Второй полёт Гагарина - Анатолий Евгеньевич Матвиенко
- Тебе тоже надо купить хотя бы пижаму, - ввернула Алла.
- …И на поесть, пока мы не в части. Тысячи три с половиной можно запросто откладывать ежемесячно. За четыре месяца, хорошо, за полгода, накопится на «Москвич-402».
- В новом жилье понадобится нормальный холодильник. Радиола тоже… Да, ты прав. Денег много.
- После окончания службы, а она короткая, коль год за два, военному гарантировано жильё где-то в центре страны, не в Оренбурге. Например – ближе к моему Гжатску, это Подмосковье. Вот ради него и терпят неудобства. Пойми, к обещанному коммунизму сознание не изменится. А созидательный труд на общественных средствах производства, но за материальное вознаграждение, делает социализм непреодолимым барьером на пути к прекрасной и, увы, неосуществимой мечте. Всё! Лейтенант Гагарин политинформацию закончил. Иди ко мне!
Алла упёрлась ладошкой.
- Погоди! Что ты имеешь в виду по поводу окончания службы?! Собираешься провести здесь больше десяти лет?
- Я же не сказал: мы настолько тут останемся. Успокойся. Пара лет, максимум два с половиной. Хрущёв реформирует армию, перемещений много, предложения поступают. Мне важно получить часы налёта, квалификацию и членский билет КПСС. Тогда откроется путь и дальше.
- Карьерист! Но жене карьериста жить проще, чем Павки Корчагина.
Я бы рассказал ей, как сотня лоботрясов несколько месяцев не могли сложить коротенькую узкоколейную ветку и обеспечить замерзающий Киев дровами там, где любой взвод железнодорожных войск справился бы за пару недель, а объяви дембельский аккорд – дней за десять. Причём Николай Островский не выдумал эту чушь, сам участвовал в событиях, описанных в опусе «Как закалялась сталь», и искренне считал их многомесячный саботаж комсомольским подвигом. Не стоит распинаться, любимая и так подозревает меня в диссидентстве.
Не обременённая ребёнком, она очень много уделяла мне времени, посещала наши баскетбольные и футбольные баталии, подбадривая со скамейки криками «давай», ходила на всякие общественные активности. Следующий допрос о благонадёжности состоялся после моей лекции о Циолковском.
Наступил май, сошёл снег, окна завешивались плотными как шинельное сукно шторами, потому что солнце, зимой столь дефицитное, не давало уснуть.
- Дорогой! Я, хоть не лётчик и не технарь, слушала с упоением. Да, но пока не заметила – глаза у тебя смеются. Ты ни на грош не веришь тобой же сказанному.
Именно поэтому побоялся ехать в Гжатск в ноябре пятьдесят седьмого в семью Гагариных. С расстояния вытянутой руки я – прежний Юрка, общительный, улыбчивый, энергичный, примерный, идеологически образцовый. Алла единственная узнала меня так, что ближе невозможно, и заподозрила подвох, даже не встречаясь с Гагариным-прежним. Его мама и папа наверняка сильно встревожатся, уловив разницу.
Не спалиться в этом мире возможно лишь, ни на миг не выпуская из виду: я – не настоящий Юрий Гагарин, а только подделка, какими-то высшими силами и без моего одобрения засунутая на место оригинала.
Но Алла – моя жена. Собственная, личная. Предшественник даже не был с ней знаком. С которой надо уметь объясняться и утолять её любопытство, иначе не отстанет.
- Эй, красноречивый! Или ты только при десятках слушателей умеешь говорить?
- При тебе – совсем иное. Какая ты у меня милая, красивая, единственная, замечательная…
- Что остановился? Продолжай.
- …Очаровательная, интеллигентная, с тонкой душевной организацией. И, прости за грубое слово, не побоюсь его… умная женщина.
Она аж взвыла.
- Вот! Всё испортил. А так хорошо начал. Но потом перевёл в шутку.
- Ты не понимаешь, у нас впереди – полярная ночь. Наверно даже две. Без шуток свихнёшься. Я тебя ободряю, милая, как могу.
- То есть должна быть благодарна…
Алла по обыкновению подпёрла голову ладошкой, воткнув локоток в подушку. Манера носить короткие волосы очень здорово подошла, когда наступило время носить форму. Не «солдат Джейн», та слишком декоративна, даже со шрамом на физиономии, но в целом стиль милитари моей подошёл на все сто. Супруга ушила китель и юбку, перетягивала ремень, подчёркивая тонкость талии, любая графиня, взращённая в тугом корсете, обзавидовалась бы. Нагрудные карманы несколько скрыли компактность сисечек. Пилотку носила не по уставу, а кокетливо сдвинув.
Недаром образ женщины в униформе волнует молодых мужчин, наполняя вожделением ещё до нырка под одеяло. Обнимать и целовать её было стократ приятнее, чем рассуждать о Циолковском. А уж как журналист космической специализации я в прошлой жизни был обязан знать о калужском прожектёре всё доступное, и приходилось тщательно фильтровать, что могло быть известно Гагарину, а что – лишь обладателям интернет-гаджетов полвека спустя.
- Женская благодарность – штука непредсказуемая. Я тебя люблю не в ожидании благодарности за любовь, а потому что ты – есть ты.
- Не поверишь! Мне очень приятно это слышать. Но как я могу доверять человеку, врущему про Циолковского?
Во как связала… Я и правда женился на чересчур умной, с широкими взглядами и свободными манерами. Но приземлённая домохозяйка вроде Таси меня бы моментально утомила и начала раздражать.
- Абыжаеш, да? Ничего я не врал. Только иначе расставил акценты и кое о чём умолчал.
- А до самоцензуры?
- Уфф… Тебе правда интересно?
- Интересно, что на самом деле думаешь ты.
- Тебе не в медчасть надо было идти, а особый отдел – вести дознание. Ладно. Циолковский – никакой не учёный, он только очень талантливый популяризатор науки. Многоступенчатые ракеты описаны задолго до него, правда, реализованы только сейчас, в пятидесятые годы. Расчёт, сколько ракете потребуется пороха, чтоб доставить человека на Луну, произвел российский военный инженер Засядько ещё в тридцатые годы прошлого века. Пусть неправильно посчитал, зато идею застолбил, у Циолковского с расчётами и формулами куда хуже. Так называемая формула Циолковского выведена лет за пятьдесят до его рождения. Но всё собрать воедино, распропагандировать – нужен талант. Именно Циолковский заразил весь СССР жаждой осваивать космос. Без его агитации наш спутник не полетел бы раньше американского.
- Ничего крамольного… -
