Андрей Валентинов - Ангел Спартака
Но — изобразила, потому как жить дальше надо. Отдышаться. Только не героиня я из свитка греческого, на постоялом дворе много кто к беглой присматриваться станет. Одна да с котомкой, гиматий мятый, из котомки кинжал, в тряпку кое-как замотанный, выглядывает, приветы всем передает... А главное — глаза. Есть такие людишки внимательные, присматриваются, а взгляд-то белилами не замажешь.
Присела я у самой Аппиевой дороги на камешек, прямо возле столба милевого (пустая дорога еще, утро совсем), — да и стала про город Рюпес думать.
Обо всем прочем не думалось, не время. Вот посплю, поем, снова посплю, тогда уж. И хорошо бы не в гостинице грязной, где хозяин так и норовит за стражей побежать, — а в этом самом Рюпесе.
Байка старая, еще в детстве слыхала. Мы — те, что в Италии проживаем, — не слишком друг друга жалуем, потому и Волчицу из ее логова на Тибре на волю выпустили. Этруски самнитов не любят, те — кампанцев, все вместе с аврунками ссорятся. А мы, оски, с луканами и с теми же самнитами вражду долгую вели.
Теперь уж не поведешь вражду эту! И у тех, и у других —ни земли, ни городов. Да и людей — остаток невеликий. А все Волчица, Плутон ее!..
Вот и рассказывают оски про самнитов. Глупые, мол, соседи наши, тупые да упорные. Главное же, темные, про мир, что вокруг лежит, ничего не ведают и ведать не хотят. Пуще же всего — в Рюпесе. В Апеннинах городишко этот, где горы уже расти начинают, к северу. Он, собственно, Рупес — Скалистый, но соседи Рюпесом прозвали. Грубияном то есть. Как раз про народ тамошний.
Городок — три дома, дорог нет, тропа одна, козы, овцы, собаки — и самниты. И все в шерсти. Про соседний город еще слыхали, а вот что дальше — тьма. И вообще. Земля наша из трех гор состоит да из одной реки, река же по ущелью течет, вокруг города обегает, а потом снова в ущелье — течь.
Много позже я эту байку Учителю поведала. А Он поглядел странно да и говорит: «А что, совсем неглупо! По крайней мере без эпициклов».
И вот достала этот Грубиян Скалистый война — та, что с пунами. Расколошматил как-то Ганнибал (вот парень был!) в очередной раз какого-то консула. Консул в горы рванул — тело консульское свое спасать. Пробрался с ликторами своими по тропе, вышел к первому дому — и с опаской так: «Ганнибал здесь?» А ему: «Какой такой Ганибул? Сроду не слыхали!» Консул, понятно, не верит: двадцать лет война идет, по всей Италии нашей катится. «Не слыхали! — твердят и глазами лупают. — У нас сроду никто не бывает!» — «А как же Рим?» — «А какой Рим?»
Другие, правда, иначе рассказывают. Будто в Рупес-Рюпес сам Ганнибал пожаловал. Но с тем же результатом. Он провизии прикупить хотел, а местные руками разводят: «Деньги? Какие деньги?»
Вот тогда по всей Италии и стали говорить: «Хочу в Рюпес!» А еще рассказывают, что в городишко этот целая толпа дезертиров сбежалась. И от пунов, и от римлян. Кому такой жизнью пожить не хочется, хотя бы месяц всего?
Вот бы и мне — к грубиянам. Шерстью обрасти.
Додумала я до конца да и слышу: звенит. Не близко, но и не далеко уже. Ясное дело — колокольчики. А поскольку я на дороге, то, скорее всего, не стадо, повозка. Или даже повозки.
АнтифонНе была я тогда такой смелой, чтобы просто так при ясном солнце на камешке сидеть. Понимала — всюду ищут. И на постоялом дворе, и в лесу — дружки тех, троих. Это только кажется, будто беглому спрятаться легко. Особенно, если кровь на тебе, а приметы с табличками восковыми по всем дорогам разосланы.
Смелой не была, но только Он сказал: «Не узнают. И не найдут, если осторожна будешь. Два дня тебе, чтобы уйти, Папия Муцила. Это Мой подарок — первый. И последний».
Поверила. Верить нечему больше было.
Сейчас думаю — ничем тогда не помог Учитель, никаких чудес не творил, просто смелости решил придать, страх увести. А дальше — как со щенком, которого в воду кидают. Плыви, если сможешь!
Спросила Его в последнюю нашу встречу. А Он мне: «Главное — не утонула!»
* * *Неправда, что города брать трудно. Брать-то просто, вот уходить из них — иное дело. А как город не захватить, если тепло, облачка легкие на небе, ветерок с гор — и ворота настежь?
Так что Капую без боя взяла.
В одном свитке (на этот раз не про любовь, а про философию) прочитала как-то, будто вопрос серьезный есть, покоя людям ученым не дает. Что, мол, миром правит — Удача или Доблесть? По-понятному если: ты везешь или тебе везет? А еще точнее, тебя везут — Боги, скажем Судьба. В жизни, конечно, и так, и этак выходит, но порой и в самом деле интересно. Что главнее?
Конечно, повезло тем утром, когда я на камешке сидела. Выехала ко мне Удача на дюжине повозок, мулами запряженных. Вот эти колокольчики я и слыхала. Не стражники, не ловцы рабов, не местные даже — из самого Рима, чтоб он в Тартар провалился!
Из Рима — и в Капую. Не в сам город, чуть дальше, где у какого-то всадника вилла имеется. Самого всадника в повозках нет (и тут повезло!), зато управляющий на месте. Не вилик — городской, из того же Рима. Везут на виллу добро хозяйское, потому как всадник с матроной своей скоро пожалуют. Спешат, забот много, до встречных дела нет, если не разбойники, конечно.
Но это Удача. Только и не без Доблести!..
Доблести, конечно, я не проявила, обошлась. Но и не сглупила. Велела прямо к управляющему подвести. Голос потверже, взгляд серьезнее... Мол, здоровья господину всяческого желаю (понятно, «господину», не иначе, такие величание любят). А не видел ли господин на дороге носилки госпожи моей сиятельной Фабии Фистулы? Навстречу меня послали, да вот, видать, разминулись слегка. А мне в Капую надо вместе с госпожой моей — да чтобы побыстрее.
На таком и погореть можно, но я просто рассудила. Что разминулась с госпожой, не поверят, а вот что бойкая рабыня с дружком замиловалась да от обоза отстала, точно решат. Отстала — и теперь трепки ждет. Так почему бы не подкинуть, особенно если не за так?
Еще одна хитрость, для беглых весьма полезная. Тяжелая была у меня котомка, поднять трудно. И того, что я месяц назад к рукам прибрала, хватало, и что этой ночью досталось. Опасно — заметить могут. Но еще опаснее сразу золото предлагать. Жадность и Трусость тоже миром правят — вместе с Удачей и Доблестью. Только Трусость почти всегда Жадности сильнее. Девчонка на пустой дороге золото предлагает? Нет уж, не надо нам такого золота!
За серебро сторговались. Дорого взял, а не голодает! Не иначе и себе виллу прикупить решил, господин управляющий. Сначала виллу, потом рабов.
Такие, между прочим, самые сволочи и есть!
* * *В город так с обозом и пожаловала — от беды подальше. А вот за воротами, как стражники в нашу сторону смотреть перестали, с повозки и соскользнула. Тому парню, что над мулами старшим был, не до меня стало. Капуя — почти как Рим (ну не почти, но вполовину), на улицах народу полно, главное же, повозкам только до рынка ехать можно. Пропустит возчик нужный поворот — и к страже городской в объятия. Нарушил, мол, ты, друг дорогой, эдикт такой-то от консульства таких-то...
Парень, что над мулами отец-начальник, не лучше управляющего оказался. Серебра ему не досталось, так он решил проверить, не жмет ли мне туника на груди. А если жмет, то не полегчить бы.
Противно! Не на ту, понятно, напал и наглеть опасался — народ вокруг. Да и про Капую рассказал немало полезного: какие улицы, что за гостиницы. Я-то в городе бывала, но давно, девчонкой совсем.
И все равно противно!
А уже у самой Капуи поняла — нутром почуяла — выдаст! Не получил, чего хотел, озлился. И на котомку мою все косился, локтем пихал. Повезло — в воротах стражу не позвал, не до того ему было. А может, и о котомке вспомнил, денег-то ему не достанется, стражники отберут.
И не римлянин — раб.
Те трое в лесу — тоже наверняка из рабов, причем из беглых. Встретили сестричку!
АнтифонМного лет понять не могла.
Вначале считала — само рабство во всем виновато, будь оно проклято вовеки! Хозяин звереет — но и раб звереет, непонятно, кто хуже.
Наши в Италии часто рассуждали, почему на земле рабство есть. Кто попроще, на Рим кивал, все беды, мол, от Волчицы. Римляне, людоеды, рабство и придумали. Поумнее кто, Крикс, скажем, помнили, конечно, что рабы до римлян в Италии были. Но тоже Волчицу винили. И рабов стало больше, и хозяева злее. Крикс все Законы XII Таблиц поминал.
Я не спорила. И Криксу верила, и римлян больно уж не любила.
А потом иначе думать стала. Повидала я те края, где рабства нет, — и вопросом задалась. Почему так? Да потому что отменили рабство! Или не допускают, такое тоже случается.
Значит?
Значит, между зверем-хозяином и рабом-зверем становится еще один зверь — или сенат, или совет старейшин. И не сам, со стражей, с войском. Иначе нельзя — против зверей нужен тоже зверь. Пострашнее только. Выходит, все тот же Закон жизни: ты слабее, значит, тебе бежать. Тебе бежать — им ловить. Ловить, грабить, насиловать, продавать за море...
