Иван Долгушин - Миссия Артура Саламатина

…Это было, во всяком случае, лучше, чем ничего. Артур рассудил, что даже роль статиста может стать первой ступенью к известности и успеху, а потому вечером, в означенное время, вновь заявился в телецентр.

Теперь Саламатин понял, что утром он видел здесь лишь призрак, тень толпы; настоящая толпа была сейчас. Огромное количество людей всякого рода, возраста и звания шныряло туда — сюда по лестницам и переходам, толклось в длинных коридорах, шумело в офисах, набивалось в лифты.

Если бы на месте Артура был кто — нибудь более сведущий в культурной жизни нынешней России, он, несомненно, узнал бы в толпе немало знаменитостей; но Саламатина интересовала лишь его собственная работа.

С трудом он отыскал нужную студию; там уже собралась массовка, операторы и все прочие.

— Значит, так, — выскочил из угла Соколов, — ничего, некоторым образом, не говорите, сидите, улыбаетесь, извиняюсь за выражение, когда господа Покупник и Компотов закончат спорить, голосуете за Компотова, так сказать.

Тут Александра кто — то позвал, и он, смешно подпрыгивая, поспешил прочь. Из дверей соседнего помещения высунулся молодой человек в чёрном пиджаке:

— Массовку в студию! Скорее, скорее!

Артур и ещё несколько человек прошли в место, уготованное им.

Уготована им была маленькая студия, где амфитеатр сидений спускался к возвышению сцены. Там стояли два микрофона и два кресла; в креслах возлежали длинный мужчина в пиджаке и толстый мужчина в свитере.

Статистов быстро рассадили по местам; включили камеры, и шоу началось. Компотов — тот, что в пиджаке, и Покупник — тот, что в свитере, долго говорили о политике, частью внутренней, но всё больше внешней; потом начали выступать по заранее заготовленному, записанному на бумажках тексту некоторые из зрителей.

…В какой — то момент Комптов выпрыгнул из кресла и закричал:

— Вы позорите Россию своим существованием! Вы поедаете французские сыры!

Зал отозвался аплодисментами.

Артур встал со своего места и медленно пошёл в сторону микрофона для массовки.

— А разве сейчас должна быть речь человека из зала? — спросил Соколов у сценариста.

— Да нет, не должна.

Соколов замахал руками, призывая Артура сесть на место.

Но Артур не обратил на это внимания и запрыгнул на сцену. Через мгновение у него в руках уже был микрофон, который он забрал у ошарашенного ведущего.

— Вам интересно это смотреть? Вам интересно это слушать? Люди, одумайтесь! Эти люди не говорят вам ни правды, ни истины, они просто играют роли! Эти роли не скажут вам ничего дельного! Эти роли просто орут. Крик ничего не изменит. Эти люди не сделали ничего, что бы изменить этот мир, они спрятались за масками политических убеждений! Неужели вы не видите, что они не борются, не сражаются, что они сами не верят в собственные слова, потому что закоснели в безделье и невежестве. Они даже неспособны изменить взгляды друг друга, что уже говорить о России! Одумайтесь!

Глава 3

— Зачем вы устроили это представление? — мягко, но с укоризной выговаривал Арутру Соколов, — хотели открыть всем глаза? Спешу вас разочаровать. Наших зрителей, некоторым образом, не переубедить. Всё, что находится за пределами их понимания, вызывают у них только непонимание и слепую, извиняюсь, ярость. Хорошо, что не прямой эфир, и мы смогли аккуратно вырезать этот фрагмент, а то у вас была бы куча врагов. Как говорит молодёжь, хейтеров.

Артур уставился в пол и не промолвил не слова. Он чувствовал себя довольно глупо.

— Что же мне с вами делать? Знаете, вы мне сразу понравились. Ваша тирада была, так сказать, просто изумительной. Даже жалко, что её никто не услышит. Кстати, есть одна идейка. Не хотите ли вести авторскую программу?

Артур удивлённо посмотрел на Соколова и утвердительно покачал головой.

— Это просто замечательно. Назовём её «Одумайтесь». Как вам?

— Нормально.

— Вот и отлично. Мы берём вас на работу. Осталось сущая формальность — паспорт. — У меня нет паспорта. — Нечего страшного. Начинайте работать, а паспорт принесите, когда восстановите. — Это будет трудно сделать. Я не совсем отсюда. — Ничего страшного, если у вас нет московской прописки. Паспорт можно восстановить и так. — Мне кажется, что у меня никогда не было российского паспорта. — Хватит говорить загадками, откуда вы? — Из Белоруссии, если можно так сказать. — Так идите в посольство. — Я не могу идти в посольство. — Надеюсь, вы не беглый западенец? — Нет. — Так вы за включение Белоруссии в состав России? — Не… — хотел возразить Арутру, но его перебили. — Не переживайте, паспорт мы вам сделаем. Но пожалуйста, не распространяйтесь об этом.

…Ответ от издателя пришёл Юрию тем же вечером, даже раньше, чем вернулся со студии Артур.

«Здравствуйте, Юрий», — писал Укради — Пиво, — «к моему сожалению, ваша книга, представленная, кстати, с опозданием на целый месяц — совсем не то, что требуется нашему издательству. Нашим читателям не нужны такие сложности, не нужны все эти выкрутасы — им нужен простой, банальный сюжет, такой, чтобы хватило на пару дней. И никаких «Белорусских империй»! Такого издевательства никто не потерпит.

Мне очень жаль, но ваш талант явно идёт на убыль, а рабочие качества оставляют желать лучшего. Я надеюсь, что вы сумеете найти себе какое — нибудь боле подходящее занятие, чем писательство; ваша же книга, не в обиду будь сказано, боюсь, совершенно никуда не годится».

Глава 4

…Дом Игоря Аркадьевича Укради — Пива, известного и богатого книгоиздателя, находился на самом краю Москвы, в одном из тех районов, про которые нельзя сказать определённо, город это ещё или уже предместье.

Здесь, над рекой, в соснах, расположилось гетто богатеев и культурной элиты. Сюда не забредали весёлые компании отдыхающих после занятий студентов и шумные кучки подвыпивших рабочих; дворник — узбек и повар — сириец, закончив свою дневную работу, стремились поскорее покинуть эти чуждые места и вернуться в тепло и уют знакомых трущоб.

Тут беседовали об экономике и геополитике не для собственного удовольствия, а по долгу работы; тут утром пили зелёный чай с лучших плантаций Тибета, а вечером коротали время за бокальчиком божоле нуво или стаканом виски девяносто первого. Здесь было прибежище эстетства и безвкусицы, святошества и разврата, милитаризма и пофигизма — всего того, что, зарождаясь в верхах, пускает свои корни вниз, воспламеняет и дурманит людей, разделяет и объединяет, раздражает и убаюкивает, разжигает вражду и приближает тепловую смерть Вселенной.

Пётр Кипарисов поднялся по крутым гранитным ступеням и вошёл в большой, ухоженный коттедж.

Укради — Пиво ещё пять минут назад увидел в окно, как он идёт по узкой кривой улице, месит ногами слякоть, и поспешил в прихожую.

— О, добрый вечер, Пётр Павлович! Долгий же путь вы проделали…

— Ничего страшного, — Кипарисов снял пальто и шляпу, — не так уж и далеко.

— Рад, что заглянули. Могильцов уже тут… проходите в гостиную, садитесь за стол, на диван, как вам удобно.

Молодой психиатр поправил рубашку, отряхнул брюки и прошёл в комнату. Там в плетёном кресле у камина сидел и попивал горячий шоколад доктор Могильцов собственной персоной; на широком дубовом столе стояли хрустальные вазочки с оливье и цезарем, посреди которых возвышались нефритового цвета бутылка и толстобокий прозрачный графин.

— О, вот и Петя, — Могильцов чуть приподнялся в кресле, — что ж, весь совет в сборе…

— Да ну вас с вашими шутками, — Укради — Пиво подошёл к столу и налил себе бокал воды.

Кипарисов присел на диван в углу.

— После зимних каникул жду вас снова на стажировку, — обратился к нему Могильцов, — в лечебнице всё вернулось на круги своя. Вот только теперь охранники в коридорах дежурят.

— И хорошо.

Петру не хотелось вспоминать про тот погром в психбольнице. Сейчас, в уютной зимней Москве, все эти события казались странным бредом, фантастической галлюцинацией вроде тех, какие Кипарисов сам описывал в своих научных работах.

— Ну что ж, господа, — Игорь Аркадьевич отошёл от стола и, отхлебнув немного, поставил бокал на каминную полку, — жизнь — то идёт. У вас вот, доктор, дела в больнице налаживаются, а у меня издательское дело как — то, прямо скажем, вяло…

— Да полно вам, — улыбнулся Могильцов, — хорошо ведь книги расходятся.

— Всё это пыль, пыль… жалкий шлак.

— Да разве сейчас есть что годное? Вот хоть Петю спросите.

— Кстати, — оживился Кипарисов, — Игорь Аркадьевич, а ведь, согласитесь, Точило оказался очень даже неплохим писателем, хоть и водился с тем психованным.