Алексей Кулаков - Великий князь
Услышав какой-то невнятный звук со стороны одного из охранников, Сергий кинул в его сторону короткий взгляд – и тут же ощутил, как его пронизал словно бы тёплый ветерок, забравший с собой накопившуюся усталость. Резко повернув голову, гонец буквально прилип взглядом к фигуре рослого отрока, который как раз в этот момент одним плавным движением поднялся на ноги. Явно привычным жестом откинул тяжёлые пряди живого серебра назад, запрокинул красивое лицо к невозможной синеве бездонного неба…
– Теперь-то можно, Пётр Лукич?
– Нет.
Постояв немного, наследник великого государя медленно двинулся вдоль колючей боярышниковой "изгороди", время от времени легко касаясь её листков. Достав небольшой кинжал, он с заметным усилием срезал не особо толстую ветку, повертел её в руках и разочарованно отбросил прочь – после чего повторил все свои действия в отношении зарослей барсеня, только на сей раз, вместо чувства разочарования на его лице проявилось явное недовольство. Понять бы ещё, чем?.. Тем временем тринадцатилетний царевич вновь ненадолго замер на месте. Затем вернул клинок в ножны, сложил руки за спиной и прогулочным шагом вышел из странного пятна зелени, находясь при этом в лёгкой задумчивости. Чем ближе он подходил, тем сильнее чувствовалась исходящая от царственного отрока благодать – в груди разгорался невидимый огонь, тело наливалось силой и невероятной жаждой движения, а восприятие обострилось так, что!..
– Гонец.
Опомнившись после незаметного тычка в спину (спасибо сотнику!), мужчина согнулся в искренне-низком, и отчасти благоговейном поклоне, одновременно протягивая вперёд изящный кожаный тул. Внимательно глянув на затейливый оттиск единорога, выдавленный на алой капле сургуча, первенец великого государя легонько надавил ухоженными пальцами на печать, безжалостно её ломая. Вскрыл футляр, вытянул на свет божий плотную бумагу, развернул, и почти сразу изогнул бровь в удивлении.
– Хм?..
Скрутив обратно грамоту с родительским посланием, царевич на краткое мгновение задумался:
– Пока отдыхайте. Ступай.
Дождавшись, пока мужчина в шапке царского гонца отдалится на пару-тройку саженей, Дмитрий перевёл взгляд на сотника своей охраны, и вместо долгих разговоров вручил ему отцовское письмо. Лишний раз подчеркнуть своё доверие, а заодно прилюдно честь немалую оказать – опять же, и языком трепаться не надо.
– Великое посольство литовское… Через двадцать дней будет в Москве? Никак литвины новое перемирие желают устроить?..
– То лишь батюшке ведомо. Выезжаем поутру, налегке – в Гжель.
С почтением вернув бумагу, к коей прикладывал руку и мысль сам великий государь, старшой царевичевой стражи отошёл в сторонку, жестом подозвав к себе десятников – а освободившееся место занял чересчур сребролюбивый купец Суровского ряда, держащий в руках малый отрез некрашеной шерстяной ткани.
– Получилось, Димитрий Иванович, как есть получилось!..
Наблюдая, как руки царевича пристрастно мнут и растягивают довольно тонкое полотно, торговый гость горделиво улыбался. С гарусом фламандской или испанской выделки его ткань конечно не сравнится. А вот с той, что делают в королевстве Польском – очень даже! И шалон у его ткачих тоже вполне хорош выходит. Вот только с льняным атласом покамест беда – никак не получается, проклятый… Ну да ничего, со временем и божьей помощью и с этим делом сладим!
– Славно.
– А с той шерсти, что похуже, кошмы делаем, да валенки потихоньку катать начали. Хорошая обувка получается – тёплая да лёгкая. Красивая, опять же.
Слегка отвернувшись, Тимофей едва слышно пробормотал:
– Жалко только, что дешёвая.
Не обращая никакого внимания на стенания самого крупного производителя канатов и парусины московского царства, его тринадцатилетний покровитель и некоторым образом компаньон аккуратно свернул отрез ткани в небольшой свёрточек.
– Очень хорошо.
Разом просветлевший ликом мужчина поклонился, пряча тем самым по-детски счастливую улыбку. А разогнувшись, он уже был привычно серьёзен:
– Государь мой. Семь гостей торговых Суровского ряда, да с полторы дюжины купцов гостиной сотни не раз уже интересовались, не желаю ли я собрать товарищество, дабы купно вести все дела торговые. Я на то обещал подумать.
Вместе с последними словами Тимофей медленно вытянул из поясного кошеля несколько сложенных вчетверо листков бумаги. Медленно – потому что быстрые или суетливые движения рядом с наследником его стража очень не любила.
– Вот.
Быстро пробежав по именам московских купцов и слегка задержавшись на суммах, которые эти достойные негоцианты грозились вложить в новое для них дело устройства ткацких и канатных мануфактур, Дмитрий с некоторым удивлением осознал, что некоторые старомосковские торговцы имеют просто-таки уникальный нюх на возможную прибыль. Да и такое слово как "монополия" им явно знакомо. Почему? Да потому, что если правильно распорядиться их заинтересованностью и серебром, то лет через десять-пятнадцать весь лён, конопля и шерсть царства московского будут продаваться иноземным купцам только в виде ткани, войлока, парусины и всяких там верёвок-канатов.
– После долгих размышлений ты решишь, что товарищество дело хорошее. О том, как будет устроено дело, узнаешь через двадцать дней, когда я буду в Москве. Сам же до того времени подумай, откуда возьмёшь новых людишек на ткацкие станы и просаки, и где надо поставить под них новые амбары. А лучше не просто подумай, но и сделай роспись потребного тебе.
– Всё исполню, Димитрий Иванович.
Подманив одного из чернокафтанников, царевич отдал ему свёрточек ткани и едва заметным жестом отослал прочь.
– Как твои сыновья?
– Радуют. Елпидия хочу в этом году вместо себя в плавание до Антверпена отправить – чтобы себя показал да на Фландрию поглядел. А у Калистратки недавно последний молочный зубик прорезался… Уж такой он у меня непоседа!..
С тщательно скрытым пониманием поглядев на счастливого отца, наследник престола московского чуть наклонил голову и тихо произнёс:
– Я очень доволен тобой, Тимофей сын Викентия. А значит, мне должно наградить тебя за твою верную службу.
Синие глаза начали потихоньку наливаться небесным огнём.
– Помня то, что ты сделал, я позволю тебе самому выбрать награду… Говори.
Купец, слегка пригнувшийся от легчайшего дуновения пронизывающей все и вся силы, немного помолчал, а затем приложил ладонь к сердцу:
– Служить тебе, государь – вот моя награда.
Миг-другой – и ощущение благодати, исходящей от тринадцатилетнего целителя, бесследно исчезло. Вместо этого, с лёгкой усмешкой в голосе и искрами смеха в глазах, государь-наследник Димитрий Иванович задумчиво протянул:
– Ну, раз тебе третий сын не нужен…
***
Заседание Думы боярской в первый день июня года от Сотворения мира семь тысяч семьдесят четвертого проходило непривычно бурно. Как, впрочем, и пять предыдущих – ну так и вопрос того стоил. Воевать с Великим княжеством Литовским дальше, или склонить слух к предложению доброго мира? За первое были неоспоримые успехи русских полков, неизменно громивших всех своих супротивников. Воеводы, вкусившие долгожданных побед. Купцы из гостей торговых, почуявшие леготу для своей иноземной торговлишки, да избавление от части пошлин да поборов. А так же те из набольших людей царства Московского, коих великий государь обошёл плодороднейшими землями под Полоцком, испоместив там худородных служилых дворян и отличившихся воев из числа детей боярских. Эти и за землю зубами держаться будут, и благодетелю своему по гроб жизни верой и правдою служить. Как же! Были чуть ли не голытьбой, а стали уважаемыми помещиками… Кстати, новоявленные помещики, если бы имели слово среди думных бояр, все как один так же высказались бы за продолжение войны. Потому что одним из условий мирного договора с литвинами был возврат честно завоёванного Полоцка – а вместе с ним и окрестных земель.
– А я говорю, Риги нам не видать!
– С чего это? Кто что взял, того и будет!..
Два боярина свирепо бодались взглядами, воинственно сжимая кулаки.
Бумц!
Тяжёлый посох в руках Головы боярской думы Бельского слегка охладил накал страстей.
– Говорим по одному, да не забывая о вежестве. Василий Михайлович Юрьев?..
Степенно огладив поседевшую бороду, думной боярин мельком покосился на царя, внимательно слушающего каждое произнесённое в Грановитой палате слово:
– Через Ригу проходят все пути торговые Великого княжества Литовского. Да и у королевства Польского в этом городе немалый интерес – по Двине-реке у них большая часть зёрна и леса до покупателей плывёт. Кто же такое отдаст в чужие руки?
Переждав согласный гул своих сторонников, дальний родственник правящей династии солидно откашлялся и продолжил:
