Тренировочный День 5 (СИ) - Хонихоев Виталий
— Ты там скоро? — стук в дверь ванной комнаты: — я уже пошла!
— Иду! — Айгуля срочно заканчивает умывальные дела, вытирает лицо полотенцем и выскакивает из ванной комнаты. Они вместе выходят из гостевого домика. Раннее утро, Синицына всегда встает ни свет ни заря, раньше всех. По дороге на завтрак, в столовую — они обычно заходят в домик к Волокитиной и Федосеевой.
По дороге Айгуля все же набирается смелости и начинает говорить прямо в спину Юли Синицыной, которая идет впереди. Она говорит о том, что в тот раз была здорово обижена, что ладно, когда на площадке поражение терпишь, это же спорт, тут все нормально. Но когда вот так свысока с тобой разговаривают и эдак показательно размазывают… ну это за гранью. Она понимает, что Юля Синицына — это ого, что она на другом уровне совсем, но ведь можно было хотя бы не так высокомерно, это не по-комсомольски вообще! Ах, она уже партийная? Еще лучше, значит не по-коммунистически! Совсем — говорит она прямо в спину Синицыной и спина — останавливается. Юля Синицына наконец оборачивается и Айгуля — невольно делает шаг назад. Вот и все, думает она, вот и все. Сейчас Синицына скажет мне что я сама дура и потребует чтобы я убралась из номера. А еще скажет, что не будет со мной на площадку выходить и пусть другого игрока на замену берут… наверное Светлану Кондрашову. Ну и пусть… — думает она с горечью, ну и пусть. Кондрашова и правда лучше меня играет, так что…
— Я не собираюсь извиняться. — говорит Юля Синицына и бросает свой холодный, отстраненный взгляд, обжигает им словно лучом вечной мерзлоты: — я думала, что ты все понимаешь.
— Я… все понимаю. — вздыхает Айгуля. Конечно, она все понимает. Где она и где Черная Птица? Между ними можно галактику втиснуть, такая там разница.
— Мне было нужно вогнать тебя в такое состояние. — продолжает Синицына: — чтобы ты не представляла собой угрозы в дальнейшем. Ты слишком хороша на блоке и связке.
— Да, я понимаю… что⁈ — Айгуля поднимает свой взгляд: — ты… что⁈
— Ты была слишком хороша в тот раз. Если бы вся команда тянулась за тобой и Волокитиной — вы бы нас выиграли. — спокойно объясняет Юля Синицына: — ты слишком опасна, а ведь тогда был твой первый матч за профи. Если бы я не сокрушила твою уверенность ты бы стала представлять собой немалую угрозу для моей команды.
— Э… погоди… погоди… так ты…
— Мы выиграли в тот раз. Не по твоей вине, ты сделала все что могла, мы еще вытащили игру, но раз уж выиграли — я воспользовалась этим выигрышем. То, что я сделала в тот раз — я сделала намеренно. — в глазах у Синицыной взблескивает сталь: — осознанно. Я сокрушила уверенность у перспективного игрока соперников. Поселила в твоем сердце сомнения.
— Но…
— Вспомни все наши встречи, Салчакова. Никогда после ты не играла так хорошо. Лучше всего ты играла именно в первую нашу встречу, после чего… — Юля взмахивает рукой, показывая, как катятся вниз результаты игры Айгули, вниз, вниз, вниз…
— Ты… вот ты сволочь! — вспыхивает Айгуля: — вот ты гадина-то!
— A la guerre comme а la guerre… на войне как на войне. А я должна была дать тебе расцвести? Вырасти? Чтобы ты потом стала такой же как Кондрашова? Нет конечно. — Синицына качает головой: — я сделала то, что было нужно. И не перекладывай ответственность с больной головы на здоровую, это уже твое дело — как противостоять такому давлению. Если ты не готова играть с большими девочками — убирайся в свою песочницу.
— Ты! Да я… — Айгуля стискивает кулаки: — да ты!
— Салчакова. — Синицына складывает руки на груди: — когда я гляжу на тебя, я вижу двух человек. Одну — такую какая ты есть сейчас. И другую — какой ты могла бы быть. И когда эти двое встретятся — то получится невероятный игрок. Моя задача — сделать так, чтобы этой встречи никогда не произошло. Мне не нужны соперницы.
— … и почему же ты тогда мне об этом говоришь⁈
— Мы с тобой на одной стороне. Пока. Пользуйся случаем и впитывай мудрость, Салчакова, иначе ты никогда не поймешь, почему мы все время у вас выигрываем… ты — можешь играть лучше, чем я или Кондрашова. Но ты… в общем я не собираюсь извиняться, Салчакова. Твои обиды и твои личные драмы меня не касаются. Можешь меня ненавидеть, но на площадке будь добра показать все, на что способна. Я уже признала тебя как соперницу — с того самого первого раза. Не разочаруй меня, Казашка.
— Я узбечка!
— Какая разница.
— Большая! И вообще-то ты вовсе не такая равнодушная! Я тебя насквозь вижу! Тоже мне Доктор Смерть! Ты просто хочешь меня из равновесия вывести, чтобы я жалеть себя перестала и начала играть лучше! Ты… да ты сама мягкая как масло! И добрая!
— Так меня еще не оскорбляли. — сухо отвечает Синицына и стучит в дверь гостевого домика. Прислушивается. Пожимает плечами и толкает дверь, бесцеремонно входя внутрь. Зашедшая вслед за ней Айгуля открыла было рот, чтобы возразить этой раздражающей Синицыной, но — остановилась. Так и осталась с открытым ртом.
— Хм. Любопытно. Ты знала о том, что Федосеева предпочитает блондинок? — задумчиво произносит Синицына.
— Я⁈ Нет! Откуда мне знать! И… что тут твориться⁈ Лилька! Валя!!
Глава 15
Марина Козлова, корреспондент издания «Вечерняя Правда Колокамска»
Теплый летний ветерок лениво колыхал занавески на окне, где-то вдалеке послышался отрывистый гудок тепловоза. Марина откинулась на спинку стула, опасно балансируя на двух задних ножках, положила босые ноги на стол, совсем рядом с печатной машинкой. Нужно было писать статью, она обещала Семен Семеновичу еще вчера, но небо за окном сияло ослепительной синевой, по нему бежали белые лошадки облаков, под окном расцвели яблони и одуряющий аромат вместе с теплым летним ветерком звал за собой куда-то далеко, туда, где на горизонте видны белые парусники, где загорелые мулаты перекрикиваются между собой, где ласковые волны лижут теплый белый песок, а девушки ходят в купальниках и широкополых соломенных шляпах… и нет никакого редакционного задания. Нет уборщицы тети Маши, которая ворчит за то, что «насвинячили опять, ходють и ходють», нет этого приставучего Лешки, который вовсе заштатный фотограф и все время на свидание с собой зовет, а куда в Колокамске на свидания ходить? В кинотеатр, где по пятому разу идет «Верная рука друг индейцев» с Гойко Митичем? Ну или «Танцор Диско» с Митхуном Чакраборти? И вообще, какой смысл в том, чтобы ходить куда-то с Лешкой, который даже придумать ничего толкового не может? Жизнь в провинции такая скучная… а ей нужна сенсация.
Марина задумчиво почесала кончиком карандаша свою голову, потом положила его под нос и приподняла верхнюю губу, удерживая карандаш на месте. Подумала о том, что она могла бы выступать в цирке, выходить под барабанную дробь в слепящее пятно прожектора и под кривляние конферансье с клоунским носом — балансировать на стуле, удерживая карандаш между верхней губой и носом. А потом какой-нибудь стажер из редакции «Вечерней Правды Колокамска» написал бы о ней статью для четвертой страницы газеты с заголовком «Вот какие таланты пропадают на производстве». Она вздохнула и посмотрела на деревянного, уже порядком рассохшегося суслика, которого в свое время ей подарили во время посещения детского дома с трудовым уклоном.
— Даже названия придумать не могу. — пожаловалась она деревянному суслику: — ничего в голове нет. Ни-че-го. Пусто. Только перекати-поле катится и ветер завывает. А ведь я отличницей была на журфаке. И все для чего? Чтобы вот сейчас на стуле раскачиваться и заголовок статьи выдумывать?
— Маринка! — в кабинет врывается молодой человек и с его приходом все тут же меняется. Во-первых, она теряет равновесие, взмахнув руками и едва не упав назад. Во-вторых, она задевает ногой вазу с цветами, а в-третьих, ворвавшийся молодой человек бросается ей на помощь… по дороге, конечно, запнувшись об падающую вазу. Она, он и ваза с цветами, вместе со стулом — оказываются на полу, при этом она больно ударяется затылком.
