Наследник из прошлого - Дмитрий Чайка
Колокольная бронза на мануфактуре дяди Святополка хранится в готовых чушках. Она для пушек не годится, слишком много олова, делающей ее хрупкой. Значит, добавим в расплав вдвое больше меди, и все дела. Петр Алексеевич приснопамятный так и поступал вроде бы, когда под Нарвой артиллерии лишился. Колесцовый замок — штука невероятно сложная, на одном уровне с часами. А тут часов нет, это я точно знаю. Объяснить мастерам принцип и объявить открытый конкурс с призом в сто рублей. Больше не надо, иначе слишком много внимания привлечет. Император Феофил из Константинополя тут же пронюхает. И разведка Воислава Александрийского тоже не дремлет. Братья-императоры друг друга просто обожают, а потому не спускают друг с друга глаз.
Кстати, на севере императоры и князья-епископы греческие имена не берут. Так и живут с языческими. Я спросил об этом как-то у Яромира, а он посмотрел на меня как на дурака и пояснил, что невместно Золотому роду опускаться до того, чтобы имя покоренного племени на себя принимать. Тут даже крестят старыми именами как миленькие. А вот в Константинополе такое не пройдет. Греки тут же бунт устроят. Один Ярослав Мудрый плевал на всех, но он такой был один. Константинопольские государи словенскую речь неродной почитают. Знают, но говорят с акцентом. Да и в Александрии тоже. Хотя словенская она весьма условно. Заимствований из греческого и латыни столько, что многое и без перевода понятно. Вино, баня, тетрадь и прочее. Словенская речь все больше еду, лес и реку описывает. Абстрактных понятий в ней и вовсе нет. Поэтому, когда сюда привозят раба из какой-нибудь особенно дремучей ляшской веси, его понимают все, а он не понимает никого. Он же знает слов семьсот, не больше.
И вот еще что! Шарашка. Так это называлось в сталинские времена. Мне уже ищут всех женоубийц, горьких пьяниц, фальшивомонетчиков, воров с казенной мануфактуры и прочих достойных людей, имеющих прямые руки. Механики, кузнецы, литейщики… Извалявшиеся в любой грязи и доведенные до самого края. Я дам им свободу и новую жизнь. А они дадут мне оружие, которое перевернет мир. Таков был план.
О! Газета и кофе!
— Огняна! — спросил я, уставившись на первую страницу. — Кто такая Асфея Антиповна, и почему ей половина газеты посвящена?
— Шлёнда она, ваша светлость, — Огняна по-бабьи поджала губы и даже руки на груди сложила, что в исполнении юной еще женщины смотрелось довольно комично. — Как есть распоследняя коза, хоть и из благородных. Батюшка ее покойный из семьи Лотаревых, а она… — и Огняна махнула рукой. — С жиру бесится да мужиков меняет. А ведь супруга законного имеет…
— Ой, как интересно, — зажегся я, а Огняна, видимо, обидевшись, пошла готовить все для утреннего омовения. Неужели ревновать начала?
— Прекрасная Асфея Антиповна, — начал читать я вслух, — посетила прием в доме бояр Волковых-Брюхатых… На ней было надето… Сегодня на завтрак она употребила… Да что тут происходит! — я с мучительным стоном поднял глаза к потолку. — За что ты меня преследуешь, господи! Почему люди не меняются никогда? Куда надо провалиться, чтобы не читать про очередную богатую дуру? К трилобитам? Ладно, продолжим… О! Вот и про меня написали! Сиятельный Станислав Остромирович прибыл в Братиславу из действующей армии, где покрыл себя неувядаемой славой. О как! Неувядаемой! Класс! Мы спросили, что думает по этому поводу несравненная Асфея Антиповна, и она сказала… — тут я не выдержал и отбросил газету в сторону. — Да чтоб ты провалилась, Асфея Антиповна! Я тебя не знаю, но я тебя уже ненавижу.
— И то правильно, — Огняна выразительно поигрывала опасной бритвой. — Скверная она баба, ваше сиятельство. Пожалуйте на омовение и голову брить. А я пока вам про нее все-все расскажу. Я такое знаю, вы упадете просто…
И она застрекотала мне прямо в ухо, очерняя потенциальную соперницу.
* * *
Торжественный ужин превратился в смотрины. Гигантский П-образный стол заняли сотни мужей и дам, которые расселись на свои, столетиями закрепленные за их семьями места. Здесь не было цезаря Святополка и его детей, он еще не вернулся с очередного богомолья, а потому центральное место занимал князь-епископ, по совместительству великий логофет, и я, новый повод для дворцовых сплетен.
Дурацкая ошибка, совершенная в мадьярском лагере, сегодня тоже сыграла на мой новый имидж. Голову убитого хана я засыпал солью и притащил с собой в столицу. Вопреки всеобщему мнению, чашу делали из теменных костей черепа, получая на выходе нечто вроде блюдца. Здесь же в рекордные сроки дворцовый ювелир обработал вываренный и вымоченный в антисептиках череп, и теперь он представлял собой серебряную голову с косами и ушами, которая смотрела вперед жутким оскалом белых человечьих костей. Когда я показал это чудо Огняне, она чуть в обморок не упала, отчего я сделал вывод, что это именно то, что нужно. Я периодически прикладывался к своему кубку, отчего по рядам жующих аристократов пробегала физически ощутимая волна омерзения.
С вилками тоже была полная беда. Я демонстративно ел одной, чего в данном дворце не случалось вообще никогда. Нобили империи переглядывались, фыркая в бороды, но ничего не говорили. Я очень хорошо представляю, как дальше пойдет дело, ведь впереди танцы. И, согласно дворцовому церемониалу, я должен встать в первую пару. Как ни старались мы с господином наставником, ничего-то у нас не вышло. Это был форменный кошмар. Именно поэтому я, невзирая на робкие возражения князя-епископа, учителя танцев прогнал, а учителя фехтования, напротив, пригласил. И если дедушка Яромир расстроился из-за того позора, который мне предстоит пережить на танцполе, то я грустил из-за того, что искусство фехтования за двести лет совершило серьезный рывок. Наемный учитель делал меня десять раз из десяти, и даже не напрягался. Эволюция доспехов и металлургии привели к тому, что, как и в моей первой жизни, мечи превратились в тяжелые шпаги, которыми местная знать владела весьма неплохо. Это служило таким же маркером высокой породы, как и умение вести себя за столом.
Почему меня ждал неизбежный позор? Да потому что о моих, господи прости,
