Особое задание - Евгений Васильевич Шалашов
Пока молодежь украшала столицу, мы тоже готовилась к празднованию, только по-своему. Мероприятия планировались грандиозные, надо было обеспечивать безопасность. Если не учитывать потенциальных террористов-контрреволюционеров, то всегда найдутся пьяные дураки, пожелавшие «отпраздновать» на свой лад — хоть похабными частушками, хоть бутылками или камнями. Разбирайся потом в мотивах. Вон, на площади Революции уже успели испортить скульптурную композицию «Красный клин», символизирующую победу Красной армии над белыми, испачкав ее матерными надписями.
К счастью, основная нагрузка легла на милицию и на солдат гарнизона, а мы так, «замешавшиеся в толпе».
Еще мы учились. Изучали историю российской контрразведки, которую нам читал товарищ Сагадеев. Он, кстати, и на самом деле в прошлом был полковником Генерального штаба. Еще нас учили конспирации, умению пользоваться гримом и париками, накладными бородами, а также скрытности и осторожности. На самом-то деле, если спецслужба всерьез начинает тебя пасти, не поможет ничего. Это я по своему прежнему опыту знаю. Среди обывателей ходят легенды, что госбезопасность можно обмануть, спустившись в метро, замешаться в людском потоке, вывернуть черное пальто с красной подкладкой наружу, попрыгать с одного поезда на другой. Конечно можно! Прыгайте, бегайте, оно для здоровья полезно. Если шпиён заметил за собой слежку, это лишь означает, что ему позволили ее заметить. И на машине с дипломатическими номерами от слежки можно уйти. Можно, кто спорит? Зачем нам за вами следить, пугать, чтобы вы, не дай бог, отменяли встречи? Нам же интересно послушать, с кем и о чем будет вести беседу ваш разведчик, работающий под прикрытием.
Из гостиницы меня не гнали. Видимо, пока еще не вступили в силу правила, запрещавшие посторонним находиться в чужих номерах до двадцати трех ноль-ноль или Дом Советов — это не совсем гостиница? Наверное, не совсем, потому что ресторан оказывался постоянно закрытым, так как там вечно кто-нибудь заседал — не то ВЦИК, не то еще кто-нибудь. Тоже странно, потому что из охраны там имелся один солдат с винтовкой, и при желании можно было уничтожить весь исполнительный комитет, включая товарища Свердлова — второе лицо нашего государства. Я как-то не выдержал, сказал Кедрову, но тот лишь пожал плечами — мол, члены ВЦИК о том знают, от дополнительной охраны они отказались. Да и жильцы Дома Советов все поголовно имеют оружие и, если что, на помощь придут.
Полина тоже получила в ЦК РКСМ свое «оружие» — «велодог» и десять патронов. М-да. Помнится, старый патологоанатом рассказывал об убийстве из этого револьвера, но я сомневаюсь, что это правда. Впрочем, чтобы пошуметь, напугать кого-нибудь, девчонке хватит. Главное, чтобы сама себе что-то не отстрелила.
Кроме всего прочего, комсомольцам приходилось приглядывать за буржуями, мобилизованными для уборки мусора, но те ни хрена не умели.
— Вот ты представь, Вова, берет такая фифа метлу, а потом начинает ею махать — весь мусор по сторонам летит! Хорошо, что сыро, октябрь — ну, по-новому ноябрь, а то бы вся пыль столбом! Так бы вот взяла и убила! Приходится учить, чтобы в одну сторону подметала. Как эти фифы жить-то теперь станут, коли прислуги нет? Вон, ту актрисулю вспоминаю, у которой я в горничных была — помнишь? — та тоже ни завтрак сготовить, ни пол помыть не умела!
Похоже, Полинка жалела бывших буржуев, оставшихся без прислуги. Ничего, научатся. И полы станут мыть, и обеды готовить. А попозже еще и лес научатся валить на благо молодого государства.
Делегатам съезда, остававшимся для украшения столицы, выдали по сто рублей и паек — шикарный, надо сказать: отрез темно-синего сукна, четыре фунта черного и один фунт белого хлеба, две банки рыбных шпрот, фунт масла и фунт сахара. Мой паек был скромнее — фунт хлеба на день и две сушеные воблы. Но рыбка Полине очень понравилась. Лопала так, что за ушами пищало, я даже забеспокоился — не случилось ли что, но вроде рано...
Деньги моя барышня профукала в первый же вечер, прикупив себе белую блузку и галстук-бабочку черного цвета.
— А как увязывается революционная молодежь и буржуазные нравы, выраженные в приобретении ненужных тряпок? — сказал я, увидев обновки.
— А революционная молодежь считает, что нужно одевать на себя то, что ей нравится, а не то, что предписывает буржуазная мораль! — хихикнула Полинка, показав мне язык. — Так, кстати, товарищ Аглая сказала, мне понравилось.
— Надевать, — автоматически поправил я девушку, а потом спохватился: — Аглая?
Вот уж чего мне не хватало, так это дружбы Полинки с сексуально раскрепощенной особой! Я же сам и посоветовал начальству отправить ее в глубинку, туда, где от нее меньше опасности.
— Так Аглая руководитель ячейки социалистической молодежи в Парфеновской волости, участник губернского съезда молодежи, — пояснила Полина.
—А что там за молодежь? — удивился я. — Там же трудовая коммуна.
— Там же не только монашки в коммуне, там еще и село, а вокруг деревни, парней и девчонок много. Ну, девушки в союз молодежи вступать боятся, а парни вступают. Аглая с людьми работать умеет!
Представив, как товарищ Аглая привлекает молодежь в ряды РКСМ, мне стало смешно.
— Ее еще бабы не били?
— Как не били! — захохотала Полина. — Два раза за волосы драли, один раз штаны сняли, да с голой жопой по деревне гоняли. Она даже в губчека обращалась, к товарищу Есину, тот пообещал разобраться, но так и не стал. А товарищ Пургаль просил убрать ее куда-нибудь подальше, потому что коммунарки на работу идти боятся, сидят по кельям и молятся. Иван Васильевич Тимохин только ржет, да говорит, что с кадрами надо работать! Пургаль просил Степана Телегина, чтобы тот ее в Москву взял, на съезд. Мол, может в столице останется? Но губсъезд ее не избрал!
