Игра на чужом поле - Дмитрий Валерьевич Иванов
— Если всё же я решусь — у вас или у неё могут быть проблемы? — спросил я, глядя на Харальда поверх пара, поднимающегося над чашкой с чаем.
— Будут. Но все преодолимо. А вот если ты не захочешь… — кронпринц на миг замолчал, внимательно посмотрев на меня, прежде чем продолжить. — Я говорил с моей девочкой. Она очень боится тебя потерять. Ей всего восемнадцать, и мы с Соней до сих пор не понимаем, что творится у дочки в голове. Но знаю одно: если вы разорвете отношения, ей будет очень больно.
Меня будто кольнуло. Харальд опустил взгляд на столик, поправляя на краю тарелки булочку, и заговорил чуть тише:
— Она сказала, что ты ценишь лёгкость ваших отношений…
— А она сама? — перебил я собеседника.
— Она сама ценит то, что нравится тебе. Если ты переедешь к нам, гражданство у тебя будет. Десять лет проживания в нашей стране, и будут выборные права…
— Марта мне тоже очень дорога. Я не хочу её терять. Но и уехать из страны я пока не могу. Вот-вот в Грузии скоро полыхнёт…
Если честно, никаких перспектив для наших отношений в СССР я пока не вижу. Скоро у нас всё полетит вверх тормашками. Окраинные республики будут стремиться к независимости. Межнациональные конфликты вспыхнут с новой силой. Экономика… Это будет кошмар. Прогнозы, мягко говоря, неутешительные.
— Марта сейчас заканчивает гимназию, но уже фактически поступила в Оксфорд, так что жить можно и в Англии, — продолжил кронпринц. — Это хорошо, что ты серьёзно относишься к жизни. Я, признаюсь, ожидал другого… В голове представлял всякое, но вижу — ты здравомыслящий и порядочный парень. Марте повезло с тобой. Так что если вдруг решишь уехать из СССР, мы тебе поможем.
Я хотел ответить, но принц поднял руку, останавливая меня.
— И, хотя это пока секрет для широкой общественности, лето Марта может провести в СССР. Спорт она бросила, а учёба в Англии начнется только в сентябре. Поживите вместе, узнайте, подходите ли вы друг другу.
Не ожидал, но приятно, черт возьми. Честно говоря, рассчитывал на более строгий разговор, а тут… Чувствую, как внутри даже какое-то уважение просыпается. Папан реально мог себе напридумывать обо мне небылиц, а сейчас вижу — повеселел дядя лицом… А что это? Графинчик и две стопочки, скорее всего, из золота? А, не буду отказываться! Киваю головой в знак согласия.
— За то, чтобы вы были счастливы! Жду тебя вечером у нас, — сказал кронпринц, подняв стопку.
— Будем! — поддержал я исконно русским тостом. — Ух! Хороший напиток! Цветочно-цитрусовый аромат и такое гладкое послевкусие.
— Французский. Но в нашей стране очень популярен. «Баче-Габрильсон», — пояснил Харальд и предложил с королевской щедростью: — Подарю тебе дюжину бутылок!
— Не стоит, наверняка на нашей таможне не пропустят, — засмеялся я, представляя, как пришлось бы срочно выпивать все двенадцать бутылок этого дорогущего коньяка прямо на границе.
Впрочем, желающих помочь мне в таком благородном деле наверняка нашлось бы много.
— Действительно! Тогда передам через посольство. Получишь уже в СССР, — нашёл выход… неужели будущий тесть?
Кронпринц с Хоконом уехали, не оставшись на послеобеденную часть заседаний, а вот Марта задержалась и поймала меня у входа в зал.
— Что! Что папа сказал? — возбужденно блестели её серо-голубые глазки.
— Сказал: бить тебя по попе ремнём надо было в детстве! Вазы древние бьёшь! С мальчишками дралась!
— А ты? Что сказал ты?
— Я сказал, что мне и такая хулиганка подойдёт. Ремень ты у меня видела, где твоя попа, я знаю.
— Ииии, — тоненько протянула счастливая Марта, но так тихо, что услышал только я.
— Летом можем пожить вместе! У меня правда не дворец…
— Пох… — осеклась на русском полуслове девушка и, расправив плечи, гордо направилась в зал, не оглядываясь на изумленного меня.
А прикольно! Энергия Марты или всё-таки эффект от золотистого французского коньяка, но настроение у меня было на редкость добродушное. Однако это состояние длилось ровно до того момента, как я попытался тихонько улизнуть из дворца, пропустив «торжественный ужин». Машина Марты, как было условлено, ждала где-то неподалёку, и я уже предвкушал удовольствие от общения с подругой. Но не тут-то было. Перед дворцом по-прежнему толпился народ. Охрана, гости, толпы зевак и… вездесущие журналисты. Ну куда же без них?
— Мсье, французский журнал «Чарли Хебдо». Парле франсе?
— Инглиш, дойч, — улыбнулся я симпатичной девушке, которая представляла журнал, известный мне по будущему.
Да, хамоватый местами, но иногда затрагивающий важные темы. И имеющий, кстати, приличный тираж.
— Вы, я вижу, веселый и довольный жизнью, а вот ваш бывший соперник Торстен Шмитц скоро будет кормить червей… — с азартом, приправленным нахальной улыбкой, начала она, глядя мне в глаза.
Вот только её взгляд наткнулся на мой, бесстыже изучающий её фигурку. Ладная девочка, ничего не скажешь.
— Стоп, мадам, — оборвал я её. — Во-первых, Торстен жив и здоров. Во-вторых, если вы так шутите в своём журнале, то здесь этого делать не стоит.
Журналистка чуть растерялась, но быстро взяла себя в руки, явно собираясь переформулировать вопрос.
— Привет, друг! — неожиданно раздался бодрый голос за спиной, и Торстен, приобняв меня за плечо, стал с явным интересом осматривать то же, что и я.
А поглядеть действительно было на что. Ветер играл с короткой юбкой девушки, открывая взору её бесконечно длинные, идеально стройные ноги. И время от времени, словно нарочно, лёгкая ткань поднималась чуть выше дозволенного, давая мельком заметить крохотные красные трусики.
— Вот оторва! — пробормотал я себе под нос, пытаясь понять, кто тут больше провокатор — она или ветер.
— А? — переспросил меня Торстен, и по его довольной физиономии было ясно: ему такие зрелища по душе.
— А тебя уже выписали из… — я чуть не сказал «сумасшедшего дома», но вовремя прикусил язык. — Из больницы? Кстати, знакомьтесь, — я нарочито широко улыбнулся к журналистке, — это ваш «мертвец».
— А… что мне сделается! Здоров я уже. Слабоват у тебя удар оказался! — усмехнулся немец и добавил по-русски: — Меня с нашего посольства выдернули сюда. Попросили
