Маркьянов Александр - Сожженые мосты ч.5
— Поручик Лейб-гвардии Польского Гусарского полка Комаровский? — спросил генерал, смотря на него так, как будто он был в чем-то виноват.
— Так точно.
— Извольте следовать за мной.
Пройдя коридором одного из крепостных зданий, они вошли в одну из комнат, где была сложена… военная форма! Самая разная!
— Извольте привести себя в порядок, поручик и подготовиться к аудиенции. Гражданское можете оставить здесь, заберут.
Форма и в самом деле была самая разная — как специально.
— Э… господин генерал, я не вижу тут формы моего полка.
— Господин поручик, не до этикета! — раздраженно сказал генерал — это для офицеров. Прибывающих с передовой в ненадлежащем виде. Извольте выбрать себе форму любого гвардейского полка соответствующую вашему чину и росту. Времени нет совсем.
Поручик молча стоял и смотрел на генерала. Форму чужого полка девать было нельзя и оба они это знали.
— Всесвятой Господь! Если желаете предстать перед господином министров в таком виде — извольте! Приведите себя хоть в какой то порядок, вон там есть щетка и кельнская вода!
Кельнская вода, eau de cologne — то ни одной нормальной марки, приличествующей лейб-гвардейскому офицеру и потомственному дворянину представлено в числе имеющихся не было. Все были как на подбор — с резким и навязчивым запахом, долженствующим заглушить окопную вонь и амбре от спиртного. Потому граф Комаровский решил воспользоваться самым слабым из всех, и то в минимальной степени. Увы, на косметические процедуры за последнее время времени у него не оставалось.
Генерал-фельмаршал, граф Константин Раевский оказался иным, нежели его изображали на портретах — намного старше, с совершенно седыми бакенбардами, с неухоженными, длинными, седыми волосами, находящимися в совершеннейшем беспорядке, он сидел в большой, с голыми каменными сменами комнате, небрежно, по-кавалерийски накинув на плечи мундир и пил горячий чай из большой керамической кружки, которая была у каждого офицера. Перед ним, на биллиардном столе размещалась карта, с одной стороны придавленная как и положено свинцовыми грузиками в форме гробов, а с другой стороны — небрежно положенным на край карты длинноствольным Маузером. Чуть в стороне был еще один стол, с бутылками шампанского Кристалл-Роедер, очень дорогой маркой, которую подавали к столу в Зимнем и которую предпочитали офицеры большинства гвардейских полков, бутылок было ни много ни мало целых семь. У стола сидел усатый, чернявый мужчина средних лет, в штатском.
Будь это в другое время и при других обстоятельствах — граф Ежи чувствовал бы смущенность, растерянность, от того, что его изволил вызвать к себе сам военный министр. Кто он, поручик пусть и лейб-гвардии, с далеко не лучшей репутацией, и кто его пригласил — министр и родственник Государя. Но за прошедшее время он такого навидался… что ему уже было все равно.
— Ваше высокопревосходительство, господин министр, поручик Лейб-гвардии Польского Гусарского полка, граф Ежи Комаровский по вашему приказанию явился! — по полной форме представился он, потому что не знал, как себя вести в присутствии высокой особы, тем более одетым неподобающим образом, не по форме.
Фельдмаршал с шумом втянул из кружки последние остатки чая, потом тяжело поднялся, протопал куда то вглубь комнаты, в темноту — и вернулся с бутылкой "Шустовской", поставил ее прямо поверх карты. Штатский подсуетился, поставил два стакана, потом повинуясь взгляду министра достал еще один. Министр разбулькал драгоценную влагу — себе прямо в кружку, потом по стаканам. Подозвал графа Ежи, третий стакан отставил далеко в сторону, за пределы карты.
Мертвым… Старая традиция, оформилась она в период второй отечественной — собираясь после боя, офицеры и нижние чины всегда наливали на один стакан больше, чем присутствовало людей. Такова война.
Хватили — шустовская всегда пилась довольно тяжело, забористо, не то что смирновка. Хватило по голове мягко, но сильно, слезы навернулись на глаза — министр пил армейскую, шестидесятиградусную. Допив кружку до конца, министр со стуком поставил пустую кружку туда, где кроваво краснела на карте Варшава.
— Бес бы разорвал… — с ненавистью сказал старый министр, глядя то ли на карту, то ли на кружку — ну не живется людям спокойно.
Раевский убрал кружку с карты, и на том месте где она стояла появился прозрачный круг — он примерно соответствовал позициям, на которые должна была выйти русская армия при окружении Варшавы. Штурм города планировался только в самом крайнем случае — рассчитывали уговорить его защитников сдаться.
— Твой отец… — министр всхрапнул отчего-то как лошадь, оперся на стол — твой отец, поручик был не патриотом России. Он был патриотом Польши. Он считал, что единое целое лучше малого куска. Он считал, что порядок лучше рокоша. Он никогда не скрывал своих взглядов, что любит не Россию, а Польшу. Когда Государь, многие лета ему, назначал его командующим… давно это было, он ему так ведь потом в лицо и сказал. Государь в госпитале его навещал… он и сказал: эти раны не за Россию, эти раны — за Польшу.
Стоять у стола с картой, да тем более после кружки шустовской было тяжело и министр прошагал к своему креслу.
— Детали тебе… Дро Аташесович доведет, слушай его. Армия теперь за тебя отвечает, потому как отец твой погиб на боевом посту. Если захочешь в академию поступать… обращайся ко мне, лично рекомендацию дам.
Голова министра начала клониться вправо, почти незаметно, но неотвратимо, штатский поймал взгляд графа Ежи, показал на дверь. Тот понял, вышел, аккуратно закрыл за собой. Через минуту появился и штатский.
— Азард — сверкнул зубами он — хвалю. Габриелян Дро Аташесович, Главное разведывательное управление, начальник разведки армейской группы. С мостом ты хорошо сработал, оч-чень даже хорошо.
— Поручик, граф Ежи Комаровский. Я должен…
— Кордава ждет в пункте боевого управления, тебя бы сразу к нему переправили да господин фельдмаршал повелел немедленно доставить пред очи, как только ты выйдешь к боевым порядкам наших войск. Куришь?
— Нет.
— Тогда у входа меня подожди, я сейчас бумаги возьму и поедем. Выход найдешь?
— Так точно.
Стемнело — совсем, и часть огней в крепости погасили. С Буга веяло живительной, после дневной жары прохладой, о матовое стекло фонаря билась мошкара. Под ногами часовых хрустел щебень.
Генерал Габриелян появился довольно скоро, со стальным чемоданчиком в руке, пристегнутым к запястью толстым тросиком с замком. На глазах у него, несмотря на ночь, были черные очки.
Военная разведка занимала блок модулей в самом центре построения — полевой лагерь был построен по старой схеме пехотного построения "каре". Через каждые несколько метров модули разведчиков стерегла полевая система контроля периметра — столбик, испускающий лазерные лучи, стоит только прервать луч — тревога. Но самое главное ждало графа Ежи внутри одного из модулей. Он вошел туда, мечтая только о том, чтобы побыстрее доложиться и поспать, пробежался глазом по казенной обстановке и…
— Елена? — неверяще спросил он…
Генерал Габриелян, начальник военной контрразведки группировки и полковник Генерального штаба Кордава какое-то время смотрели на влюбленных, потом Дро Аташесович деликатно откашлялся
— Нестор, ты квартиру снял, как положено?
— А как же… — Кордава с ухмылкой протянул ключи — проспект Александра Четвертого, двадцать один — семнадцать, все как по инструкции. Для тайных встреч с агентурой, осведомителями и прочих нужд. На цельный месяц и замки сменил.
Генерал взвесил на руке ключи, потом достал еще одни — от внедорожника, на котором они ехали. Бросил на стол.
— Адрес запомнил, лейб-гвардеец?
— Так точно.
— Тогда дуй туда, джигит — это северо-восточнее крепости, большой проспект. Найдешь. Ничего там не ломать и за собой прибраться. Завтра в девять ноль-ноль чтобы был здесь как штык. Начинаем работать.
— Так точно… спасибо… господин генерал.
— Не за что… — ответил за генерала полковник Кордава — сам таким джигитом был. Кровь горячая… езжай, в общем и времени не теряй.
14 июля 2002 года
Брест, Российская Империя
К девяти ноль-ноль граф Ежи умудрился таки не опоздать. Хотя сделать это было — затруднительно.
Оказалось, старый Бронислав, не раз видевший рокоши и представлявший, что теперь можно ждать при первых же признаках ушел из дома и увел за собой Елену, полагая что ее будут искать. Прикидываясь крестьянином, они пробирались к границе, пока не перешли ее и не наткнулись на русские войска, стоящие лагерем. Там их, как подозрительных, сдали в контрразведку группировки, Елену опросила контрразведка, и это не в последней степени стало одним из аргументов в пользу того, что подозрительный инициативник в Варшаве это и есть граф Ежи Комаровский, по крайней мере Елена опознала его голос. Про то, что Елена уже в Бресте — контрразведка утаивала, потому что молодой граф Комаровский нужен был там, на вражеской территории, и чтобы он ни на что не отвлекался. Потом… как только он вышел в боевые порядки наступающих частей, скрывать смысла уже не было.
