Росток - Михаил Алексеевич Ланцов
Одновременно удалось пространство между корпусами превратить в импровизированную палубу. В теории на нее даже лошадь или корову стало можно загнать для переправки или не слишком далекой перевозки водой. Ну и так — навалить разных товаров или людей рассадить.
Скорость упала.
Поэтому, импровизируя, Беромир поставил на мачту еще один парус, уже спереди — стаксель. И теперь мучался — учась пользоваться всей этой конструкцией.
На довольно узкой реке Сож такой лодке было тесно. Не разогнаться из-за изгибов русла, не лихо развернуться. Поэтому он уходил подальше — туда, где река становилась более удобной для такого рода опытов.
Вот и сейчас — удалился.
Далеко.
На час или даже полтора хода.
Проскочил мимо нескольких поселений, что были ниже по течению. И найдя относительно ровный участок, постарался разогнаться как можно сильнее.
Стало страшно.
Очень страшно.
Все скрипело и стонало от нагрузки. Более того, казалось, что попадись сейчас какая-нибудь отмель или того хуже — коряга — катамаран просто разлетится от удара на куски.
Не факт, конечно. Особенно на мели. Дубовые рейки по днищу обоих корпусов он уже пустил. Чтобы защититься от таких ударов и зимой в качестве буера применять. Но страх оставался. Тем более что основания для него имелись. Какой-нибудь топляк встретится — и все. От него та рейка не защитит.
Но все одно — лихо шли, радостно.
Вон — у ребят такие взгляды!
Да и обитатели поселений выходили посмотреть на то, как парусный катамаран мимо них проносится. Люди и ранее видели парусный корабль, на котором приходил ромейский гость торговый. Но тот особой скорости не развивал. Так — шел вразвалочку. Тут же — натурально летел…
Долго ли, коротко ли, но первый заход завершился.
На катамаране прибрали парус и на веслах подошли к мостку. Накинули петли на бобины выступающих столбиков, швартуясь.
Беромир вылез на настил.
Потянулся.
И замер, приметив нового человека под навесом. Причем в довольно странной кампании.
Необычно по местным меркам одетая женщина была окружена пятью учениками, вооруженными копьями и топорами. Там же находилась Мила.
— Это еще кто такой? — удивился ведун.
И оставив завершать возню возле плавсредства ученикам, направился туда — к этой явно нежелательной гостье. Заодно поправив топор на своем поясе.
— Это чего в моей камере происходит? — поинтересовался он по-русски, входя под навес.
Незнакомка вздрогнула.
Остальные словно бы выдохнули. Для них этот язык был чем-то сакральным. Они на нем воспринимали почти все либо чародейством каким-то, либо заговором, либо проклятием, либо еще чем-то подобным. Что в текущей ситуации принесло им определенное облегчение.
Женщина эта медленно повернулась и уставилась на ведуна.
Мила же коротко пояснила, скривившись:
— Вилте явилась.
— Такие люди и без охраны? — шутливо поинтересовался Беромир уже на местном языке.
— Мне сказали, что ты проклял меня.
— Твою душу.
— А я прокляла твою.
— Это не важно.
— И что позволяет тебе так думать?
— Кард-бланш.
Вилте промолчала.
Ни одна мышца на ее лице не дрогнула. Даже дыхание не сбилось. Лишь бровь немного выгнулась, давая понять, что слово ей требуется «пояснительная бригада».
— У меня есть миссия. Перун следит за каждым моим шагом, защищая. Оттого проклятия на меня не действуют. Вообще. Если же я провалюсь — он сам покарает, да так — никакое проклятие не сравнится.
— У меня тоже есть миссия.
— Но ты пришла ко мне. Зачем?
— Хотела посмотреть на наглеца, который убил моего сына.
— Мне покрутится? Со спины я тоже хорош.
— Обойдусь. Где его тело.
— Скормил ракам.
— Тварь! — дернулась она и удивительно быстрым движением метнула что-то в Беромира. А сама прыгнула в сторону и ушла перекатом за пределы навеса.
Ведун сумел сместиться подшагом с поворотом.
Раз.
И мимо его носа что-то свистнуло.
— Отравила хоть? — насмешливым тоном поинтересовался он, жестом останавливая учеников, которые уже бросились на нее с копьями.
Вилте промолчала, лишь достав нож откуда-то из складок одежды, и выставила его перед собой. Небольшой такой. С палец. Ничего крупнее она спрятать не могла, так, чтобы не отняли.
Беромир играючи выхватил здоровенный сакс, который висел у него на поясе. С рукояткой, утопленной в ножны. Из-за чего незнающий человек в этой конструкции нож вряд ли углядел бы, слишком большой по местным меркам. Вот и Вилте побледнела, чуть отшатнувшись. Но быстро взяла себя в руки.
— Нож — это достоинство мужчины. Ты, верно, пользуешься достоинством сына, который пришел убивать в ночи тех, кто предложил ему разделить хлеб?
— Врешь!
— Клянусь именем Перуна и Велеса, а также моей душой и всем, что ни есть. — максимально серьезно произнес ведун и поцеловал сакс, вполне подходящий на роль оружия.
Женщина нервно начала мотать головой.
Молча.
Словно не хотела это принимать.
А ее лицо перекосила гримаса боли и страданий. Душевных, судя по всему.
— О! Я понял, кого ты мне напоминаешь! — нарушил этот почти что истерику Беромир.
— Что? — не поняла она, так как, видимо, была погружена в бурный поток своих мыслей.
— Гляжу я на тебя, гляжу и не могу понять — где видел. А тут озарило. Слушай, а Декарт Каин где?
— Что?
— Это косплей или ты натурально жила в старом и новом Тристраме?
Она лишь поморщилась.
— Погоди. А ты камня душ уже касалась?
— Ты сейчас с кем разговариваешь?
— С тем, кто одет словно пришелец из другой земли или эпохи.
— А ты себя видел? Нашелся обвинитель!
— Что сказал товарищ Ленин, выступая с мавзолея на Красной площади? — медленно произнес Беромир по-русски, внимательно вглядываясь в нее.
Никакой реакции.
И снова молчит.
— Je nemange pas six jours, — стараясь повторить тон Кисы Воробьяниного, выдал Беромир.
Снова по нулям.
— Lingua latina non penis canina.
— Что ты несешь? — покачала она головой.
— Мне интересно, на что ты отреагируешь.
— Язык ромеев мне известен.
— А первые три?
— Ни слова не разобрала. Даже не понимаю, откуда и чья эта речь.
— Слушай, а ты Тираэля давно видела?
— Ты меня пытаешься на чем-то подловить? Я напала на тебя. А ты лясы точишь? Почему не убиваешь?
— Противник не всегда враг. Врагов нужно убивать. Противников — переманивать на свою сторону. И я
