Терри Биссон - Святой Лейбовиц и Дикая Лошадь
Голоса подсчитывают заранее, и букмекеры Валаны уже начали принимать ставки, даже на тех, кто был отлучен от церкви. Явных фаворитов не имелось, но можно было поставить два алабастера на кардинала Голопеза Оньйо из Олд-Мехико в надежде выиграть три, а фаны Уриона Бенефеза могли выиграть три, поставив один. Такое же мнение, как об Урионе, существовало и по отношению к кардиналу Отго э'Нотто из дельты Грейт-Ривер и высокоуважаемому епископу-миссионеру Чунтару Хадале из Долины рожденных по ошибке, ныне именуемой Народом Уотчита-на. На Науйотта из Орегона ставили десять к одному, потому что на его территории вечно возникали какие-то религиозные проблемы. Аббат Джарад Кендемин шел пятнадцать к одному, поскольку он, скорее всего, откажется. И только бедный портье или наивная домохозяйка могли надеяться разбогатеть, делая немыслимую по своей глупости ставку на кардинала Элию Коричневый – Пони или на Амена Спеклберда.
В отсутствие увенчанного тиарой понтифика Страстная неделя праздновалась со всей возможной помпезностью. На службах, которые проводили присутствующие кардиналы, присутствовала масса народа; состоялось множество религиозных шествий. Но эти пышные зрелища не отвлекали здравомыслящий народ от желания иметь папу, западного папу – и поскорее. В массе своей народный гнев был обращен против отсутствующего кардинала архиепископа Тексарского, который сознательно оттягивал свое появление, хотя армада заблаговременно прибывших юристов, слуг и доверенных лиц-конклавистов уже старательно готовила его выход на сцену, который, без сомнения, состоится в самый подходящий момент.
Предварительная встреча выборщиков, их помощников и доверенных лиц, юристов, других прелатов, дипломатов, глав религиозных орденов и знаменитых ученых, среди которых были теологи, историки и политологи, была назначена на четверг Страстной недели. Объявленной темой встречи было изменение отношений между Церковью и светской властью в первой половине тридцать третьего столетия. Неформальный и не религиозный характер этой встречи подчеркивался тем, что, хотя она пройдет в большом зале семинарии Святого Престола, на нее будут допущены и некоторые категории наблюдателей из числа лиц, не участвующих во встрече.
– Ты пойдешь посмотреть на эту драчку, Чернозуб? – спросил Аберлотт, натягивая студенческую форму.
– Кто же будет там драться? – спросил монах.
– Ну хотя бы Бенефез, который выступит против любого, кто бросит ему вызов. Кто знает, ведь и твой хозяин может подобрать перчатку, брошенную ему с Запада.
Джасис повернулся на своей лежанке и застонал.
– Кардинал Коричневый Пони не станет вступать в драку, а архиепископа Тексаркского еще нет в городе.
– Да все его сотрудники уже здесь. И тринадцать кардиналов из империи. Он готовится сделать свой ход, это точно. Джасис опять застонал во сне и изрыгнул проклятие.
– Стоит упомянуть Бенефеза, и Джасис просто сходит с ума, – Аберлотт кивнул в сторону спящего, который продолжал мучиться лихорадкой. – Или, может, он ненавидит Ханнегана.
– Ты считаешь, что будут ссоры?
– Знаю. Начать с того, что там будет генерал Ордена святого Игнация отец Корвани, – это имя окончательно разбудило Джасиса, и он начал богохульствовать более отчетливо.
Чернозуб потянулся за своей рясой.
– Я знаю священника из ордена Корвани, который однажды не подчинился ему.
– И он остался священником?
– «Навечно, по повелению Мельхиседека», как они говорят. Но он был отлучен. И не мог принять мою исповедь.
– Как его зовут?
Помедлив, Чернозуб отрицательно покачал головой, жалея, что вообще завел этот разговор. Работая переводчиком в Секретариате, он узнал, что отец и-Лейден, с которым вместе он ехал до Побии и отец Омброз, наставник и капеллан клана Маленького Медведя – одно и то же лицо.
– Я его с кем-то спутал, – сказал он. – И должно быть, забыл имя.
– Ну так ты идешь?
– Сейчас, только оденусь.
Аудитория вмещала в себя порядка двух тысяч человек. Четверть мест впереди была отгорожена для кардиналов и их свиты, но когда колокол кампуса пробил три часа, половина мест еще были пусты. Еще четверть была зарезервирована для ближайших помощников кардиналов, священников и писцов – им полагалось делать заметки, а в остальное время маяться бездельем Половина из оставшихся мест была открыта для прелатов меньшего ранга, преподавателей, священников, монахов и студентов – именно в таком порядке предпочтения. Предложение было явно выше спроса. Чернозуб с Аберлоттом, которые пришли пораньше, заняли места сразу же за кардинальской челядью и никто не попросил их пересесть подальше. На сцену вышло несколько человек. Чернозуб узнал главу семинарии и человека в белой тунике и наплечнике с черным капюшоном, известного доминиканца, который, скорее всего, был главой Ордена с западного побережья. Внезапно Чернозуб сполз пониже на сиденьи. Из-за кулис вышел аббат Джарад кардинал Кендемин и занял место недалеко от доминиканца. Они радостно раскланялись друг с другом, обменялись поцелуями и, перегибаясь через пустое место, разделявшее их, шепотом начали оживленный обмен мнениями.
– Что случилось? – спросил Аберлотт, глянув сверху вниз на Чернозуба, который едва ли не лежал на полу.
Когда где-то над головой пробило четверть часа, Риотт с напряженным лицом встал и произнес: «Итак, мы начинаем». Несколько человек по соседству вскочили на ноги. Чернозуб придержал Аберлотта за рукав: «Сиди, клоун». Человеком, который вышел на подиум, был президент колледжа. Он коротко поприветствовал собравшихся, затем предложил кардиналам собрать своих слуг вокруг себя, так что часть аудитории переместилась вперед, занимая пустые места. Аберлотт перекрыл своим массивным корпусом место слева от себя и сказал человеку, который на него нацелился, что оно уже занято, а когда в аудитории воцарилась тишина, он повернулся подозвать Вушина, стоявшего у задних рядов, но Топор отрицательно покачал головой. Его присутствие означало, что кардинал Коричневый Пони где-то поблизости. Старый воин стал личным телохранителем Красного Дьякона и скоро должен был перебраться в крыло для прислуги в доме кардинала.
Первым оратором был доминиканец, представленный как Дом Фридейн Гониан, аббат Гомара, генеральный директор ордена' проповедников в Орегоне.
– Ты суть Петр, – для начала объявил он, а затем произнес проповедь, которая началась с волнующих призывов к единству, мо вскоре перешла к проклятьям на головы изгнанных отщепенцев и на тех, кто вернулся, но продолжает вещать о мирских благах. Позже, днем, его видели в рясе, заляпанной пятнами гря-1П, которой его забросали из окна второго этажа дома в торговом квартале.
Следующим президент представил генерала ордена святого Игнация в Новом Риме отца Корвани, который явно перевалил на седьмой десяток, но продолжал оставаться стройным и привлекательным. Его элегантная карета и обаяние личности, как ни странно, напомнили Чернозубу хозяина. Как и у Коричневого Пони, на лице Корвани постоянно гостила искренняя улыбка; ее исчезновение производило потрясающее воздействие. Он лишь несколькими словами поприветствовал их светлости и перестал улыбаться.
– Вне всякого сомнения, тут произошла ошибка, – сказал он. – Прошу потерпеть меня еще несколько секунд, – оставив кафедру, он спустился по ступенькам, ведущим в зал и смело взял за руку ее светлость кардинала Балдирк, аббатиссу Н'Орка. – Прошу вас, – сказал он. – Для вас есть место на подиуме.
Разинув рот, Балдирк позволила препроводить себя на сцену. Среди кардиналов раздался ропот удивления и даже несколько приглушенных возгласов возмущения, ибо Корвани не был даже членом Священной Коллегии. Президент не мог скрыть выражения крайнего изумления на лице.
– Видишь? Ну, что я тебе говорил? – прошептал Аберлотт монаху. – Бьюсь об заклад, что это место предназначалось кардиналу Ри.
Аббатисса расположилась между Джарадом и доминиканцем, что не доставило удовольствия никому из них, но в любом случае Корвани обрел репутацию самого либерального и галантного из всех прелатов. Он снова просиял улыбкой и представил аудитории своего ученого собрата, члена его же ордена святого Игнация, который выступит вместо него. Им оказался Урик Тон Йордин, который был священнослужителем и в то же время профессором истории светского университета Тексарка. Он был высоким, седым человеком в очках пятидесяти с лишним лет и, как выяснилось, еще и членом передовой группы архиепископа Бенефеза. Его манера разговора подобала скорее лекционному залу, чем кафедре.
– Вот что остается непонятным среди частых причин возникновения ереси в Церкви, – сказал он. – Континент был естественным образом разделен силами природы. Всегда существовали две церкви, если позволено так выразиться, достопочтенные господа: одна на Западе, другая на Востоке. Пока папа обитал в Новом Риме, что стоял на Грейт-Ривер, он находился в таком отдалении от этого региона, так далеко от Запада, словно Новый Рим располагался в Атлантике. С тех пор как папство обосновалось у подножия этих гор, западная Церковь обрела великое исцеление, ибо ее проблемы стали ближе и понятнее. И после событий в Орегоне это должно быть вам совершенно ясно.
