Убийство в Лудском экспрессе (СИ) - Хаимович Ханна

— «Любимый мой Алекс…» — прочитал он и отбросил письмо, потеряв интерес.

Вопросы очень скоро иссякли. Теперь оставалось только ждать вердикта доктора Неттлби.

Уходя с железнодорожного узла, Уинстон слышал, как Оукпорт отдавал Берчтону и Александру суровые указания. Оставаться дома, поменьше выходить в город, не отвечать на расспросы и держаться поближе к телефонному аппарату. Ах, у вас нет телефонного аппарата, мистер Холлихэм? В таком случае проверяйте почту каждый час, вас могут вызвать на допрос в любой момент…

Если Уинстон что-то смыслил в репутации, незыблемая солидность Пульской железнодорожной компании должна была ощутимо пошатнуться.

В сыск они вернулись к обеду. Отказавшись от положенного пирога с чаем — на муке казенные повара экономили, а вместо чая предлагали какую-то малоприятную траву, — Уинстон засел у окна с костюмом Минтона в руках.

Он осмотрел каждую пуговицу на дорогой тройке, на рубашке и подтяжках, запустил руку в каждый кармашек. Распорол бы и швы, если бы они прощупывались чуть хуже. И ничего не нашел.

— Что ты ищешь?

Скрипнула дверь. Натан вернулся с обеда. Плюхнулся на свой стул, неохотно пододвинул печатную машинку и заправил в нее чистые листы.

— Не знаю точно… — пробормотал Уинстон. — Я не пойму, чем пахнет его костюм. Мятно-валериановые капли… ну-ка подойди. Не чувствуешь?

Натан покорно встал из-за стола и склонился над ворохом темно-зеленой ткани. Пару раз дернул носом.

— Нет. Или да… Не знаю. Это ты у нас по части запахов, Уинс, — буркнул он, возвращаясь.

— Совсем ничего не чувствуешь?

— Духи какие-то. Не знаю. Даже если и так, что это дает? Духи, мятно-валериановые капли… От всего этого не умирают.

Обычно Уинстон находил весьма полезным, когда его одергивали, не давая увлечься построением нелепых домыслов. Но не в этот раз.

— Подождем, что скажет доктор Неттлби, — сказал он. — За годы работы в сыске, друг мой, тебе следовало понять, что умереть можно от чего угодно. Лишь бы удар был нанесен в правильную цель.

В ответ донесся тяжкий вздох и застрекотала печатная машинка. Натан ненавидел составлять протоколы.

Телефон разразился дребезгом под вечер. Уинстон снял трубку, останавливая нахально подрагивающие половинки звонка.

— Ну что ж, кое-что я выяснил, дорогой мистер Сэйджхэм, — сообщил доктор Неттлби. — По всей видимости, наш потерпевший умер от острой сердечно-сосудистой недостаточности. Проще говоря, сердце прихватило. Подробнее сказать пока не могу.

Так вот почему все пропахло мятно-валериановыми каплями…

— Сейчас мы проверяем, нет ли в крови Минтона каких-либо ядов, вам придется подождать еще пару дней, — закончил Неттлби.

— Спасибо, — выдавил Уинстон и повесил трубку.

Значит, все-таки сердечный недуг…

Острая сердечно-сосудистая недостаточность. Если ядов не окажется, то дело придется закрыть. Естественная смерть. Никакого преступления.

Но почему-то Уинстон не испытывал привычного удовлетворения от того, что все прояснилось. И спустя пару мгновений он понял почему.

Сердечный недуг — был, запах мятно-валериановых капель — тоже. Значит, ему, Уинстону, не почудилось, Минтон действительно принимал самое распространенное лекарство. Может быть, пролил на костюм, оттого и сохранился на дорогом твиде резкий стойкий аромат.

Но пузырька из-под капель нигде не было.

Ни в вещах, ни в карманах, ни в купе.

Часть 2

Мехмастер Антонио Климетти хандрил и терзался подозрениями. Терзался подозрениями и хандрил.

И оттого работа не клеилась, редкие клиенты спешили закончить беседу и покинуть приемную, а подмастерья бесстыдно дышали перегаром от дешевого портвейна.

А дела шли хуже некуда. И стоило впереди блеснуть искорке надежды, как она сразу угасла.

На родине, в Лации, Антонио был знаменит. К нему обращались за уникальными устройствами и механизмами. Потолочные часы с маятником, имитирующим Луну? Робот, способный подметать пол и драить стены? Крошечный механический котенок, который будет резвиться в экстравагантной прическе главной модницы Ромы, пока не кончится завод? От работы Антонио получал ни с чем не сравнимое удовольствие.

Потом на горизонте замаячила война. Он поспешил покинуть Рому. Он терял вдохновение в атмосфере тревоги и страха.

Но вторая родина тоже увязла в войне. Клиентов становилось все меньше. Владельцы крупных капиталов пару раз интересовались Антонио, обещали запустить массовое производство — то уборочных роботов, то заводных вентиляторов. «Если их раскупят, маэстро, мы с вами озолотимся, и это будет только начало!»

Но потом они исчезали… Спустя месяцы Антонио узнавал, что они вложились в выпуск снарядов, танков и дальнобойных ружей. И долго не мог вернуться к работе, остро чувствуя собственную бесполезность и приканчивая остатки лацийского вина. Запасы, привезенные из Ромы, иссякали слишком стремительно, и от этого меланхолия Антонио делалась еще чернее.

Когда еще один богач обратился к нему за чертежами механических протезов рук и ног, Антонио уже боялся верить в удачу.

Он запрещал себе верить. И одновременно придумывал схемы и модели. Война искалечила многих, в полевых госпиталях ампутации делались сотнями. Кощунственного «озолотимся» не прозвучало, но оно витало в воздухе.

«Я закончу кое-какие дела в Пуле, вернусь и сразу телефонирую вам», — пообещал богач.

Его звали Бенедикт Минтон.

Бенедикт… Бенедетто… «Благословенный»… Может, это и было благословение, ниспосланное свыше?

Мистер Минтон уехал.

На следующий вечер в приемной Антонио появился новый клиент.

Нехорошие мысли охватили мехмастера, едва посетитель ступил на порог. Одет он был неброско — в серый плащ с капюшоном, из-под которого виднелись ничем не примечательные черные брюки и ботинки. Но Антонио так и не рассмотрел его лица.

— Я воспользуюсь правом приватности, если вы не возражаете, — непринужденно сказал гость и извлек из кармана черную маску, оставлявшую открытыми только нос и рот. Кажется, такие маски предлагали в публичных домах тем, кто хотел сохранить инкогнито.

Он закрепил ее на голове и лишь тогда сел в кресло для посетителей за изогнутым журнальным столиком.

У Антонио глаза полезли на лоб.

— У вас какое-нибудь… деликатное дело? — осторожно уточнил он.

— Да. Именно так, — чуть поколебавшись — а может, это была его естественная манера отвечать, — подтвердил гость. — Очень деликатное. Мне нужен флакон для духов.

Голос у него был негромким, низким и очень уверенным. Так говорят люди, привыкшие, что любое их указание тотчас исполняется.

— Флакон для духов, — повторил Антонио.

— Флакон, который работал бы сам собой. Положим, за счет расширения воздуха. Это возможно?

— Да, — кивнул Антонио, борясь с желанием увеличить огонь в газовом рожке и рассмотреть хотя бы пол-лица незнакомца. Но тот склонил голову так, что подбородок тонул в густой тени. — А скажите…

— И самое деликатное. Флакон должен быть маленьким, — перебил гость. — Настолько крошечным, насколько возможно. И обязательно с пульверизатором. Это очень особенный флакон — вы понимаете, о чем я?

— Понимаю, — пробормотал Антонио, хотя решительно ничего не понимал. Тут ему пришла в голову коварная мысль. Он вскочил, подошел к письменному столу в углу и извлек из нижнего ящика чистый лист бумаги. — Запишите, пожалуйста, размеры и материал. Набросайте приблизительную форму. Так вы сможете быть уверенным, что я не ошибусь.

— Вы могли бы сделать это сами, — по голосу стало слышно, что гость хмурится.

— Форма, — мягко напомнил Антонио. — Один небольшой набросок избавляет от сотни недопониманий.

Он опасался, что клиент натянет перчатки, прежде чем писать, но тот взялся за листок и карандаш голыми руками.

Закончив, он вернул листок.

— Вам нужна предоплата?

— За эту работу я попрошу, — Антонио всмотрелся в неровные буквы, — сорок пять паунов. Дайте мне десять, и я выпишу расписку…