Андрей Посняков - Мятежники
Бывшая жрица хихикнула:
– Да уж, подкачали твои волосы, мой господин. Правда-правда! Так что мне там, в крепости, делать?
– Ах, да, – молодой человек перестал приглаживать волосы и дальше уже инструктировал подопечную очень серьезно, ведь от этого зависела ее жизнь. И – его.
– Будешь ходить, выспрашивать чего покушать – как все попрошайки делают, а главное – узнай, где не так-то давно жила некая молодая особа по имени Алезия, ее еще могут называть колдуньей.
– Та самая, о которой ты расспрашивал дядюшку Сегума? – склонив голову набок, словно бы между прочим поинтересовалась Лита. – Ой! Ой! Только не надо щелкать меня по носу, мой благороднейший господин! Ты ж обещал, правда-правда.
– Ла-адно, не буду… – Беторикс хмыкнул в кулак и откашлялся. – Уши бы тебе оборвать – слишком уж они у тебя длинные, то что не надо слышат.
– Я так понимаю – мои уши завтра в крепости очень даже кстати будут!
А ведь уела девчонка, уела! Молодой человек, не зная, что на это ответить, лишь мотнул головой да продолжал инструктаж дальше:
– В общем, расспросишь про эту Алезию, все запомнишь, выяснишь, где жила. Сама в тот дом не ходи, загляни в соседние – на жизнь пожалуйся, попроси чего-нибудь покушать. Заодно – потихоньку, только у слуг, выясни, что они про своих соседей – Алезию – знают. Напрямую ничего не спрашивай, все, как бы невзначай, к слову… вот, как меня сейчас про прическу спросила. Все поняла?
– Все, мой господин, – вмиг перестав улыбаться, девушка со всей серьезностью поклонилась. – Не переживай, я все исполню в точности, и даже более того.
– Вот я и боюсь, что – «более того»! Ничего лишнего не делай, поняла?!
Лита молча поклонилась.
Ненужную одежку для слуги молодой человек спросил у трактирщика еще вечером, сразу же после обильного ужина. Дядюшка Сегум не отказал, велел слугам дать «мальчишке» какое-нибудь тряпье.
Спалось Виталию не очень-то хорошо, во-первых, в постланном на помост сене, похоже, оказались блохи, а во-вторых, все постояльцы – а было их немало – хором храпели, переругивались, кричали во сне. Вот так «мотель», попробуй тут выспись.
Лита, впрочем, спала хорошо и крепко и, встав на рассвете вместе со всеми, выглядела свежо и мило. Вот это и плохо, что мило.
– Сажи из очага принеси.
Девчонка проворно исполнила приказание, после чего, вместе со своим господином покинула постоялый двор, прихватив выданное дядюшкой Сегумом тряпье.
Там же, на цветочном лугу, Беторикс велел «слуге» переодеться и тщательно осмотрел костюм, состоящий из коротких, едва прикрывавших коленки, брак, рваной туники и драного, крашенного черникой, плаща, давно выгоревшего на солнце.
– Башмаки тоже снимай. Снимай, я говорю! Ноги сажей вы-мажь… и лицо – погуще… Эх, горе ты мое, дай-ка, я сам. Ну вот, вроде ничего… Эн, нет! А ну-ка, переодень тунику.
– Зачем, мой господин?
– Одень, говорю, задом наперед.
– Но…
– Видишь, прорехи тут какие… пусть уж лучше через них лопатки твои просвечивают, нежели грудь. Тем более, сзади-то дырки можно и плащиком прикрыть.
– Так плащик тоже дырявый.
Последним штрихом к костюму Гавроша оказалась козья шапка – кервезия, с утра выпрошенная Виталием у какого-то хозяйского раба, настолько старая и грязная, что страшно было взять в руки.
– Вот теперь – хорошо! – нахлобучив кервезию девушке на голову, Беторикс довольно потер руки. – Вот теперь – славно. Экий Давид Копперфильд получился. Оливер Твист! У Курского вокзала стою я ма-а-алодой, поада-айте, Христа ради, червонец за-а-ала-атой.
Внезапно пришедшую на ум песенку молодой человек пропел, естественно, по-русски. Что отнюдь не вызвало удивления у жрицы – она давно знала, что Беторикс – чужак. Только очень-очень хороший чужак, куда лучше многих своих… правда-правда!
Виталий лично проводил Литу до перекидного мостика через глубокий ров, не под руку, конечно, проводил – шагал в отдалении, незаметно. И также лично убедился, что переодевание свое дело сделало – никто к «убогому сорванцу» не вязался, а проходившие мимо женщины с большими, полные всякой снеди, корзинами, плетенными из старого лыка, даже опасливо ускоряли шаг да постоянно оглядывались. Ышш, шантрапа! Как бы што не украл! С этакого-то оборванца станется.
Лита и в крепость проникла точно так же – правда, один из воротных стражей все же хотел шугануть оборвыша, да махнул рукой – пес с ним. Пущай побирается, беднякам да нищим тоже как-то жить надо.
Убедившись, что девчонка дошла куда надо, молодой человек поспешно вернулся обратно на постоялый двор, где и принялся ждать. А ждать да догонять, как известно – хуже нет! Вот и Виталий маялся, ходил по двору из угла в угол, потом ушел все на тот же луг, завалился в траву, гадая – правильно ли поступил? Не зря ли послал Литу? С другой стороны, а кого ему еще было послать? Более преданного, и даже, наверное, можно уже сказать – родного – человечка у Беторикса сейчас не было. Вообще никого не было, кроме Литы. В конце концов, эта несколько взбалмошная девчонка сама за ним увязалась, да Виталий ее и берег как мог. Ладно, черт с ней, если мало что узнает – вернулась бы по-хорошему обратно. Нет, лучше бы хоть что-то вызнала – не зря б тогда посылал, волновался. А так…
Виталий уже и посидел, и повалялся, и даже, сорвав ромашку, принялся было гадать – «придет – не придет», да испугался сглазить – бросил. Должна, должна вернуться – не столь уж и сложное задание. Шушеру разную мелкую порасспросить – экое дело.
А солнце-то уже на полдень… а вот и к вечеру поклонилось, скоро смеркаться начнет… Не увидеть бы девчушкину голову в общей куче! Головы… отрубленные головы. Это что же у галлов за страсть такая?! Жуткая первобытная страсть, да и сами они первобытны – род, племя – вот это главное. А вот у римлян уже сейчас – иначе. Там и личность, и патрия – Отечество! Отечество! А тут… одни родо-племенные разборки!
Виталий невольно прикрыл глаза, представив, каким цветущим краем была Римская Галлия! Каким она стала бы, если б тогда, при Алезии, победил Цезарь. Как, в общем-то, и было бы, не вмешайся некий господин Замятин. Как и должно быть на самом деле. Ведь в настоящей истории победили римляне, Верцингеторикс был пленен и вскоре казнен в Риме. Друидов прижали к ногтю, знать, а за ней и простолюдины постепенно романизировались, и все зажили, в общем-то, не так уж и плохо, особенно после знаменитого эдикта Каракаллы, дарующего всем жителям провинций права римских граждан. Конечно, идеализировать не надо, все было – и эксплуатация никуда не делась, и классовая борьба – движение багаудов достаточно вспомнить. Но ведь все это и в Риме было, а в провинциях стало – как в Риме. Быть частью великой империи, находиться под стражей ее законов, ее солдат – это и есть то, что вот сейчас уже так нужно было здесь, в Галлии, многим. Тому же незадачливому убийце Мердою и его семье. Даже Вириду и Катуманду.
И это ведь он, Виталий Замятин, своими собственными руками устроил… можно сказать – задержал развитие Галлии! По настойчивой просьбе некоего господина Васюкина, которому это зачем-то надо. Зачем? Социальный эксперимент решил провести, эмпирик хренов! А еще интересно, все то, что получилось, это вот страшненькое галльское общество – с человеческими жертвоприношениями, культом мертвых голов и – самое главное – с гнусным олигархическим мироустройством и кулачным правом.
Алезия, Алезия… найти бы тебя побыстрей, а уж потом… потом разбираться со всем прочим.
Пока молодой человек размышлял, уже стало смеркаться, небо поблекло и начинало становиться лиловым. Загорелись первые звезды, и молодой месяц закачался над старым платаном, словно бы говоря – пора ей вернуться, пора бы!
Покинув луг, Беторикс, не сворачивая к постоялому двору, зашагал по аллее, помахал едущим мимо возам. Возчики отозвались, дружелюбно улыбаясь. Славные люди, славные…
Одиноко бредущую фигурку он заметил еще издали – как раз на фоне заката. Черная, маленькая, в смешной шапке… Лита? Или какой-нибудь пастушонок?
Не на шутку волнуясь – не робот все же – Виталий быстро зашагал навстречу… Действительно – пастушонок. Шапка-то не та! Та была из козьей шкуры – кервезия – а эта круглая, кожаная…
– Не меня ль ты встречаешь, мой господин?
Господи! Что это? Не показалось?
– Лита? Клянусь всеми богами, я тебя не узнал!
Не скрывая радости, молодой человек обнял девчонку, похлопал по плечу… и даже от избытка чувств поцеловал в лоб.
– Ах, мой господин… Лучше б ты поцеловал меня в губы. Я б и сама… да не решаюсь.
– Правильно делаешь, что не решаешься. Мала еще! Да и вообще, ты мне – как младшая сестра. Глаз да глаз – присмотр всегда нужен.
Они так и пошли по дороге – вернувшаяся наконец Лита и ее молодой господин.
– О, благороднейший господин мой, давай присядем там, между липами, – повернув голову, негромко предложила девушка. – Там я тебе все и расскажу, а ты уж решишь – зря или не зря сходила.
