Время перемен - Евгений Васильевич Шалашов
– Ситуацию разрулить? – ошарашенно переспросила меня слуховая трубка.
Вот ведь, опять меня занесло!
– То есть, когда разберетесь? – поправился я, облекая мысль в более привычную форму слов.
– Товарищ Аксенов, честное слово, рук не хватает, – обреченно отозвался Семенов. – Я помню, что в Череповецкой губернии есть фильтрационные лагеря, но отправить туда некого. У меня почти все люди… Ну, понимаете, где они…
Понял, не дурак. Скоро начнется война с финнами и все чекисты, образно говоря, в «поле». И армейским особистам помогать надо, и в городах усилить несение службы. И молодец, что не стал взваливать вину на предшественников – мол, я в Петрочека всего пару месяцев, не успел во все дела вникнуть.
– Тогда скажите, если я на месте со всем разберусь, возражать не станете? – поинтересовался я.
– Так там же… сколько там человек?
– Говорят, три тысячи.
– И что, всех трех тысяч…? – дрогнул голос Семенова.
– Так что поделать, придется. Кормить-то их все равно нечем.
– Тогда да, не возражаю. Если… ответственность разделю вместе с вами.
Кажется, товарищ Семенов из Петрочека понял выражение «разберусь» своеобразно. Впрочем, мне-то какая разница, как он понял. Но все равно, не побоялся об ответственности заговорить.
Повернувшись к прислушивающимся к разговору Есину и Тимохину, сказал:
– Значит так, Patres conscripti. У нас есть три тысячи человек, которых нужно опросить, записать их данные и профильтровать, но нет специальных людей, которые этим обязаны заниматься. Правильно?
– Ага, – кивнул Тимохин, а Харитон Николаевич озадаченно спросил: – Владимир Иванович, а что такое «патрес конскрипти»?
– Это Владимир Иванович нам свою образованность показывает, – усмехнулся Тимохин, закончивший, как и я, учительскую семинарию. – А означает это – отцы отечества.
– Вот-вот… А раз у нас все так сложно, то мы объявим коммунистический субботник, – весело пояснил я.
– Почему субботник? – озадаченно протянул Есин.
– Ну, можно и не субботник, без разницы. Тем более, что не суббота для человека, а человек для субботы.
– Эх, образованный ты наш, – засмеялся Тимохин. – Ты уж тогда Писание правильно толкуй, потому что там сказано: «Суббота для человека, а не человек для субботы».
Глава десятая. Встреча с тетушкой
Надо бы посетовать на своего бывшего начальника – мол, товарищ Есин, старый большевик, ходивший на баррикады еще в Первую революцию, не проявил должной твердости, приняв из Петрочека этакое бремя забот – три тысячи задержанных. Но ведь и Николая Харитоновича понять можно. Что такое Череповецкая губерния по сравнению с Петроградской, хотя, чисто формально, у них равный статус? Да вся наша губерния раза в четыре меньше одного Питера. И как отказать коллегам, если «колыбель революции» сама постоянно оказывает помощь захолустному Череповцу? Возможно, свой отпечаток накладывает и субъективный фактор. Есин в восемнадцатом году был прислан к нам из Питера, и он до сих пор воспринимает все просьбы из города на Неве, как приказы, требующие безоговорочного выполнения. Тем более, нелепо упрекать старика (м-да, занесло – Есину едва ли пятьдесят лет, мой ровесник) в том, что он не организовал агентуру, не наладил внутрикамерные разработки в фильтрационных лагерях, и все прочее. Работает добросовестно, как умеет. Как тут до сих пор восстания-то не произошло, при таком отношении?
«Субботник», как с моей легкой руки назвали массированную фильтрацию трех тысяч арестантов (или задержанных, кому как нравится), требовал некоторой подготовки. Во-первых, следовало мобилизовать народ, задействовав для этого всех коммунистов, а еще советских чиновников и провести краткий инструктаж. Во-вторых, нужно подготовить опросники, чтобы не терять время.
Первым вопросом озаботили партийную организацию губернии, в кратчайшие сроки привлекшую к нашему делу аж двести человек. Руководить поставили череповецких чекистов, с которыми я провел краткую беседу. Опросники тоже пришлось делать мне. Сложного ничего нет. Получилось не так и много – три странички, теперь их осталось размножить и раздать. Думал, придется задействовать машинисток, но нашлось более простое решение – Тимохин сделал заказ в типографию, и к концу дня у нас уже имелось здоровенная пачка анкет, пахнувшая свежей краской, со стандартными вопросами – где и когда родился, социальное положение, где был во время переворота, как оказался в рядах неприятельской армии, ну и так далее.
Работа пойдет по конвейеру. На первом этапе участвуют коммунисты и активная молодежь Череповецкой губернии. Их задача пропустить сквозь сито вопросов всех содержавшихся в лагере задержанных, выявляя рядовых солдат и случайных лиц, из числа штатских, задержанных в Петрограде. С этими поступать просто – опросить, записать данные и отпустить. Если при себе имеются хоть какие-то документы, подтверждающие личность – идеально. Не исключено, что кто-то имеет «липы», но все равно, по месту жительства гражданина, прошедшего фильтрацию, будет отправлено сообщение. Параллельно выявляются офицеры, выразившие желание служить в Красной армии. Этих передать в распоряжение губвоенкомата, пусть ставят на довольствие и отправляют на фронт. Война с поляками пока не закончилась, на финской границе напряженность, профессиональные военные нужны.
По моему разумению, в «сите» должны остаться старшие офицеры и те лица, что покажутся подозрительными. Вот этих мы пока никуда не отпустим, а оставим в распоряжении особого отдела губчека. Возможно, если у меня появится время, то с кем-то побеседую лично. В самой же массовой фильтрации я принимать участие не собирался. Нет у меня такого приказа, даже то, чем я сейчас занимаюсь – чистейшая самодеятельность. А что я товарищу Ленину скажу? Умолчать, что влез в дело, вроде бы, меня не касающееся, не сумею. А ведь в данной ситуации я должен всего лишь написать рапорт на имя Председателя ВЧК о волокитстве и крючкотворстве Петрочека. Разумеется, будут разборки, вызовы на коллегию, кое-кто полетит с должности (не исключено, что и Есин), а вот что дальше? Разумеется, отыщут людей для проведения фильтрации, организуют и мобилизуют. Вопрос – когда? Петрозаводская губерния уже на военном положении, не исключено, что и Череповецкую поставят под ружье.
