Андрей Посняков - Сын ярла
Он отправил всех вон и протянул руки к Гудрун. Та отбросила в сторону секиру…
– О, мой друид! – только и смогла произнести она, когда предводитель фениев исчез во мраке дождливой ирландской ночи. – Клянусь, я никогда не забуду тебя. Клянусь…
А черное колдовство друидов холодной петлей охватывало Халогаланд, и кто знает, не помогали ли им в этом и местные северные боги?
Может быть, они тоже поклялись уничтожить народ севера? А в чем поклялись кровавые жрецы-друиды?
Глава 2
ДРУИДЫ
Август 855 г. Ирландия – Халогаланд
Что же до призраков,Постойте неподвижно —И вы почувствуете, как ониШевелятся у самого вашего уха.
Джули О’КаллаханХлестал дождь, яростно вонзался в море тысячами буравчиков, нес с гор потоки мутно-коричневой жижи, падал вниз мутно-зелеными водопадами, смешиваясь с бурным холодом волн. Низкие разноцветные тучи – от темно-бурой до светло-малиновой – обложили небо, словно охотники – дикого зверя. И не вырваться было из этой засады даже самому маленькому солнечному лучику; наоборот – тучи становились все гуще, все тяжелей, все непроглядней. Порывы прилетевшего из Каледонии ветра швыряли мокрую взвесь на черные, словно покрытые мыльной пеной скалы, круто обрывающиеся в морскую пучину, где, видно, сама морская богиня Дагд показывала сегодня свой крутой норов, в пику святому Патрику, крестившему Ирландию четыре века назад.
Это был север страны, называемый Уладом, именно отсюда был родом славный герой Кухулин, который… Впрочем, не о нем сейчас речь. Скрываемые серой пеленой дождя, из дубовой рощицы на дальних холмах вышли четверо – двое взрослых и двое детей. Дети сутулились, отворачиваясь от ливня, передергивали плечами, когда стекали за шиворот очередные порции холодной влаги. Взрослые – один шел впереди, другой замыкал шествие – относились к дождю философски. Тот, что впереди, иногда останавливался, посматривал на тучи и… улыбался. Тяжелая, непропорционально большая голова с массивным подбородком покоилась на маленьком скрюченном теле. Черные, коротко стриженные волосы намокли и смешно топорщились, тонкие губы шептали какие-то слова – то ли ругательства, то ли проклятья, – с большого крючковатого носа стекали на грудь крупные капли. Глаза… Черные, глубоко посаженные, зияющие, они, казалось, пронзали насквозь, любой неуютно почувствовал бы себя под таким взглядом. Вот и дети… Стоило крючконосому обернуться, как они съежились и дружно прибавили шагу. Лет десяти, мальчик и девочка, кажется, брат и сестра – светловолосые, светлоглазые, с одинаковыми веснушками на мокрых мордашках. Девочка, перепрыгнув лужу, поскользнулась, и мальчик бросился к ней, поддержал, да вот сам не устоял на ногах, растянулся на мокром сине-зеленом мху. Он чуть замешкался, поднимаясь, и шедший позади молодой узколицый мужчина лениво пнул его в бок. Мальчик вскрикнул и быстро поднялся на ноги, закусив губы. По щекам его потекли слезы, впрочем, может, это был просто дождь. Девочка обернулась, в глазах ее промелькнули жалость и страх. Промелькнули и погасли под недобрым взглядом крючконосого.
Шедший впереди вдруг замедлил шаг, предостерегающе подняв руку. Все замерли, спрятавшись в желтоватых зарослях дрока…
Впереди блеснули черные квадратные плиты. Плиты плоскогорья Антрим, что звалось мостовою гигантов. Угрюмые базальтовые глыбы громоздились одна подле другой, словно и впрямь в незапамятные времена созданные неведомым великаном. Черный базальт круто обрывался в море. Шум прибоя доносился сюда, перемежаясь с тревожными криками чаек.
– Пойди посмотри, – обернувшись, бросил крючконосый. Его спутник поспешно кивнул и исчез за кустами.
Капли дождя с шумом разбивались о камни, непроглядные тучи тянулись далеко на восток, к скалам Каледонии, на юг, к Лейнстеру, и на север, к зеленому морю. А вот далеко на западе, над Коннемарой, появились наконец желто-розово-палевые просветы и даже – о, чудо! – луговым васильком мелькнуло в прорехе небо. Впрочем, судя по выражению лица, обстановка на западе ничуть не обрадовала крючконосого, скорее наоборот. Он с тревогой всмотрелся в небо и со злобой сплюнул. Неслышно, словно змея, появился второй.
– Все спокойно, мой господин, – сообщил он. – Карра на месте.
– Тогда идем, – кивнул крючконосый, и черные глаза его вспыхнули торжеством.
По узкой тропинке, вьющейся меж камней, все четверо быстро спустились к морю, где за скалой покачивалась на волнах большая, обшитая коровьими шкурами лодка – карра.
В глазах узколицего на миг отразился страх. Уж слишком велики были волны и слишком неказиста лодка.
– Неужто она доплывет до страны финнгаллов? – с ужасом прошептал он.
– Не переживай, Конхобар, – покровительственно похлопал его по плечу старший товарищ. – В страну северных дикарей мы отправимся на корабле одного из них – финнгалла Сигурда, того самого Сигурда, что гостил в Лиффорде у Эрика Железной Рубашки.
– Но возьмет ли он нас? И стоит ли так спешить? Я имею в виду северную страну. Быть может…
Крючконосый неожиданно разразился странным хрипловато-квакающим смехом. Скуластое лицо его покраснело, глаза презрительно сощурились.
– А ты что, Конхобар, забыл, как от моего лица передал Эрику восемь кумалов? – отсмеявшись, произнес он.
– Нет, не забыл. А! Так это были кумалы для Сигурда? Поистине ты мудр, о мой друид!
Друид самодовольно ухмыльнулся.
– Так поспешим же скорей к карре! – озаботился вдруг узколицый Конхобар. – Мне кажется, я слышу стук копыт со стороны Эмайн Махи. Не воины ли это владетельного господина Эохайда Уи Нейла, чтоб его поскорей сожрали могильные черви?
Друид внимательно всмотрелся в указанную сторону. И в самом деле, где-то наверху, на базальтовых плитах, заржали кони.
Махнув рукой, друид без лишних слов перебрался в карру. Конхобар одного за другим передал ему детей – кажется, это были его дальние родственники – и, отвязав лодку от камня, тяжело перевалился через борт.
Когда воины Эохайда Уи Нейла показались внизу, карра уже скрылась за серой пеленой дождя.
– Недаром я молил вчера о дожде самого Крома Кройха, – довольно произнес друид. – Не отвлекайся, Конхобар, греби чаще, – тут же добавил он. – Иначе мы разминемся с Сигурдом.
Вот этого он мог бы и не говорить – Конхобар и так орудовал веслом, как корова хвостом, отгоняющая слепней в жаркий июльский полдень. Не очень-то хотелось ему – младшему жрецу – попадать в лапы к властелину Улада Эохайду Уи Нейлу, провозгласившему себя светочем христианства. Еще хуже было бы попасть в плен к епископу Тары, после всего того, что они там натворили с Магн Дуль Бресал… Магн, кстати, тогда, похоже, так и не спаслась. Жаль, красивая была девка, правда, своенравная, словно молодая необъезженная лошадь. Попытался как-то пристать к ней Конхобар – так всю щеку расцарапала, а на шее до сих пор полосы от ногтей. Кошка – не женщина, а еще жрица богини Дану!
Младший жрец скривился, украдкой ощупывая шею. Младший жрец… Всего лишь младший… Эх, был бы жив отец!
– Щупаешь, хорошо ли тебя пощипала красавица Магн? – расхохотался крючконосый, и Конхобар вздрогнул, в который раз уже поражаясь необычайной проницательности хозяина, друида Форгайла Коэла. Форгайл Коэл – Тощий Форгайл, – это имя значило многое для поклонников старых богов по всей Ирландии – от лесного Манстера до гор Улада и от лейнстерских лугов до красных скал Коннемары. Четыреста лет прошло с тех пор, как крестил Ирландию святой Патрик, поблекли за это время старые боги, а от былой власти жрецов-друидов остался только пшик. А ведь когда-то знаменитый друид Конхобар Катбаду (в его честь и был назван узколицый) правил половиной страны. Прошли давно те времена, канули в глубины моря, откуда вышли некогда воинственные племена Фир Болг. Первыми предали старую веру аристократы, посчитав, что хватит делиться властью с друидами. За аристократами потянулись и прочие, и вот уже Ирландия считается наихристианнейшей страной, и лишь одни названия свидетельствуют о прежних богах: Тара – священная столица Ирландии – теперь там архиепископство, Келл-Дара – «Храм из дуба» – самый почитаемый в Лейнстере храм богини Бригиты – теперь святой Бригиты, – давно уже выстроен там монастырь, недавно, говорят, все-таки сожженный дубгаллами-норманнами. Велика была сила друидов – много тайных знаний хранили они и многое умели использовать. Однако за четыреста лет совсем другой стала Ирландия – нет в ней теперь ни почтения, ни уважения к друидам, нет и страха. Хитрые монахи переделали старых богов в святых – словно испокон веков так и было, ну уж, если и не испокон, то со времен святого Патрика точно! Много монастырей в Ирландии, куда больше, чем в какой иной стране, было бы и больше, если б не свирепые северные язычники – дубгаллы и финнгаллы, – однако и те, хоть пока и сжигают обители, да все чаще приходят христианские проповедники и в их страны. Да и боги их – Один, Тор, Локи – слишком известны, слишком близки кельтским богам ирландцев. И сами-то норманны – так зовут финнгаллов в стране франков – дома у себя не сидят, шастают по морям на своих драконьх лодках, дело ли им, что там у них, в собственной стране, происходит? Морской народ, кочевой, несерьезный… Нужен оседлый народ. Молодой, не испорченный ни Константинополем, ни Римом. Такой народ можно будет обратить в свою веру, не силой, исподволь, выдавая своих богов за чужих, а привезенные кровавые обряды – за изначально присущие. Есть такая страна, далекая, лесная, где зимой дуют сбивающие с ног ветра, становятся твердыми озера и реки, а с неба падают на землю замерзшие капли воды, белые, холодные, сверкающие, словно волшебный камень Лиа Фаль. Лиа Фаль… Камень, струящийся сиреневым светом, дающий силу… Так и не удалось тогда выкрасть его из Тары, сами еле ноги унесли, а Магн Дуль Бресал – женщину-кошку, – похоже, поймали. И сидит она теперь в монастырской темнице, надеясь на помощь дружка своего, Конхобара. Зря надеется. Конхобар больше о собственной шкуре думает. Спору нет, Магн девка красивая, да уж больно в монастыре Келл-Дара стены крепкие, а монахи… это ж богатыри, вроде Кухулина, а не монахи! Рыжие, откормленные, мордастые, кулаки – что кузнечные молоты. Ка-а-ак дадут по башке – второй раз в монастырь не полезешь! Даже финнгаллы-викинги, уж на что народ жадный до битвы, и те в Келл-Дару не суются. Правда, говорят, пробовали когда-то. Мало не показалось. Именно там и пробило пущенное копье легкое Сигурду ярлу, что искал в молодые годы удачи в Эйрине. Пока молод был, и не вспоминал Сигурд о ране, зажила, казалось… А вот как пришла старость, все чаще задыхаться стал ярл, все хуже себя чувствовал и даже начал подумывать о почетной смерти в бою. И нашел бы такую смерть, как не найти? Но удержал его сын, Хельги, младший и единственный. Четверо сыновей было когда-то у Сигурда, как на подбор красавцы: Ивар, Эйрик да Хаген с Хельги. Ивар погиб в Нортумбрии, в походе с Рагнаром Мохнатые Штаны, знаменитым конунгом, геройски умер, как и подобает викингу. Эрик с Хагеном сложили голову в земле франков, в жестокой схватке с воинами лысого короля Карла. Остался один Хельги. Младший. Два года уже как стал Хельги воином и видел уже четырнадцать зим. Ради него и задержался старый Сигурд на этом свете, как ни хотелось ему в Валгаллу! Так решил: вот изучит Хельги всю воинскую премудрость, покажет себя, станет настоящим вождем-хевдингом, тогда можно и о Валгалле подумать. Пойти с сыном в последний бой и умереть с честью, так, чтоб рассказывали потом скальды, как умер старый Сигурд и как сын его, молодой конунг Хельги Сигурдассон, устроил по этому случаю торжественную и пышную тризну, такую, что целую неделю не было трезвого человека во всей Норвегии, от Вика до Халогаланда!