Флот решает всё (СИ) - Борис Борисович Батыршин
Султан — вернее сказать, племенной вождь, потому как что это за султан без наложниц, евнухов, визирей с белоснежных чалмах и мраморного дворца в окружении пальм и минаретов? — — встречал русский караван на границе своих владений, отстоящих вёрст на пять от древних стен Сагалло. Высокий, с огромной копной курчавых волос, окружённый воинами, с ног до головы увешанными кинжалами, выпуклыми щитами из шкуры носорога, длинными арабскими ружьями с прихотливо изогнутыми ложами, украшенными перламутром и мелким жемчугом, и тонкими копьями с широкими листовидными наконечниками, он изо всех сил старался произвести на белых гостей впечатление грозного владыки.
Ашинов, увидев его, спешился и пошёл навстречу, раскинув руки для объятий; «султан» ответил тем же, дополнив приветствие ослепительно-белозубой улыбкой. Матвей наблюдал за этой трогательной сценой братания наций со стороны, и его поразило удивительное сходство абиссинского вождя с поэтом Пушкиным — то же узкое лицо с характерным профилем и слегка вывернутыми губами, пышные бакенбарды и отсутствие всякого признака бороды. Впоследствии поселенцы так и звали «султана» — «Пушкин», что чрезвычайно тому льстило, поскольку он усматривал в этом сходство с другими пушками — чугунными, на изъеденных временем дубовых лафетах, коих в старой крепости нашлось аж две штуки.
Пора было обустраиваться, и обустраиваться надолго. К счастью, сама крепость Сагалло сохранилась вполне сносно, хоть и была давно уже брошена прежними своими хозяевами. Поселенцев на первое время разместили в палатках, разбитых в крепостном дворе; из трюмов «Беатриче» стали извлекать грузы и на шлюпках и наскоро сколоченных плотах переправлять на берег. Среди прочего, там имелось некоторое количество строительного леса, брёвен, балок и досок, а так же гвоздей, скоб и прочего, потребного в этом деле. Их тотчас пустили в ход, однако, большинство переселенцев стали ладить себе хижины на местный манер — глинобитные, покрывая сплетённые из веток и тростника решётки густым слоем глины, смешанной с навозом. На жарком абиссинском солнце этот незамысловатый материал быстро высыхал, и оставалось лишь жалеть об отсутствии извести для побелки стен — тогда вышли бы точь-в-точь малороссийские мазанки, разве что, крытые вместо соломы связками тростника и пальмовыми листьями.
Ашинов в сопровождении Остелецкого осмотрел стены с бойницами, высохший ров, крепостные ворота, и вынес вердикт, что после небольшого ремонта эта фортификация способна остановить хотя бы первый натиск врага. Остелецкий с его выводом согласился, добавив, что это лишь в том случае, если у нападающих не будет пушек — перед артиллерийским же огнём, хотя бы из древних, стреляющих каменными ядрами орудий (таких, как уже было сказано, в крепости нашлось два, и вдобавок к ним десятка три каменных грубо обтёсанных ядер) эти укрепления не смогут устоять и часа.
Посреди мощёного каменными, изъеденными временем плитами двора красовался колодец. Митяй по примеру Остелецкого и Ашинова заглянул в него, и из чёрной глубины на гимназиста пахнуло сыростью и запахом тины — ура, вода есть, значит, в крепости можно жить, и даже выдержать при нужде осаду!
Внутри крепости, к одной из стен была пристроена казарма, сложенная из булыжников на глиняном растворе; её-то и принялись приводить в порядок в первую очередь, пустив на это привезённые из России стройматериалы. В казарме разместились «вольный атаман» с супругой, представители православной миссии, а так же часть «чистых» поселенцев — в первую очередь тех, что везли с собой семьи. Ашинов и Остелецкому предложил занять часть казармы для себя и «рекрутов». Штабс-капитан, однако, отказался — он велел унтеру Осадчему отгородить жердями угол крепостного двора за коновязями, поставить там палатки — для себя, для рекрутов, для своей вооружённой свиты, и ещё одну, самую просторную, под склад. После чего общими силами переправить туда весь багаж и обустраиваться, не забыв выставить часового — народ, напомнил он, среди поселенцев разный, и воровством давно никого не удивляет…
День прошёл в хлопотах по обустройству на новом месте. Архимандрит Паисий, возглавлявший миссию, в первую очередь позаботился о делах духовных — на плоской крыше казармы поставили походную церковь в виде обыкновенной армейской палатки-шатра, увенчав её простым деревянным крестом, и уже на следующий день вечеру архимандрит отслужил там литургию, затем благодарственное молебствие, провозгласив многие лета императору и «вольному атаману». Затем Ашинов поднялся на стену, водрузил на единственной уцелевшей башне свой флаг и произнёс, обращаясь к заполнившим крепостной двор поселенцам:
— Братцы православные! Отныне эта земля на пятьдесят вёрст вширь и на сто верст вглубь — наша русская земля!
— Отныне и вовеки веков, аминь! — провозгласил Паисий; поселенцы ответили троекратным «ура», и на этом «новоселье» завершилось. Впереди были трудовые будни — здесь, в первом российском поселении на Чёрном континенте.
V
Восточная Африка,
Залив Таджура,
Порт Обок.
Неприятности крейсера второго ранга «Вольта» никак не желали заканчиваться. При переходе с Цейлона, из британского порта Коломбо, где удалось кое-как исправить повреждения, Коломбо погнутая ударами штормовых волн лопасть гребного винта, наконец, не выдержала — оторвалась и пошла мерять многотысячефутовую глубину Индийского океана. Так что дальнейший путь крейсеру пришлось проделать на парусах; погода не уставала подкидывать пакостные сюрпризы — на сей раз это оказалась сплошная полоса штилей, через которые усталый крейсер полз больше двух недель. И лишь у входа в Аденский залив ситуация, наконец, изменилась: с оста задул устойчивый трёхбалльный ветерок, который быстро донёс измученный крейсер до берегов залива Таджура, и не прошло и трёх суток, как вперёдсмотрящие на марсах увидели сначала маяк на высокой скале у входа в бухту, а потом и полощущийся над крепостной стеной трёхцветный флаг Третьей Республики.
Территория, на которой располагалась крепость и порт Обок спокон веку была спорное — ещё в шестнадцатом веке здесь полыхали войны между португальцами и христианками-абиссинцами с одной стороны и турками и мусульманскими племенами — с другой. Со временем на смену господству португальцев пришло арабское владычество; коренное население сохраняло дедовский, кочевой образ жизни, пришельцы же занимались торговлей, сохраняя за собой и властные, административные функции.
Это продолжалось до двадцатых годов нынешнего, девятнадцатого века, когда на этот регион обратила внимания Франция. В 1862-м году французы заключили соглашение с султаном Адала; по нему под их власть перешли территории, населённые афарами, включая удобную якорную стоянку на побережье, из-за которой, собственно, и городился весь сыр-бор. В течение нескольких были построены порт и крепость; город Обок рос — правда, куда медленнее, чем это могло бы происходить, если бы метрополия уделяла ему чуточку больше внимания. Но, увы, Франции, периодически сотрясаемой мятежами и войнами, было не до нового заморского владения. В Обоке привычно стояла старенькая канонерская лодка с деревянным корпусом и огромными гребными колёсами по бортам; торговля с местными племенами шла ни шатко ни валко, и уже начались разговоры о создании каторжного поселения, по образцу южноамериканской Кайенны.
Однако ни каторжники, ни политические ссыльные,
