Джон Кристофер - Рваный край
Выслушав, она сказала:
– Вы были счастливы?
– Счастлив?
– Вы почти отошли от мира. Вычеркнули мир, кроме Джейн. И вы не соглашаетесь с тем, что Джейн мертва. Так что для вас в сущности ничего не изменилось. – Она увидела его улыбку и продолжала: – Конечно, окружающий мир изменился. Это очевидно. Но вам не нужно приспосабливаться.
Мэтью подумал об этом.
– В каком-то смысле, возможно, вы правы. Вы думаете, это делает меня счастливым?
Она колебалась, потом горько сказала:
– Изменения бывают разные. Наружное уродство само по себе плохо, но гораздо хуже внутреннее уродство. Оно вызывает отвращение.
Он подумал, что она говорит о своей жестокости по отношению к раненым.
Он сказал:
– В моменты стресса иногда делаешь странные поступки. Мы все так поступаем. Но это не значит, что мы сами изменились. Не нужно думать об этом.
Она покачала головой.
– Нет, вы не правы. Впрочем, я согласна, что нет смысла думать об этом.
Лоуренс вернулся, и она сказала:
– Куда вы его дели?
– Среди лавров. – Он взял Эйприл за руку. – Как вы?
– Хорошо.
– Сколько времени они здесь были?
– Не знаю. С полчаса. – Она продолжала быстрее: – Я думала об этом. Мы сделали ошибку, глубокую детскую ошибку.
– Какую?
– Держать все в подвале, кроме необходимого на сегодня. Именно поэтому они были уверены, что у нас запасы спрятаны.
– Что вы предлагаете? Держать часть наверху? Но это риск. Вернувшись, мы можем найти, что их у нас унесли.
– Лучше, чем потерять все. А мы бы потеряли все, если бы не Мэтью. Нужно найти место для второго тайника. Чтобы можно было его выдать под давлением.
– Есть предложения?
Эйприл пожала плечами.
– Нет. Нужно поискать.
Мэтью сказал:
– Вы думаете, это может случиться снова?
– Конечно. И помимо возможности, что убежавшие могут присоединиться к большой банде и приведут ее сюда.
– Вы можете уйти, – сказал Мэтью.
Она посмотрел на него с неожиданной холодностью.
– Какой в этом смысл? Нигде больше нет безопасности.
Он мог бы высказать много аргументов. Приближающаяся зима все равно заставит искать убежище. Лоуренс осмотрел повязку на ноге.
– Хорошо, – сказал он. – Отдыхайте, Мэтью, пока мы принесем мясо. Свежее мясо, Эйприл! Это подбодрит нас.
Она улыбнулась.
– Да. Нам это необходимо.
В этот день они не ходили на поиски. После того, как остальная часть мяса была принесена в лагерь, женщины засолили то, что не пойдет в пищу в ближайшие дни. Тем временем Лоуренс с мужчинами занялся телом, лежавшим в кустах лавра. Потом он вернулся туда, где Мэтью грелся на солнце рядом с Билли.
– Ну, вот, – сказал он. – Не очень глубоко, но достаточно, чтобы не добрались собаки. Компромисс между усилиями и требованиями санитарии.
Мэтью сказал:
– Как медик, вы не удивлены тем, что нет болезней, даже чумы?
– Миллионы непогребенных? Не знаю. Болезни времен войн вызывались не мертвыми, а условиями. Дизентерия в Галлиполи, например, распространялась живыми. И возможны вспышки, о которых мы не знаем. Жизнь по-прежнему общественная, но общины маленькие. Мы стремимся избегать другие группы численностью больше трех человек, а одиночки избегают нас.
– А много ли одиночек?
– Вероятно. Но точно знать невозможно. Иногда замечаешь их на удалении, но они быстро уходят. Их можно понять. Как ваша лодыжка?
– Хорошо.
– Повязку нужно время от времени менять. Если хотите, я это сделаю, пока Эйприл занята.
Мэтью покачал головой.
– Я подожду.
Лоуренс посмотрел туда, где работали Эйприл с Сибил и Кэти. Он сказал:
– Не знаю, как мы бы жили без нее. У нее столько мужества.
– Да.
– И не только в кризисах, но в обычной жизни. В том, что мы называем жизнью. У каждого бывают моменты слабости, отчаяния. Присутствие Эйприл очень помогает. Она заставляет стыдиться слабости. Я помню, как мы впервые встретились после катастрофы.
Он замолчал. Мэтью ждал продолжения.
Лоуренс сказал:
– Я долго не мог выбраться, только вечером первого дня. И я страшно устал. Лежал под открытым небом, потом уснул. На следующий день я начал сознавать размеры происшедшего. Я порылся в развалинах своего дома и поблизости, но никого живого не нашел. Тогда я отправился к своему кабинету и разыскал нембутал. Я знал, сколько мне понадобится. Это казалось мне единственным разумным поступком. Но тут я услышал, как кто-то кричит, и крикнул в ответ. Это была Эйприл.
Лоуренс помолчал.
– Я вел себя как дурак. Я сказал ей, что нет смысла продолжать жить. Она выслушала и сказала, что я могу поступать, как хочу, но вначале мне нужно поесть. Она сделала для меня сэндвичи. Хлеб был несвежий, но я все съел. После катастрофы я ничего не ел. После этого я почувствовал себя лучше. С тех пор у меня были трудные моменты, но она всегда была рядом.
Мэтью сказал:
– Даже зная ее такое короткое время, я вижу, какая это замечательная личность.
Лоуренс пристально взглянул на него.
– Это не вопрос взаимоотношений, вы понимаете? Мы с ней принадлежим к разным поколениям. Я на двадцать лет старше ее. Ей нужен кто-то более подходящий по возрасту, нужен сильный человек, на которого она могла бы опереться.
– Я думал, она может опереться на прошлое, – сказал Мэтью. – Этот дом, память о семье.
– Этого недостаточно. В ее положении требуется другое. Пока она живет своими внутренними ресурсами, но они ограничены.
– Наверно, вы правы.
В двадцати ярдах от них Эйприл резала мясо. Сибил и Кэти помогали ей. Двое мужчин молча смотрели на нее.
Обедали жареными потрохами: сердце, легкие, почки – но на ужин были бифштексы. Их поджарили на костре и, как всегда, подавали партиями. Как и раньше, Эйприл ела в числе последних с Мэтью и Лоуренсом.
С бифштексами ели печеный картофель и свежие овощи. Мэтью заметил:
– Очень хорошая зелень. Откуда она?
– С огорода, – ответила Эйприл. – Там кое-что сохранилось. – Она улыбнулась. – Есть и помидоры, Мэтью. Они проросли сквозь обломки рамы парника.
– Где это?
– За кустами.
– Утром взгляну на них. Туда я смогу доковылять.
Она предупреждающе сказала:
– Чем больше вы не будете двигаться, тем скорее заживет ваша нога.
Лоуренс вылил остатки вина в эмалированную кружку и посмотрел на нее.
– Чуть больше глотка. Всего одна маленькая бутылка вина на такое количество людей. Но случай того стоит. Но я рад, что открыл только божоле. Приятно думать, что леовиль-пойферр не тронут.
– На какой случай вы его храните? – спросила Эйприл.
– Для личных надобностей. Самоутешение в минуты плохого настроения. – Он взглянул на нее и улыбнулся. – Или для действительно больших праздников, таких, как свадьба.
Мэтью сказал:
– Как быстро все забывается. Вкус настоящего хорошего свежего бифштекса.
– Ешьте, – сказала Эйприл. – Кто знает, когда будет еще? Может, никогда.
– На Гернси выжили два больших животных, – сказал Мэтью. – По крайней мере два. Осел и корова, по счастью с теленком. Есть некоторые шансы на то, что ее потомство выживет. Если это произошло на маленьком острове, то обязательно должно случиться всюду.
– Вы забываете синдром муравейника, – сказал Лоуренс. – Мы с чистой совестью убили животное, потому что это был вол. Но даже если бы это был бык, наверно, мы бы не выдержали искушения. В конце концов мы не знаем, нашел ли бы он самку, да и какая нам польза от этого? А ведь мы относительно цивилизованы. У нас есть угрызения совести. Так мы по крайней мере говорим. Большинство и не подумает о продолжении породы.
– Животные могут выжить повсюду, – сказала Эйприл. – Выжил же вол, пока не подвернулся Мэтью с его ружьем.
– Пока могут, – сказал Лоуренс. – Этим летом им угрожает лишь аппетит. Вы либо выкапываете консервы, либо кто-то делает это для вас. Это еще не крайний случай. Но когда станет все труднее находить консервы, что тогда? В середине зимы вола свалили бы голыми руками и съели сырым. Могут выжить другие животные. Могут даже встретиться особи противоположного пола. Но я не поставлю и монетки за то, что через год здесь сохранится хоть один бык или корова.
Эйприл сказала:
– Вы недооцениваете природу, Лоуренс.
Он улыбнулся.
– Я сказал бы, что вы недооцениваете.
– Здесь животные уязвимы. Но в горах, в горных долинах все может обстоять по-другому. Они там выживут.
– Возможно, вы и правы, – согласился Лоуренс.
– Я уверена в этом.
– И мы можем выжить. В горах.
Наступило молчание. Эйприл отвернулась. Но Лоуренс продолжал.
– Во всех отношениях им было бы лучше в горах: больше пищи, больше безопасности, возможность постепенно начать обрабатывать землю. Они могли бы жить там, если не хорошо, то с чувством постоянства и цели. Там выросли бы дети, забыв прошлое, приняв настоящее, с надеждой глядя в будущее. Он говорил искренне и упрямо, но Эйприл молчала. Наконец его настойчивость сдалась перед ее молчанием.
