Второй шанс 6 (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

Ну, блин, попал я в рассадник «демократии». Нет, молчать не буду! Тем более сто процентов на этом сборище присутствует стукач, который своевременно доложит куда надо: и то, кто присутствовал, и кто и что говорил.

– А вам не кажется, уважаемый, что вы бессовестно лжёте?

В бильярдной установилась гробовая тишина, и взоры присутствующих синхронно обратились в мою сторону.

– В смысле «лжёте»?

– Вы так ответственно заявляете, что совершенно неслучайно советские люди, и особенно советские политические деятели, испытывали искреннюю симпатию к ультраправому политику Адольфу Гитлеру… Вы случайно в Москве в Коломенском не были?

– Почему именно в Коломенском?

– Дубы там, дядя, знатные. По ходу на самый высокий ты забрался и со всей дури оттуда рухнул.

Снова повисла предгрозовая тишина, которую нарушил голос Гранина:

– Молодой человек! А вы не много на себя берёте такими заявлениями, оскорбляя нашего товарища?

– Не …Не много! Это я ещё вежливо. Если будут вопросы – ради бога! Выйдем, пообщаемся. На всякий случай предупреждаю, что кроме того, что я писатель, я ещё победитель юниорского чемпионата мира по боксу. Ну так как, господа демократы, что предлагаете? Чтобы власть с вами поделилась, простите за каламбур, властью? А что вы умеете кроме того, как в кулуарах чесать языком, занимаясь словоблудием? Многопартийности захотели? Гласности? Что бы ваш идол Солженицын «открыл глаза» всему народу, под пятой какого монстра мы все 63 года жили? Про пятьсотмильонов невинно расстрелянных, про кровавую гэбню? Что вы хотите сделать из страны? Сырьевой придаток западных стран? Рыночную экономику хотите? А вы хоть на грамм понимаете, что это такое? Или вам ваши западные друзья наконсультируют? Хотите приватизации промышленности? А вы знаете как проводить эту приватизацию? Простите, но у меня такое чувство, что вы хотите развала великой страны!

Я поднялся и обвёл взглядом присутствующих. В глазах некоторых застыло непонимание того, что здесь происходит. Ну ещё бы, взялся невесть откуда этот юный выскочка и оскорбляет в лучших чувствах заслуженных литераторов.

– Здесь кроме меня есть ещё прозаик, пишущий в жанре фантастики. И вот мне почему-то кажется, что даже в самых мрачных своих фантазиях он не сможет себе представить, что получится со страной, если не дай бог к власти придут такие… мягко говоря, люди, как вы. Не нравится наша страна? Не нравятся те реформы, которые начались в нашем государстве? Валите к чёртовой матери из СССР на свой любимый Запад и выносите мозг вашим будущим работодателям. А тебе, сволочь, которая тут со знанием дела про отношение к Гитлеру вякнула, я гарантирую, что из Союза писателей ты пробкой вылетишь быстрее своего поросячьего визга!

Молчат, смотрят на меня, набычившись, особенно Герман, в глазах которого, помимо всего прочего, замечаю тревогу.

– А уж вам ли, Алексей Юрьевич, обвинять Советскую власть, от которой вы имеете неплохие преференции? Живёте в отдельной квартире со служанкой, кухаркой, имеете личный автомобиль с личным шофёром и дачу в Комарово, и делаете в своей жизни только то, что сами хотите делать. Получаете еженедельно продовольственный и промтоварные пайки из Ленинградского спецраспределителя, бесплатно катаетесь на южные курорты, в Дома отдыха и санатории не только отдыхать или лечиться, но и просто так, «балдежно», творчески пожить. То есть, власть обеспечивает вас всем необходимым для жизни, для работы, для творчества, для отдыха и лечения. А вы кроме «Проверки на дорогах», которая до сих пор пылится на полках, ничего толком и не сняли. Да и не снимете.

Биографию Германа-старшего я в своём будущем почитывал, так что знал, о чём говорю. Ну что, разве фильм «Хрусталёв, машину!» является шедевром? Или «Трудно быть богом», который он снимал десятилетия и так толком и не доснял? И про то, что он и его семья с удовольствием пользовались плюшками от советской власти, тоже читал.

– Ну и напоследок, чтобы была понятна моя позиция. Я двумя руками за то, чтобы люди знали правду, какой бы она ни была. Но нельзя, говоря правду, тут же обливать лживыми пасквилями всё то, что великим трудом достиг наш советский народ. Заседайте дальше!

Я медленно, с чувством собственного достоинства, прошёл через бильярдную и громко за собой хлопнул дверью. На душе было мерзко, словно меня только что окунули в чан с дерьмом. Я больше не имел ни малейшего желания оставаться в этом гадюшнике. Поэтому быстро собрался и, ни с кем не прощаясь, вышел в ночь, оставив за спиной Дом отдыха и творчества писателей. Пусть отдыхают и творят, но без меня. Знал бы, куда попаду – хрен бы согласился приехать.

На часах начало восьмого, но стемнело уже часа два как, хорошо ещё тут фонари через каждые полсотни метров. Дальше они уже встречались не так часто. Приходилось щуриться, так как ледяной ветер со стороны Финского залива то и дело кидал в лицо снежную крупу. Я пока не имел ни малейшего представления, как буду отсюда выбираться, просто шёл в сторону Зеленогорского шоссе, в надежде, что может быть, меня подберёт какая-нибудь попутка.

Видно, провидение было на моей стороне. На обочине я не простоял и получаса, как появился «уазик», знаменитая «буханка», следующий как раз в сторону Ленинграда. Немолодой водитель оказался не большим любителем поболтать. Я невольно то и дело косился на пересекающий его правую щёку уродливый шрам, отчего верхнее веко почти полностью закрывало глаз. Видимо, почувствовав мой взгляд, водила криво усмехнулся:

– Что, жутковато смотрится? Когда Берлин брали, осколком мины посекло.

– А в каких войсках воевали?

– Пехота, царица полей. На водителя – это я уже после войны выучился. Повезло, что глаз цел остался, а шкура… Шкура она и есть шкура. Думал, девки любить не будут, ан нет, нашлась одна, и не из последних. Так что почти тридцать лет в любви и согласии, как говорится. Уже дедом успел стать два года как.

Вишь ты, разговорил я его всё-таки немного. Ветеран взятия Берлина высадил меня на Выборгской набережной, когда время подходило к девяти. В гостинице я был меньше чем через час, а ещё час спустя уже сидел в зале ожидания Московского вокзала. Интересно, думал я, меланхолично пережёвывая бабл-гам, Чепуров бросился на мои поиски или махнул рукой? Типа помер Максим – ну и хрен с ним… С другой стороны, он же ждёт от меня помощи в раскрытии жидомасонского заговора, хе-хе, так что моя судьба ему вряд ли безразлична. Ну и пусть побегает, с его весом полезно совершать лишние телодвижения, а я тихой сапой уеду в Москву.

По возвращении меня ждал приятный сюрприз. Оказывается, пока я гостил в Ленинграде, на «Мелодии» напечатали нашу пластинку (действительно, как и говорил Лене, со дня на день), и буквально вчера Инга умудрилась, отстояв очередь в музыкальном отделе «Первомайского», урвать экземпляр. Оказывается, ввиду ажиотажного спроса на новинку выдавали только по штуке на человека. А её подруга из университетской группы, с которой она по телефону сегодня общалась, сказала, что спекулянты у магазина «Мелодия» на Калининском проспекте из-под полы и вовсе толкают этот диск по четвертному. Хм, а что, нормальный бизнес, при отпускной-то цене винила два рубля с копейками.

Я с некоторым благоговением держал в руках пластинку, любуясь обложкой. Дизайн был в обязательном порядке согласован со мной, именно по моей задумке на обложке «Осеннего альбома» изображены вставшие в кружок четверо музыкантов, которые глядели вверх, на расположенную над ними камеру, а у их ног были рассыпаны красно-жёлтые листья. И самое главное – название ансамбля написано латиницей.

– Уже слушала?

– Два раза, – улыбнулась Инга. – Макс, я папе позвонила, он обещал в Пензе попробовать по своим каналам достать пластинку, а если повезёт, сразу несколько штук. Твоим родителям тоже надо будет подарить.

Я тут же позвонил домой, оказывается, мама с батей уже были в курсе, им позвонил Михаил Борисович, и они в этот выходной собирались обойти все пензенские магазины и отделы, где торгуют пластинками, в надежде, что им повезёт. Я со своей стороны тоже пообещал приложить усилия, дабы разжиться в Москве винилом ВИА «GoodOk».