Андрей Посняков - Молния Баязида

– Ну вот… – из-за кустов появилась боярышня: в черной холщовой юбке складками и бежевой блузе, в белых парусиновых тапочках.

Раничев улыбнулся и ободряюще подмигнул девушке.

– Ну что ж, идемте, – оглядев девушку, Вилен быстро зашагал к калитке.

Раничев с любопытством крутил головой. Неплохо устроились коммунисты! Широкие аллеи, тополя, статуи – классические, белые, гипсовые – пионер с горном, пионерка, девушка с веслом. Слева, на волейбольной площадке, гомонили дети, справа виднелись длинные приземистые корпуса. Мимо, поглядывая на гостей, проносились ребята в панамках, трусах и пионерских галстуках. А вот фонтан, действующий – шикарно! Стенды… «Пионер – всем ребятам пример!», «Да здравствует великий советский народ – народ-победитель!», «Зеркало чистоты», «Позор…»… Раничев повернул голову – «Позор клике Тито!». Однако… А посередине – украшенный живыми цветами потрет Сталина. Что ж, каждый сходит с ума по-своему. Видно, товарищи зюгановцы арендовали оздоровительный лагерь, да устроили в нем все с эдакой ностальгией. Неплохо, откровенно сказать, получилось, колорит соблюли. И стенды, и Сталин, и репродуктор на дереве – черная такая тарелка:

– Выступая на очередной сессии ВАСХНИЛ, товарищ Маленков в своем докладе…

Раничев не слышал, уже поднимался по ступенькам крыльца. Обитая клеенкой дверь, за нею – нечто вроде приемной: старинный, обитый темно-коричневой кожей, диван, стулья с гнутыми ножками, застеленный зеленой бархатной скатертью стол с графином и пачкой газет. Напротив входа – еще одна дверь, закрытая, с синей табличкой: «Начальник лагеря».

– Надо было написать проще – «Тов. Дынин», – вспомнив известный фильм, пошутил Иван.

– К сожалению, Геннадий Викторович еще не приехал, – извиняясь, обернулся Вилен. – А телефон у него в кабинете. Уехал с председателем местного колхоза – наши пионеры там работают на прополке. Да вы и сами видели «Победу»… Посидите пока здесь, – вожатый гостеприимно кивнул на диван. – Подождите. В графине – холодный кипяток, газеты свежие, только что привезли. А я, извините, отлучусь – сейчас у нас тихий час, надо проконтролировать.

– Пожалуйста, пожалуйста, – светски улыбнулся Иван, провожая вожатого взглядом.

Сквозь распахнутую форточку доносились детские крики. Иван подошел к столу.

– Газеты – это хорошо, – он потер руки. – Сейчас почитаем. Что там у них есть? Какие-то «Вести с полей», «Угрюмовский коммунист», «Правда»…

Раничев развернул газету: «Стахановский почин свинаря Бондаренко», «Югославские фашисты наступают на права трудящихся», «Угрюмовский комсомол рапортует: решения XI съезда ВЛКСМ выполним!»

Что за белиберда?

Предчувствуя недоброе, Раничев взглянул на число и похолодел: 12 июля 1949 года. Еще не веря до конца, схватил «Вестник полей», «Правду»… То же самое!

Сорок девятый год!

О боже!

Иван тяжело…

Глава 2

Угрюмовский район. Сегодня он играет джаз…

Постоянно совершенствовать формы и методы воспитательной работы среди юношества, среди пионеров и школьников – таково должно быть непреложное правило…

…опустился на диван.

– Что-то случилось? – Евдокся встревоженно вскинула брови.

– Случилось? – Раничев улыбнулся. – Ничего, любушка! Прорвемся.

По ступенькам крыльца вдруг загрохотали шаги, по-хозяйски распахнулась дверь, и на пороге возник улыбающийся мужчина на вид ровесник или чуть младше Ивана, в тщательно отутюженной гимнастерке под широким командирским ремнем и синих галифе, заправленных в до блеска начищенные сапоги. Светлые, коротко подстриженные волосы незнакомца были зачесаны на косой пробор, тщательно выбритое лицо, в общем-то, вполне симпатичное, несколько портил белесый шрам на подбородке, светло-голубые глаза смотрели спокойно и прямо.

– Ждал, ждал! – чуть прихрамывая, он подошел к дивану и протянул руку. – Артемьев, Геннадий Викторович. Начальник этого лагеря… А вы, как я полагаю, худрук?

– Раничев Иван Петрович, – Иван пожал руку. – А это со мной… Евдокия.

– Какое хорошее русское имя! – непритворно восхитился Артемьев. – Евдокия! Очень, очень приятно. Мне сказали, вы хотели позвонить в горком товарищу Рябчикову? Боюсь, не получится… Что ж вы сидите, проходите! – Начальник лагеря гостеприимно распахнул дверь в кабинет. – Прошу!

– А у вас что, телефон не работает? – Иван кивнул на внушительных размеров аппарат из черного эбонита, стоявший на большом двухтумбовом столе.

– Телефон? – Артемьев… или лучше – товарищ Артемьев – рассмеялся. – Да нет, все работает, просто товарища Рябчикова на месте нет, и не скоро будет. Как мне сказал по секрету Тихон Иваныч, председатель местного колхоза имени Четырнадцатого партсъезда… Это колхозная «Победа», кстати, наверное, видели? Так вот, Иваныч сказал – Николай Николаевич Рябчиков вызван в Москву.

– В Москву?! – Раничев изобразил удивление.

– Да, да, – засмеялся начальник. – В Москву, в столицу. И не зачем-нибудь, – он многозначительно поднял вверх палец. – А на повышение! Теперь наш Николай Николаевич, не каким-то там Угрюмовым, а, может, всей Московской областью руководить будет, у Иваныча на то глаз наметан, как-никак – председатель образцово-показательного колхоза, всяких начальников повидал, много куда вхож. Вы обедали? Нет?! Ну, Вилен, ну, дурошлеп, заставил людей голодными дожидаться. Тогда прошу в столовую…

Иван замялся было:

– Да мы не…

– Пошли, пошли, – выйдя из-за стола, товарищ Артемьев гостеприимно улыбнулся. – Я тоже еще не обедал, составите компанию. Там заодно и поговорим.

Столовая оказалась совсем рядом – веселое дощатое здание с распахнутыми настежь окнами, затянутыми марлей. Убирающие посуду дежурные пионеры звонко здоровались.

– Здравствуйте, здравствуйте, – улыбался начальник. – Виделись уже с вами утром.

– Геннадий Викторович, а в поход с ночевкой сходим?

– Обязательно сходим, Павлик. На ближайшие дни прогноз хороший.

– И рыбу будем ловить?

– А как же! – товарищ Артемьев засмеялся и, обернувшись к гостям, развел руками. – Пацаны, что поделать. Охота. А может, и мы с ним махнем, чем черт не шутит?

– Мы? – удивился Раничев.

– Ну да, – начальник лагеря жестом пригласил к столу. – А чего? Прогуляемся, порыбачим. После родительского дня, естественно. Вы ведь к нам худруком на все лето, так?

Иван подавился сметаной, которую уже начал черпать чайной ложечкой из граненого, с морозною жилкой стакана:

– Ну, вообще-то…

– Знаю, знаю, – товарищ Артемьев замахал руками. – Хотите сказать, что договаривались только до конца второй смены. Ну, товарищ дорогой, ну войдите в положение, у нас ведь столько праздников задумано, игр… Я понимаю, что вам обещал лично товарищ Рябчиков, но поймите и меня… А у нас тут воздух такой замечательный, не то что в городе. Опять же питание, природа, речка. Ну что вам стоит до конца августа, а? Всего-то полтора месяца.

– Гм…

– Скажете – отпуск? Ну и что? Чем здесь, у нас, не отпуск? А потом мы вас отвезем, вы не переживайте. Да вы только в окно гляньте! – начальник лагеря вздохнул и безнадежно махнул рукою.

– Да, природа тут замечательная, – осторожно кивнул Иван.

– Вот и я говорю! – оживился товарищ Артемьев. – Ну как, согласитесь, а? Вы не думайте, все в стаж пойдет… Студенты студентами, а с детьми тоже нужно кому-то заниматься.

– Так вон у вас, Вилен Александрович на то есть и вожатые.

– Вожатые у меня в основном девчонки с педтехникума, – смешно дуя на ложку с супом, посетовал Геннадий Викторович. – Энтузиазма много, опыта нет. Про Вилена и говорить нечего – не на те руки мастер, – начальник неожиданно скривился, так что непонятно было, то ли это ему Вилен не нравился, то ли суп оказался уж слишком горячим. – В прошлом месяце родительский день… а, не стоит и вспоминать. Что тут скажешь? Худрука не дали, зато меня потом так на партактиве склоняли, уши в трубку сворачивались. Договаривайтесь, говорят, с райкомом комсомола. Вот и звоню уже вторую неделю. Вас вот наконец-то вызвонил… так и тут только на одну смену. А в августе я что заведу? Может, все-таки согласитесь, а? Ну, что вам стоит? Вы вот как думаете, Евдокия?

– Не знаю, – Евдокся смутилась, бросив быстрый взгляд на Ивана.

– Эх, Иван Петрович, – начальник лагеря перехватил взгляд. – Жена у вас какая красавица, а держите вы ее… прямо скажем, патриархат! Не по-нашему это, не по-советски.

Раничев улыбнулся, уже что-то прокручивая в уме и лихорадочно соображая:

– Для нас, для мужчин, лучше уж патриархат, чем матриархат.

– Ну, вы скажете, – товарищ Артемьев шутливо погрозил пальцем. – А вообще, конечно, что-то в этом есть, да простит меня любезнейшая Евдокия… Ничего, что без отчества?

– Ничего, – кивнул Иван, ему уже стал чем-то нравиться этот простоватый парень – начальник. Больно уж улыбка у того была замечательная – искренняя такая, открытая. В конце концов – сорок девятый год, это вам не хухры-мухры: доносы, репрессии, госбезопасность и прочие прелести в одном флаконе. Без документов долго не протянешь, а заклинание – Раничев уже пробовал по пути – пока не действовало. Ладно, с этим после… Главное сейчас – закрепиться, и есть шанс, и не шуточный. Упускать такой не стоило.