Колхозный помещик образца XIX века - Михаил Леккор
Андрей Георгиевич, конечно, сильно смягчил. В ценах на товар этого века он совсем не разбирался. Но в этом его крепостной собеседник не должен разбираться. Не положено ему.
Аким думал также и без малейшего размышления сказал:
— Рупь серебром лучшие на базаре, ваше высокоблагородие, — помедлил, осторожно посоветовал: — ему и не надо больше четвертного билета давать. Перебьется.
И уставился в помещика — а как осерчает, родимый на такие слова своего крестьянина? Но Макурин благостно улыбнулся, показывая, что не сердится. На словах же сказал:
— На днях пойду, гляну, там и определимся.
Вот как! И управляющего послушал и свое имя застолбил! Молодец ты барин, Андрюха!
Аким тем более был доволен, что помещик не только не разругался на него, но и почти послушал совета. Добрый барин!
Помолчав и поняв, что с пчелами ныне все, управляющий перешел к новым темам. К самой актуальной ныне — строительству мельницы. Впрочем, сегодня заговорили только по кадровому вопросу. Для появления мельницы, прежде всего, надо найти хорошего мельника.
Не зря поэтому и Аким начал рассуждать о ближайших мельниках. При чем со вздохами. У одних хозяев мастерство было не очень, другие требовали много. Он осторожно намекнул на соседского помещика, который имел доброго и мастеровитого мельника, но он был крепостной. И барин его, разумеется, не отпустит.
Макурин, однако, вопрос законченным не считал.
— Я сам поговорю с помещиком, — решил он, ставя жирную точку, и вопрос был на пока закрыт. Хозяин — барин!
А вот с соледобычей все было куда как оптимистично. После того, как Андрей Георгиевич съездил туда и наметил общий план работ, ну и, разумеется, финансы под это, управляющий с подобранными помощниками активно разошлись. Они и дрова привезли, и котлы достали, и дажеглавного солевара нашли — мастер солевар по ихнему.
— Но дорогой, зараза, — предупредил Аким, — почти сто рублев ассигнациями просит за сезон. Я его пока взял, но сразу предупредил, что окончательный расчет с ним будет сделан барином.
— Как соль? — спросил самый значимый вопрос Макурин. От этого будет происходить и жалованье и само существование соледобычи. Будет хлеб, будет так сказать, и пища.
— Вот, — засуетился Аким, — мастер попросил определить, какая соль будет лучшая, дал на пробу.
Он вытащил из пазухи солидный сверток и с вопросом поглядел. Дескать, как барин скажет, так и будет.
— Что же ты все молчал! — с некоторой досадой воскликнул попаданец, — положи на стол и развяжи!
Бумаги были смело отложены, а на центральное место стола легла соль, вернее, кучки соли.
Мастер положил в отдельные тряпки соль из каждого источника. Говорит, что изрядно они разные и по вкусу, и по цене добычи.
Правильно говорит мастер, — одобрительно подумал Макурин, — сразу видно специалист. Надо его будет брать, если, естественно, соль найдется хорошая.
— Нюша, подь сюда! — крикнул он сенной девке, обычно ждущей около лестницы на первом этаже.
Та только и рада. Бегом по лестнице на верх, доложилась, улыбаясь во все тридцать два зуба:
— Слушаюсь, барин!
Дисциплина почти армейская! Придется и ему, как офицеру. Почти приказал:
— Нюша, холодной воды. Полный кувшин и пустой стакан! — подумал, крикнул в след, — и тазик еще!
Нюша, вильнув подолом, также стремглав исчезла. Андрей Георгиевич посмотрел на нее с удовольствием, а Настя с превеликой досадой. Чувствовалось, если бы не посторонний Аким, наехала бы полностью. Еще бы руки пустила. Но в кабинете были еще люди!
Молодая еще, — пренебрежительно подумал попаданец с высоты своих более сорока лет, — была бы барыней в тридцать дет с гаком, с тремя детьми и хозяйственными проблемами, уже бы стала орать, несмотря на крепостных.
Делая вид, что не видит неодобрение невесты, наклонился над столом. Здесь Аким развязал тряпочки и прямо в них разложил соль грудками.
Пока Нюша дойдет… взял соль с ближайшей грудки, вздохнул.
— Горькая ведь соль, Аким! — указал он строго.
— Так точно, барин! — отрапортовал управляющий, мастер велел сказать, что в одном ключе очень даже неплохая соль, но потребовал не показывать ее. Пусть дескать барин сам поймет, вот тогда верно угадали.
— Вот же ж! — недовольно подумал Макурин, — всякий норовит задеть барина!
Но потом подумал, что мастер, в общем-то, сделал правильно. Укажи Аким указку соледобытчика, на него так или иначе довлела бы эта примерка.
Он прополоскал рот холодной водой, сплюнул в подставленный тазик, попробовал еще. и так изо всех грудок.
— Вот эта вкусна! — уверено указал он.
— Так и мастер показал на пятую тряпочку. Да, ваше высокоблагородие, вы оба указали на ту же грудку соли.
— Это еще не все! — усмехнулся Макурин, — свет мой, солнышко, скажи, эта соль действительно вкусна?
Настя, недовольно сидевшая, так нехорошо стрельнула глазами, но нехотя взяла щепотку.
— Довольно вкусна, — призналась она, — в Зимнем дворце сейчас возят из Торжка. Но она отдает какой-то кислинкой. А этаничего.
Что же, все хорошо. Объявил:
— Передай, Аким, что я доволен. На днях мне надо побывать в Санкт-Петербурге, а потом я буду на соледобыче. Как у вас там?
— Весна еще, холодно, да и требовалось с солью определить. Но сейчас, как только мужики закончат с посевной, то быстро поднимет.
Да, все крепостные мужики хороши, но цикл сельскохозяйственных работ их приковывает. А что сделаешь. Не уберут крестьяне хлеб, они вместо уверенных налогоплательщиков превратятся в тяжкий груз.
— Ладно, Аким, иди, — разрешил он. Помещику надо было после обеда еще пройти по деревне и, если удастся проехать по другим деревням. А то крестьяне даже не видели еще своего помещика. Так и верить начнут, как в бога. Он есть, но его никогда не увидишь. Так ведь можно подойти и к следующему выводу — а зачем ему подчинятся? Но пока все!
— Эх, Настюшка! — облегченно вздохнул он, — тяжела это ноша, поместье!
Сграбастал ее, как бы не чувствуя девичьи руки, жестко, но бессильно пытавшаяся отвергнуться от жениха и сохранить свое личное пространство.
— Настя, дурочка такая, как я тебя люблю! — так страстно казал он ей, что она не выдержала, чарующе улыбнулась. Правда, перед этим все же стукнула, но не зло и не больно.
— Ты зря на меня сердишься, — уже серьезно сказал он ей, — что мужчины смотрят на фигуру каждой женщины, так это в нас от Бога. Ты же не ведь не озлобишься на Бога, милая?
— Не богохульствуй! — предупредила она его, но так по-доброму и влюбленно, что он не выдержал и крепко поцеловал.
Она сопротивлялась, хотя как бы и не против. А потом плюнула на все эти смиренности и стыдливости, сама обняла и крепко поцеловала.
И
