговаривать с правителем Кубы, долго кланялся, потом долго говорил. Невежливо же при посторонних говорить на другом языке. Оба же русский знают. Но вмешиваться не стал Пётр Христианович. О себе думал. А нужно ему это? Восток дело тонкое. Тут специалисты нужны. Ну, да сюда таких пошлют, что пятьдесят лет мир будут налаживать. Но если его отправят сюда, то кто будет готовить армию к нашествию Наполеона? Кто будет прогрессорствовать? Хм. А ведь здесь прогрессорствовать, подальше от Европы, проще. Тут английских, немецких и французских шпионов меньше и их легко вообще на ноль помножить. Подумать надо.
– Эфенди хазретлири Мехти, ты переводить собираешься?
– В целом хан согласен. Правда, требует всяких уступок. Ну и Пери-Джахан-Ханум останется здесь правительницей, пока ты не вернёшься с разрешением императора на женитьбу, – кисло так вышло у шамхала, причина понятна: правителем-то, как раз он хотел остаться. А ведь Брехт эту Пери знает. Вернее видел. Она и в прошлый раз осталась правительницей, и даже Екатерина похвалила Валериана Зубова, что он именно её тут оставил. Вот, Павел, идиот, из-за склок с матерью профукал половину Кавказа. Правильно его грузин придушил.
– Что сказать Шейх-Али-хану? – дёрнул Брехта за рукав шамхал.
– Объясни им про коронацию. Через пять дней я уплываю, пусть пошлют со мной делегацию и дары. А Пери пусть срочно сюда едет. Срочно, Мехти, мне её ещё инструктировать.
– Машалла!
Глава 2
Событие третье
Я никогда не проигрываю. Я либо выигрываю, либо учусь
Нельсон Мандела
Коротка кольчужка. Пётр Христианович с наступлением ночи не ушёл в каюту для него приготовленную. Ни на граммульку ему не полегчало. Приказал принести кусок войлока и, свернувшись клубочком, ах, да, в позе эмбриона, так и остался лежать у борта, покачивающегося на лёгких волнах огромного буса. Сверху епанчой прикрылся. Вечером. Днём-то жара. Август наступил. Прикрылся и сейчас мёрз. Ветерок прохладный, а шёлковая рубаха не спасает от него вообще. А ещё босой. Тяжко в сапогах на жаре. И без сапог тяжко, а в сапогах совсем невмоготу. И вот теперь, позывы стали чуть реже. Смирился организмус, что ничего внутри уже нет, лежал просто у борта и мёрз. На плечи натянет плащик этот, пяткам холодно, на пятки попробует натянуть – ветер сразу под рубашку тоненькую лезет. И ведь ни одной души рядом нет. Шах, блин, называется, мат один. Сам разогнал, чего уж. Негоже подданным над господином втихаря издеваться. Не все издевались, многие сами страдали. Но вечером ушли страдать в каюты или трюм, а он решил остаться. Теперь к внутренним страданиям добавились ещё и наружные. Пяточные. Ох, и тяжела она жизнь хазретлирийская.
Наконец, вышла выпустить очередную струю за борт та самая танцовщица животом, и граф порычал на неё, показывая на епанчу. Сразу поняла. Сдёрнула с любимого хана её и убежала в каюту. Ссука. И даже сил не хватило проорать чего ласкового вслед. А тут и его позвали опять рыб кормить.
– Джаным! – Это так местные к молодым девушкам обращаются. А значит это – «душа моя». Брехт доковылял до каюты заботливой танцовщицы и всмотрелся в темноту. Луна-то была на небе, не совсем темно. Джаныма эта лежала в гамаке, укрытая его епанчой, и мычала. Тоже девушке не сладко. Ладно, пусть подавится, решил хан Петер и пошёл в свою каюту. Там был доломан и ментик. Натянул всё это хан на себя и опять к своей кошме вернулся. Уснуть бы.
Нет. Взбудораженный организм не хотел спать, пришлось прокрутить в памяти пять дней последних, что они провели в Дербенте. Более суматошных дней у Брехта, а уж тем более, у графа фон Витгенштейна, точно не было.
Начать стоит с танцовщиц. Они никакие не танцовщицы. Хотя, танцуют ведь. У младшего сына прошлого кубинского хана правителя Фатали-хана – Гасан-хана, которого Брехт ранил и тот, упав с ворот, разбился, как и у всякого хана был гарем. Положено ханам гаремствовать. Всех жён и почти всех наложниц новый избранный хан Дербента Петер-хан раздал своим друзьям генерал-лейтенанту шамхалу Тарковскому Мехти и хану Кубинскому Шейх-Али-хану и только этих вот трёх девушек, которые только попали в гарем в качестве наложниц и танцовщиц забрал с собой. Будет, чем императора удивить. Хазретлири он или рядом стоял?!
Ещё Брехт выгреб из закромов ханских весь запас сушёных корней Марены красильной. Кроме корней там и сам уже приготовленный пигмент был. Брехт не поленился, нашёл специалиста и попросил ему процесс показать и всё с граммами записать. Даже вникать не стал в единицы веса у горцев. Записал всё в пропорциях. Высушенные корни Марены сначала перемалывают, потом заливают уксусом. Пойди, узнай концентрацию, но из вина же делают. Пусть будет десять процентов. Потом нагревают до температуры, когда рука начинает чувствовать тепло, а иначе краска получится коричневой, а не пурпурной. Процеживают и ставят в тёплое место на несколько дней. И нейтрализуют поташем. И тут опять главное лишнего не кинуть, опять цвет другой будет. Затем в воде растворяют квасцы и смешивают в большой ёмкости с раствором марены. Отфильтровывают. И сушат на солнце, вот, полученные чешуйки и есть дорогущая краска. Подумал, подумал Пётр Христианович и решил, что не надо
