Виктор Побережных - «Попаданец» в НКВД. Горячий июнь 1941-го

— Ахундзянов, возьми одного человека и на «эмке» скатайся, посмотри, что за обстановка в стороне Рыбинского. Только аккуратно, особо не высовывайся!

Лейтенант-связист козырнул и, взяв закончившего перевязку бойца, запрыгнул в «эмку», которая сразу сорвалась с места.

Проводив их взглядом, я бросился помогать Мехлису надевать полушубок. Кивком поблагодарив меня за помощь, Лев Захарович начал рассматривать карту в своем планшете. Что-то ему явно не нравилось, слишком уж кривилось у него лицо. А может, просто рана беспокоила. Минуты через три из-за холма стали появляться наши красноармейцы, впереди которых шел Перезов, замыкал группу хмурый капитан. Видимо, это и был Чуприн, командовавший обороной. Подойдя к нам, он мельком глянул на меня и, повернувшись к Мехлису, доложил:

— Товарищ армейский комиссар 1 ранга. Сводный отряд отведен с ранее занимаемых позиций. В прикрытии оставлено три бойца с ручным пулеметом. По предварительным подсчетам: уничтожены два немецких бронетранспортера, один грузовой автомобиль и три мотоцикла. Захвачены трофеи: два ручных пулемета и четыре автомата. Уничтожено до 30 немецких солдат и два офицера. Наши потери: 13 человек убито, пятеро ранено, тяжелораненых нет. В строю 23 человека, включая вас. Основная проблема — недостаточное количество боеприпасов. Вернее, их просто нет. Я…

— Это не главная проблема, — прервал капитана Мехлис. — Главное то, что мы в окружении. В Рыбинском немцы. В сложившейся…

Тут из-за поворота вылетела отправленная в разведку «эмка», сразу за ней гнались два мотоцикла, из люлек которых стреляли короткими очередями пулеметчики. Но из-за скорости попаданий не было видно. Только что вышедшие из боя бойцы среагировали мгновенно! Один мотоцикл, чуть вырвавшийся вперед, загорелся и закувыркался с дороги в снег. Второй же попытался развернуться, но не успел. Сидящего за рулем немца просто вынесло из седла, а от самого мотоцикла и пассажиров полетели «клочки по закоулочкам». Из подъехавшей машины выбрались трое, и у меня упал каменюга с души. Яшка! Живой!!! Не слушая, что говорит связист, я чуть не сломал в объятиях взъерошенного, как воробей, Зильбермана.

— Гад! Еще раз только попробуй такое выкинуть! Я тебя сам грохну, не уступлю это удовольствие немцам! — орал я ему в лицо. — Какой ты молодчина, что уцелел!

Вырываясь, Яшка что-то бормотал, но я не слушал. Это была самая настоящая истерика, только радостная. Наконец, я услышал, что он мне говорит:

— Да все нормально. Ты чего? И хватит меня тискать! Я тебе не Олеська! Отстань, в конце концов! Уходить нужно! Там целая колонна показалась, через несколько минут будет поздно!

Отстранившись от него, я оглянулся: дослушавший Ахундзянова Мехлис уже распоряжался об уходе. Только наша небольшая группа зашла за холм, направляясь на юго-восток, как сзади послышался гул моторов. Немецкая колонна приближалась. Следующие несколько часов были настоящим адом! Нет, немцы нас не преследовали. Но идти зимой, в мороз, по пояс в снегу… Врагу не пожелаешь! Да еще ветер поднялся и с ним снег. Разыгрался настоящий буран, под прикрытием которого через несколько часов мы вышли к селу Чичерино. Так получилось, что этот ветер нас и спас. Выйдя к домам, мы буквально уткнулись в стоящие немецкие бронетранспортер и грузовик. Из большого дома, стоящего за ними, раздавались неясные, но явно веселые голоса немцев. Мехлис приказал осмотреть соседние дома. Через несколько минут вернувшиеся бойцы доложили, что немцы в двух соседних домах. Судя по звукам — гуляют. Часовых нет, вернее, уже нет. Как сказал один боец, виновато отводя глаза:

— А что было делать, када этот гад прямо на меня вышел? Ну и пришлось его того, приголубить. Но тихо, в домах ничего не услышали! Часовых трое было, все с запашком, пьяные, одним словом.

Выслушав бойцов, Мехлис, ни секунды не колеблясь, приказал:

— Немцев уничтожить! Постараться взять старшего в плен. Остальных… — и махнул рукой. — Командуйте, капитан.

Быстро распределив людей, попутно послав нас с Яшей подальше, Чуприн приказал атаковать. Через пять минут все было кончено. Итог: 15 солдат и один офицер убиты, взят в плен унтер-офицер. Вот тут-то и появилась проблема. Никто не догадался посмотреть документы у снятых часовых. Все считали, что это немцы. Мы ошиблись. Уничтоженное подразделение было румынским! Никто из нас не говорил на румынском, а взятый унтер не понимал ни русского, ни немецкого языка! Попали. Взяли пленного, от которого нет никакого толку! Нужно было видеть наши лица, когда все это выяснилось! Мехлис рвал и метал! Досталось всем, кто находился рядом: мне — за вылезшую неуместную улыбку, остальным — за то, что не проверили, с кем мы имеем дело! Наконец, успокоившись, Мехлис осмотрелся и… заржал. Да-а, ситуация действительно идиотская. Отсмеявшись, он приказал:

— Румына — в расход. Всем отдохнуть час, потом загружаемся в трофейную технику и выдвигаемся в направлении Прохоровки. А пока… Зильберман, Стасов, займитесь опросом местных, может, что важное узнаете.

— Товарищ комиссар, а если кто с нами попросится? — Я решил вмешаться. — Не думаю, что немцы и румыны спокойно отнесутся к гибели своих солдат, а чтобы хоть как-то оградить наших граждан от репрессий, нужно вывезти за пределы села трупы румын.

— Неплохая мысль. — Мехлис потер лицо и досадливо поморщился: — Чуприн! Назначь четырех бойцов, пусть закидают трупы в грузовик и вывезут за село, в овраг какой-нибудь. А добровольцы… Принимайте, только так, чтобы мы их вооружить могли. Действуйте, товарищи. Времени мало.

Зильберман предположил, что общаться с людьми лучше в помещении колхозной администрации, и мы отправили нескольких вездесущих мальчишек по селу созвать людей для разговора. Минут через пятнадцать в комнату собраний набилось человек сорок, а еще больше собралось на улице. Переглянувшись, мы решили сначала поговорить со всеми сразу. Выйдя на крыльцо, Яша начал «двигать речь». Послушав его, я поморщился — сплошные лозунги! Ну нельзя сейчас так, люди другого ждут! Поэтому, перебив Зильбермана, я вышел вперед:

— Товарищи! — и замолчал: в горле вдруг пересохло. На меня смотрели десятки глаз, с надеждой, со страхом, ехидно. Не было только безразличия в этих молодых и старых глазах. Мне показалось, что они мне говорят: «Давай, давай, ври, защитничек!» — и именно эта мысль встряхнула меня. — Товарищи! Не буду говорить вам красивых слов и врать. Вы сами видите — фашисты прорвали фронт, мы вынуждены отступать, отдавая вас во власть врагов. Простите нас и поверьте — это ненадолго! Как бы ни было сейчас тяжело, мы победим! И они ответят за все! В вашем селе мы уничтожили подразделение румынской армии, чтобы не навлечь на вас месть захватчиков, трупы вывезли подальше от села. Пока мы можем только так попытаться сохранить ваши жизни. У нас есть к вам просьба. Именно просьба, не приказ. Может быть, если кто-то из вас видел немецкие части или знает важную информацию, придите в контору, расскажите нам об этом. И еще: если кто хочет записаться в ряды Красной армии, прошу туда же. Вот, товарищи, и все, что я хотел вам сказать.

На площади было тихо, люди молча стали расходиться, лишь изредка переговариваясь между собой. А я пошел в контору, не обращая внимания на ошалелого Зильбермана. Усевшись за большой стол, я спросил:

— Яш, а что ты так занервничал?

— Андрей, ты вообще умеешь думать? — возмущенно, еле сдерживаясь от перехода на крик, проговорил тот. — На хрена ты это все наговорил? Думаешь, похвалит тебя Мехлис за эту инициативу? Да скорее он тебе по бестолковке настучит, чтобы…

Яше пришлось прерваться, к нам зашел предмет разговора, Мехлис. Подойдя к столу, он негромко сказал:

— Все правильно. Правильно сказал Стасов, и прав ты, Зильберман. Не умеешь говорить с людьми — не берись! Понятно, товарищ старший лейтенант ГБ? А если понятно, то вы, Зильберман, остаетесь здесь общаться с людьми, а Стасов пойдет со мной.

Вернувшись в дом, в котором все началось, я стал ждать разноса, но последовало совсем другое:

— Андрей, пусть Зильберман общается с людьми сам. Ты так и не научился говорить по-нашему, а люди это замечают. Сказал ты все правильно, по делу, поэтому разноса не будет. Попей чайку, передохни, времени мало осталось, и давай помолчим.

Минут через двадцать вернулся Зильберман, с которым пришел и Чуприн. Пока Яша рассказывал о результатах бесед с колхозниками, я наконец-то познакомился с капитаном. Оказалось, что зовут его Александр Николаевич, сам он с Дальнего Востока, из Хабаровска (почти земляк!), и оказался компанейским мужиком. Было ему тридцать лет, среднего роста, брюнет, с ранней сединой и «эльфийскими» глазами фантастически зеленого цвета. Прихлебывая чай, он помимо своих «анкетных данных» успел рассказать, что нашли «подарки». В румынском грузовике обнаружили несколько ящиков оружия, причем советского. Где они только его взяли?